Лестница из терновника. Трилогия

– И Соня ушёл?

– Соня ушёл, Когу сунулся - Эткуру в него нож швырнул, вот на столько над головой. Больше никто не рисковал, командир. Только Соня с этой отравой. Так что - Львёнок Льва жив, но не в своём уме.

– Ну, хорошо, - сказал Анну, вспомнив, как его определили в безумцы после первых живописных опытов.
– Я пойду сам посмотрю.

Хенту покачал головой, но спорить не посмел.

Анну прошёл помещение, которое северяне называли приёмной - там жили волки, валялись их шубы, оружие, конская сбруя, скатанный войлок - и там же пятеро растерянных и не знающих, за что хвататься, волков обсуждали происходящее вполголоса. Увидев Анну, они все инстинктивно дёрнулись к нему, как солдаты обычно поворачиваются к боевому командиру; Анну остановил их жестом.

– Если вы понадобитесь, я позову, - сказал он.
– Но мне кажется, что всё обойдётся. У Эткуру не первый трофей, в конце концов. Помните: Львята вам верят, а вы должны верить Львятам. А трофеев опасаться - смешно.

– Ведьма она языческая, а не трофей, - сказал Олу.
– Глаза бы не отвела. Наставник-то...

– Не хочу слышать о Наставнике!
– отрезал Анну.
– Вы слышали, что Эткуру сказал? Думаете, Львёнок понимает меньше, чем Наставник?

В приёмную всунулся бледный Когу, у него тряслись губы, тряслись подбородки - и Анну вдруг подумал, что Когу - просто мерзок. Физически. Неожиданное отвращение накатило так мощно, что рука сама потянулась к эфесу - Анну еле взял себя в руки.

– Чего тебе?
– спросил он, морщась.

– Бумаги-то - там, в комнате, - жалобно сказал Когу.
– Принеси сюда, Львёнок Львёнка, ради Творца-Отца, а?

Его пронзительный скрипучий голос резанул по ушам, как железо по стеклу.

– Да, - бросил Анну, чтобы только отделаться, оттолкнул с дороги непонятно откуда взявшегося Наставника и остановился перед закрытой дверью.

Если я открою дверь без предупреждения, он снова швырнёт нож, подумал Анну - и поскрёбся, как кот. И окликнул:

– Эткуру, это я, брат!

– Войди, - отозвались из-за двери.
– Только - один.

Анну вошёл, сам не зная, что ожидает увидеть, но почему-то волнуясь. Задвинул дверь за собой - и замер.

На постели Эткуру лежала юная женщина ослепительной красоты.

Её лицо, осунувшееся, в испарине, с громадными, влажно мерцающими очами, как показалось Анну, излучало тёплое сияние, искусанные губы припухли, выглядели сладко, как вишни, закрывшаяся царапина на щеке горела тёмными рубинами на бледной чистой коже, а короткие локоны цвета надраенной бронзы разметались по подушке. Тело невероятной красавицы скрывала шёлковая простыня, но грудь уже приподнимала её вполне заметно - и к груди, совершенной, как капля росы на листке, дива прижимала ладонь Эткуру, а на Анну лишь взмахнула ресницами и хрипло сказала:

– Понравилось смотреть, солнышко? Не боишься, что глаза выскочат?

Эткуру сидел на краю постели, отдав одну руку женщине, а второй держа эфес меча, лежащего на коленях. Его глаза тоже горели, как у настороженного хищника; Анну подумал, что именно сейчас Эткуру действительно, пожалуй, напоминает молодого льва - и впервые полностью соответствует собственному титулу.

– Видишь?
– сказал Эткуру так же хрипло, как его женщина.
– Видишь, как она меняется? Она же не как трофей, она как облако меняется - на глазах. Ты видишь, чем она становится?

Анну перевёл дух и покивал.

– И она мне принадлежит, - еле слышно сказал Эткуру таким тоном, будто сам в это до конца не верил.

