Легкие шаги
Шрифт:
– ...А звёзд не видно...
– пробормотал я. Есть в этом что-то... Если ты выходишь из дому и не можешь видеть звёзд, и так каждый день, и так год за годом... На что тебе смотреть тогда? А, Димка?
– У них дети даже не знают звёзд! Вообще!
– трагическим шепотом возопил пылюк, как будто прочитав мою мысль.
– Ну... допустим. А от меня вы чего хотите?
– Поговори с ними... С этими, из подземной темноты. Тебе со стороны, может, понятней будет - правильно то, что они говорят, или... Может, они только и хотят, что
Почему бы и нет? Если я намерен тут задержаться, разбираться с "этими, из темноты" всё равно придётся.
– И где это замечательное место для бесед?
Пылюк приподнялся на нижних лапках, раздувшись ещё сильнее - видно, почувствовав успех своей миссии, воспылал уважением к собственному дипломатическому таланту.
– Вас известят!
– пропыхтел он, чуть поклонившись. Я едва не засмеялся. Вдруг гость, уже двинувшийся к дыре в стене, повернулся и протянул мне что-то маленькое в лапке.
– Э?
– растерялся я.
– Хочешь конфектку?! Сливошная...
...Милый, милый пылюк! Он меня сразил!
Гость ушёл. Я остался сидеть у свежевырезанной двери в стене. За нею было темно, пахло пылью, штукатуркой, мышами и ещё какой-то пряностью... может, имбирь? Ход за стеною был, ясен пень, "наведённый" - потому что в Димкином доме стены совсем другие, никаких пространств для путешествий внутри этих стен и быть не могло - сплошной бетон, там и мышь не проберётся.
Если сейчас разбудить Димку - закроется этот ход или нет? И когда мы сумеем открыть его снова?
В конце концов, я страшный и ужасный Хозяин Древней Библиотеки, или кто? Имею я право похитить маленького мальчика из его уютной постельки?
– Только не просыпайся...
– прошептал я, заметив, как дрогнули Димкины ресницы. Кажется, он чуть улыбнулся во сне. Донести его до Двери оказалось легче, чем я думал, да и сама Дверь послушно раздалась в ширину и в высоту. Пяткой я нащупал ступеньку сразу за стеной. Лестница. Осталось только решить - идти вверх или вниз.
Ступенька подо мной настороженно скрипнула. Будто решала - кто мы такие, стоит нас вести или, для разнообразия, с грохотом и треском обвалиться...
Нет, она крепкая. Хорошая такая, старая лестница, сказал я ей. Хочешь конфектку?
Кушай сам, хихикнула лестница. И дверь за нами закрылась. А Димка проснулся и с любопытством оглядывался. Оказывается, тут было не так уж и темно.
Глава 5 . На дне
Представьте себе великанскую свалку. Палки, куски проволоки, пружины, ветки, какие-то жестянки, спутанные верёвки. И ещё много-много чего - а вы, размером с крошку-муравейчика, затерялись в середине этой кучи. Между завалами - довольно много пространства, воздуха, потому что хлам этот очень растопыренный. Свалке не видно границ, только сверху что-то вроде хлипкого дощатого потолка,
сквозь который сочится сумеречный свет. Внизу всё как будто мутное, может быть, от пыли и паутины, или дело в самом воздухе, заполненном особого рода туманом– некоторые вещи словно расплываются, повисая между настоящим и призрачным существованием.Лестницы везде. Не то чтобы их нарочно строили, иногда это именно лестницы, а чаще - они просто соглашаются "поиграть в лестницы" для нас. Будь это стена или балка - на ней обязательно окажутся ступени.
Таким было пространство за стенами. Или в стенах. Этого вам никто не скажет точно. Иногда дорога шла довольно свободно, а порой завалы теснились, мгла сгущалась, и мы упирались в преграду уже в виде натуральной стены - дощатой или каменной. Её можно было обойти, а можно притвориться, что уходишь, а потом вернуться - во второй раз стены, обычно, не оказывалось.
Если присмотреться и подумать, становилось ясно, что место это так перепутано вовсе не из-за того, что в него накидали всякий хлам. На самом деле, тут соединились, перепутавшись, разные времена, пространства... Они исказились в размерах и проросли друг в друга. Я не удивлюсь, если они ещё и сделались чуть-чуть живыми.
Где-то далеко, на самом краю различимости, копошились какие-то путники. Я показал на них Димке, и он схватил меня за рукав и хотел что-то сказать, а потом то ли забыл, то ли передумал. Путники ползли вверх по смятой соломинке и казались ожившими запятыми.
– Так книжка останется без запятых...
– пробормотал я.
– Они тащат какие-то мешки?
– Торбы...
Мы пробежали по редко уложенным доскам, на которых остались клочки сена. Внизу, в душной темноте, кто-то утробно дышал. Дальше лестницы не было - какие-то столбики с плашками, длинная, дрожащая доска, карниз с осыпающейся штукатуркой, обляпанные резко пахнущими кляксами насесты, разлохмаченные верёвки, рваные одеяла и размочаленные ватники лежали грудами, все с запахом прели, и что-то шебуршалось и сопело.
Мы спрыгнули в тёмный проём, на сенную труху, и тут она провалилась под Димкой, он ушёл вниз по грудь, я еле успел его ухватить за шиворот, мы пыхтели и возились, но труха ползла и ползла вниз, и всё-таки мы упали.
Неглубоко.
Я чихнул.
Димка высунул голову из трухи - на волосах шапочка из паутины.
– Тьфу! Бэ...
– Дай, я тебя распутаю...
Мне стало смешно.
Где-то над нами тихо журчала вода. Плеск затихал, удалялся, и, когда я поднял голову, совсем исчез.
За дощатой перегородкой утробно дышал большой и спокойный зверь.
Резко запахло навозом. Потом ветер дунул с другой стороны, повеяло горячими запахами земли, запахи будто ошалели - они менялись, как будто кто-то перебирал таблички с ними, пробуя и соображая, какую поставить на передний план. Пахло травяным соком, пахло клубникой, полынью и протухшей водой в канаве. Пахло жмыхом и куриным помётом. Пахло жареными сырниками и карасями. Пахло парным молоком и овечьей шерстью. И когда зацвела акация, и аромат её разбавили прозрачные прохладные сумерки, я вздрогнул и помотал головой.