Лицо с обложки
Шрифт:
— Слушай, ты не писала в детстве сочинения на тему «Верю ли я в дружбу между мальчиком и девочкой»? — весело блеснув глазами, спросил он. — Не писала?
Зоя встала, чтобы уйти. С заботливым выражением лица Герман снял у нее с груди невидимую пушинку, а когда Зоя посмотрела вниз, неожиданно поймал ее за нос:
— Попалась!
Она пнула его носком лыжного ботинка. Герман ойкнул — больше и шутку, чем всерьез, и отпустил ее.
— Не дотрагивайся до меня! — прошипела она сквозь зубы. — Не звони, не подходи и не говори со мной, понял?
— Подожди! — Герман неожиданно крепко ухватил ее за руку
Вдруг резко дернул Зою за руку, и она, потеряв равновесие, шлепнулась ему на колени.
— Дурочка! — ласково сказал ей на ухо. — Не шевелись, руку сломаю.
— Пусти, мерзавец!
На них уже оборачивалась публика. Подошел охранник заведения, но Герман остановил его жестом:
— Все нормально, командир! Мы с дамой уже уходим освежиться.
Не особо церемонясь, он выволок Зою на свежий воздух.
Она с ужасом смотрела по сторонам: в этом клубе постоянно встречались общие знакомые! Вечером Борис все узнает…
— Значит, нам с тобой не о чех? разговаривать? — Герман припер ее к стенке в самом буквальном смысле слова.
Мимо проходили любители зимнего спорта в лыжных комбинезонах, с лыжами на плече. С любопытством поглядывали в их сторону. День, как назло, выдался самый лыжный — яркое солнце, весеннее небо в белесых прорехах облаков. И народу в клубе, как в альпийском Давосе.
Ну вот, пожалуйста, и первое знакомое лицо! Выворачивая шею на сто восемьдесят градусов, гадая — она это или не она? — шел с детьми к фуникулеру один тип из отдела Бориса, она помнила его еще по Парижу. Тип так засмотрелся в их сторону, что едва не угодил под фуникулер… Дети вовремя развернули папу лицом вперед.
— Герман, уйди! — умоляюще зашептала она. — Меня увидят знакомые…
— Плевать я на них хотел! И не делай со мной эту наглую морду. я отлично знаю, какая ты на самом деле. У нас больше общего, чем тебе кажется! Едем сейчас за твоими вещами. Собирайся и переезжай ко мне! Так больше продолжаться не может.
Герман встряхнул ее с силой, словно хотел вытрясти из нее душу. И как всегда, от страха и отчаяния, Зоя рассмеялась, тряхнула головой.
— Убери грабли, на мне яблоки не растут!
Герман опустил руки. Сказал;
— Вот такую тебя люблю. Хочешь, уедем? Навсегда, хоть в Акапулько. Что тебя здесь держит? Плюнь на них, мы нужны друг другу. Ну?
— Не нукай, не запряг!
Он схватил ее за плечи:
— Что тебя останавливает? Долли? К черту ее, ты сама ее ненавидишь. Твой сивый мерин Ардатов? Он не настолько уж богаче меня. Да в любом случае, тебе стоит только захотеть, и он…
Зою обожгла страшная догадка, она вцепилась в Германа:
— Оставь Бориса в покое, слышишь? Мне не нужны его деньги. Неужели не понимаешь, что между нами стоит? Нет? Не понимаешь? Ну как же, — хохотнула она, — ведь мы с тобой так похожи!
Гермам коротко бросил:
— Киндер?
— Да, да, да!
— Ты серьезно?
— Серьезно! Не знаю, как ты можешь есть, пить и спать с матерью ребенка, которого мы убили!..
— Цыц! Тихо…
Он зажал рот Зои рукой, потащил ее по ступенькам веранды за угол, на парковку, к своей машине.
Втолкнул ее в машину, захлопнул дверку,
сам сел за руль. Когда отъехали подальше, остановился в лесу, не глуша мотор.Зою как прорвало:
— Ребенок, Гера, ребенок! Я столько лет старалась все забыть, чуть с ума не сошла и сошла бы, если бы не заставила себя думать, что с ребенком все в порядке, что ты вернул его Даше… А он умер, умер, умер, и я не могу спокойно с этим жить! Пойми, я не такая, какой ты меня представляешь! Видишь, я сейчас не лгу, не кривляюсь, не играю… Я не виню тебя в его смерти, я себя виню, если бы не мой змеиный язык тогда, — все было бы по-другому! Но когда я тебя вижу… Прости, Гера, ко у меня перед глазами встает умерший ребенок. Мы не сможем жить вместе, мы друг друга возненавидим. Не живут сообщники под одной крышей, в одной постели, потому что знают, что сделали! И мы не сможем жить…
Он слушал ее, не перебивая. Зоя говорила долго. Говорила, пока запас слов не иссяк. В машине повисла тягостная тишина.
Герман молча смотрел перед собой. Вид у него был очень серьезный. Таким Зоя еще никогда его не видела.
— Хочешь знать, как я мог есть, пить и спать с его матерью? — повторил Герман ее собственные слова и усмехнулся без улыбки, одними губами, глядя себе под ноги. — Я знал, что ребенок жив-адоров.
Зоя не проронила ни звука. Она не могла до конца осознать, что именно только что услышала.
— Ребенок жив, — повторял Герман и впервые посмотрел ей в глаза.
Зоя молчала, сцепив руки на животе, куда провалилось, упало сердце.
— Я говорил, что знаю, кто убил твою сестру…
— При чем тут Зоя?
Все эти годы, вспоминая смерть сестры, она надеялась (глупая страусиха!), что убийство Зои не связано с похищением ребенка. Роковая случайность, Страшное стечение обстоятельств. Сестру ограбили, зная, что она копит на дорогу. Ведь денег она в комнате так и не нашла…
Но…
— Именно, при всем! — воскликнул Герман. — Хочешь знать правду? Хорошо, я расскажу тебе правду…
Зоя
…Он не успел понять, как это произошло. Раздался выстрел, девушка с каштановым каре взмахнула руками, как подстреленная птица, и рухнула лицом вниз.
Герман не собирался стрелять, тем более — убивать. «Плохо! Плохо вышло!» — мысленно повторял он, безвольно опустив руки, не в силах отвести взгляд от лица умирающей. Под ее левой лопаткой на халате расплывалось черное пятно. Ковровая дорожка набухла, пропитывалась кровью. Девушка умирала у него на глазах. Лицо ее покрывалось восковой желтизной, глаза стекленели, губы пытались что-то произнести.
Стук в дверь повторился, мужской голос из коридора крикнул:
— Зоя, ты дома?
Затем Герман услышал удаляющиеся шаги… И наступила тишина. Нет, тишина наступила только у него в голове, потому что в комнате продолжало громко играть радио: «Май дежавю… Май дежавю-у…» — завывали шведки из группы «Эйс-оф-Бэйс».
Герман посмотрел на пистолет, который сжимал в правой руке. От оружия сильно пахло стреляным порохом. Пистолет выстрелил сам, Герман не собирался стрелять. Зачем эта девушка так внезапно дернулась на стук, бросилась бежать к двери? У любого не выдержали бы нервы. Палец дрогнул на спусковом крючке.