Женщина погладила руку Эткуру - как прикасаются, разве что, к любимому ребёнку - и Эткуру с выражением кромешной душевной боли прошептал:

– Они же скажут, чтобы родовой знак наколоть! Чтобы бросить, уйти... Я же не могу её бросить, брат! Как же я её брошу? Это как свой боевой меч выбросить... И как наколку ей делать? На этом...

– и провёл кончиками пальцев по лбу женщины.

А красавица чуть улыбнулась и сказала, осветив Эткуру сиянием очей:

– Да не переживай так, Эткуру, что ты! Надо наколку - ну сделаем наколку с твоим гербом, когда я чуточку отойду, ерунда какая... Тебе нравятся девочки с наколками, жизнь моя?

Эткуру схватил её за руку и порывисто прижал к груди её ладонь:

– Вот, слышишь?!
– сказал он, глядя на Анну снизу вверх.
– Ты слышишь, как она... "жизнь моя"?! Она же - сама, понимаешь?! Она - всё сама! Видишь, она и клеймо бы... Её зовут Ви-Э, она - не рабыня. Ничего не боится, понимаешь?

– Северяне говорят - "подруга", - кивнул Анну.
– Ещё говорят - "жена".

– Я с места не сдвинусь, пока она не переломается, - истово сказал Эткуру.
– Хоть весь мир сгори или провались - я буду ждать, пока моя женщина поправится. И пусть они хоть кишками задавятся все.

Анну вздохнул.

– Прости, брат, - сказал он тихо.
– Хенту ведь привёз письмо от Льва Львов. Мы с тобой должны заключить с северянами мирный договор - хоть даже и поклясться Творцом - убить Элсу и срочно ехать домой. Такие дела.

– Ох... правда ли?

– Не вся, брат. Лев пишет Наставнику. Лев запретил ему нам говорить, что клятва - ложь. Лев хочет, чтобы мы убедили Барса. Хочет напасть исподтишка. А мой Хенту говорит, что в войсках болтают: Лев хочет сравнять Тай-Е с землёй. Тогда соседи раздерут Кши-На на куски - и у нас не будет соперника вдоль северных границ.

– Нет!
– выдохнул Эткуру.
– Я не хочу воевать с Кши-На! Вообще!

– Нас не спрашивают, брат. Мы вернёмся домой, а Лев скажет, что тебе не пристало сюсюкаться с рабыней - если вообще позволит тебе такую рабыню. Она же - гуо, брат. Ты ведь сам сказал, когда первый раз увидал тутошнюю женщину - гуо. Советники Льва скажут, что с неё надо содрать кожу и швырнуть в огонь, чтобы лишить силы колдовство - а тебе прикажут полгода поститься, чтобы прийти в себя.

Пока Анну говорил, лицо Эткуру менялось и менялось. К концу тирады на нём нарисовался детский беспомощный ужас.

Женщина, закусив губу, внимательно слушала - и страха её прямой взгляд по-прежнему не выражал.

– Анну, - сказал Эткуру тихо, - я не вернусь домой. Ни за что. Сейчас пойду к Барсу, скажу. Как я вернусь? Чтобы нас с ней - убили вдвоём?

Анну погасил в душе вспыхнувшее презрение, раздавив его усилием воли, как головню из костра.

– Ты, Львёнок Льва, верно, хочешь, чтобы тебя с ней сожгли живьём солдаты Льва Львов, когда они дойдут до Тай-Е?
– спросил он холодно.
– Как предателя, да?

– Анну, - сказал Эткуру умоляюще, - я не понимаю. Ты же сам говоришь - нас убьют там, а теперь сказал - что убьют и здесь... Я готов рубиться за неё с десятком - но с сотней мне не справиться... тем более - Лев Львов, мнение Прайда, Наставники... Ты знаешь, что делать - ты скажи?

Женщина прижала руку Эткуру к своим губам.

– Ты, солнышко, не кипятись. Мы сейчас спокойненько решим, - сказала она с еле заметной улыбкой, и Анну поразился её способности улыбаться, когда всё в ней идёт вразнос, а боль должна ломать кости.
– Брат у тебя, кажется, такой умный, что план придумал...