Лицо с обложки
Шрифт:
Она поцеловала Грушевского в жесткую, обветренную щеку.
Кровь прихлынула к его лицу. Он покраснел, как мальчик, прижал ладонь к щеке, повернулся навстречу ледяному ветру. Боялся, что сейчас заплачет. Взмолился всем существом, глядя в серое, промозглое небо: пусть больше никогда не увижу, только бы не успела! Только бы знать, что она здесь, рядом, в этом городе, ходит по одним с ним улицам, дышит одним воздухом. Пусть никогда не полюбит, пусть забудет, пусть возненавидит — только бы не уехала…
Почувствовала она что-то или случайно подумала о своем, но собиралась сесть в машину и раздумала.
— Отгадайте для меня одну загадку.
Сказала бы: прыгни с моста — не раздумывая прыгнул бы.
— Отгадаете? — Брови-чайки стремительно взметнулись ввысь. — Тогда едем. Разговор выйдет долгий, а в ногах правды нет.
Она привезла его в хороши знакомую квартиру на Ордынке, привела в свою комнату, усадила в кресло, сама по-турецки села на кровать и стала рассказывать. Разговор в самом деле вышел долгим, когда Грушевский уходил, на улице начало темнеть. Она рассказала без утайки, без женских недомолвок и обиняков, нелицеприятно — о себе, муже, его бывшей пассии и его шефе. Обо всех странных совпадениях. намеках, сказанных словах. И попросила разгадать: что значил этот странный любовный четырехугольник?
— Мне должно быть все равно, раз я уезжаю, но хочу разобраться, что со мной было? Если у Бориса с Верой продолжение романа — очень хорошо. Значит, я не разобью ему сердца своим предательством. Но… возникает масса всяких «но», тут и долги, и записка, и эти странные попытки сблизить меня с Робертом, и я не могу успокоиться, не разобравшись. Вы сделаете это для меня?
Грушевский ответил «да».
— Сколько я вам должна за услуги?
Он удержал ее руку:
— Можно наше кольцо?
Она протянула ему свои пальцы, украшенные перстнями.
— Выбирайте.
Саша снял с безымянного пальца тонкое недорогое колечко с самоцветами. Зоя улыбнулась:
— Это хорошее кольцо. Мне подарила его подруга, ювелирша Хелен. Это ее работа, — она сама надела кольцо на мизинец Грушевского. Заглянула в его глаза, усмехнулась: — Вот мы с вами и обручены. Тогда — вы мне, теперь — я вам…
Глава 9. ВТОРОЕ МАРТА
Предательство
Утром, едва выпроводив мужа на работу, Зоя приказала онемевшей от неожиданности домработнице собрать и упаковать ее одежду и вещи. Если не хватят чемоданов — отправить водителя в ГУМ, пусть купит новые, деньги она оставляет на столе. Картины в ее комнате тоже снять и упаковать. Мебель накрыть чехлами…
— Вы уезжаете? — пролепетала домработница.
— Если позвонит Борне Сергеич, не говорите ему об этом. Если он приедет, увидит и спросит, скажите — генеральная весенняя уборка, я приказала.
— Хорошо…
— Вернусь вечером, часов в семь.
— Что приготовить на ужин?
Зоя задумалась.
— А ничего не готовьте. Как справитесь с вещами, можете сразу ехать домой.
— Хорошо…
Зоя в последний раз оглядела свою спальню. Сколько надежд, сколько напрасных усилий… А, не впервой! Видно, так уж ей теперь и жить — цыганкой, перекати-полем…
Она сложила в саквояж личные ценности — украшения, деньги, документы, письма. Подержала в руках
конверт с компроматом, подумала: а с тобой что делать? Сжечь? Тогда где? Здесь, в квартире Бориса, камин газовый. хитроумный, она так и не научилась его зажигать. Значит у Германа…Зоя сунула конверт в саквояж, закрыла кодовый замок. Переоделась, привела в порядок голову, взглянула на часы… Позвонила из холла:
— Гера, это я. Сейчас приеду.
Он понял по голосу: что-то случилось. Заволновался: — Что?
— Ничего, но… — Зоя запнулась, решила: нет! О Саше, о там. что он все знает, Герману говорить нельзя. — Я соскучилась.
Она не видела лица Германа, ко почувствовала, как оно просияло.
— Оставлю у тебя кое-какие личные вещи, хорошо?
— Помочь перевезти?
— Спасибо, нет необходимости. А как с Дашей?
— Она сейчас в Москве, у матери. Нам никто не помешает. Приезжай, я тебя жду. Очень сильно.
Зоя улыбнулась. Да, наверное, Герман прав: и они предназначены друг другу.
С саквояжем в руках она спустилась в подземный гараж, села за руль своей машины, которой пользовалась редко. В Москве, оказывается, практичнее держать водителя и не думать о дороге.
Как только за хозяйкой захлопнулась дверь, домработница бросила обмахивать метелкой для пыли солидные чемоданы, извлеченные из недр чулана, и, не чуя под собой ног, бросилась на кухню. Плотно прикрыла дверь и достала из своей дешевой сумочки дорогой мобильный телефон. Аккуратно открыла его, опасаясь что-нибудь повредить. Сдвинула на кончик носа очки и, медленно тыкая одним пальнем в кнопки, набрала нужный номер. Захлебываясь, затараторила в трубку:
— Але? Вера Андреевна? Это я, да… Уезжает! Точно! Вещички велела собрать, а сама к хахалю своему помчалась. Сказала, в семь часов вернется. Нет, Борис Сергеич не знает, она потихоньку… Звонила своему, перед тем как уехать, договаривалась. Номер посмотреть? А как этим определителем-то пользоваться? Хорошо, говорите, постараюсь…
Выслушав ценные указания, доносчица оставила мобильный на кухонном столе, а сама вышла в холл, где стоял городской телефон. Потыкала пальцем в кнопки, проверяя, какой высветится номер, и вернулась на кухню.
— Диктую…
Поделившись информацией, домработница спрятала телефон в сумку, самодовольно улыбаясь, повернулась к двери и вскрикнула от неожиданности, увидев темную фигуру на пороге:
— Тьфу, напугал! Чего тебе?
Водитель покачал головой:
— Смотри, Нюрка, длинным язык укорачивают.
Оскорбленная доносчица завопила:
— Да не лезь не в свое дело, ты! Защитничек выискался! Много понимаешь!
Водитель только рукой на нее махнул и вернулся к телевизору. Позже он не раз вспомнит об этом странном звонке…
Чуть раньше, на Малой Бронной, в хорошо знакомой Зое квартире раздался другой звонок.
— Даша! — крикнула мать. — Это тебя, подойди.
У каждого человека в критический период жизни оказывается под рукой пара-тройка добрых знакомых, готовых безвозмездно поставлять информацию в обмен на интригующие подробности любовной драмы, которые касаются лишь двоих.
Звонившая Даше приятельница работала под одной крышей с Германом и поставляла бесценные сведения в режиме реального времени.