Лицо с обложки

— Боря, в чем дело?

Сообщник отделался отговорками.

Глядя на него, Вера поняла: Борис обманул ее, и предал, как обманывал и предавал всех своих женщин, жен и любовниц. Осознавать это было горько. Особенно потому, что она этого от Бориса не ожидала.

— Послушай, милый, — сказала она, — неужели ты в самом деле веришь в моральную стойкость твоей шлюшки?

Борис благородно вступился за честь жены:

— Не говори о ней так!

Вера горько покачала головой:

— Боря, Боря, Боря, ты меня повеселил! Неужели в самом деле ты серьезно думаешь, что в лице этой особы столкнулся с высоком моралью и неколебимыми нравственными принципами? Ха-ха-ха! Прости, дорогой, что под удар попало твое драгоценное мужское самолюбие, но юные жены не путешествуют за границу в гордом одиночестве. Женщина может оказаться морально стойкой только в одном случае: если ее сердце уже занято другим. И вряд ли она до дрожи влюблена в тебя. Говоря откровенно, выбирая между тобой и Робертом, я бы предпочла Роберта. Он хотя бы мужчина и решает свои дела по-мужски, не взваливая на женские плечи. А ты — слизняк!

Эго был тот разговор, после которого друзья, расходятся заклятыми врагами.

Вернувшись домой и выкурив полпачки сигарет, Вера оценила свои плюсы и минусы. Сорвавшиеся с языка злые слова о любовнике Зои — выдумка, которой хотелось позлить Бориса и побольнее его ударить, — внезапно показались ей не такими уж далекими от истины.

А если у жены Бориса в самом деле завелся дружок?

Чем это может быть выгодно Вере в сложившейся ситуации? Она подумала и поняла: очень выгодно.

Если Борис думал, что она шутила, когда говорила, что будет выбирать между своей шкурой и его, то он крепко ошибся. Вера не шутила! В сложившейся ситуации, если Роберт начнет докапываться, кто его обворовал (а докапываться он обязательно станет, и в самом скором времени!), чтобы спасти себя, Вера может свалить вину только на одного человека — на Бориса. А для того чтобы он не ответил ударом на удар, Борису нужно связать руки… Как? Да просто. Так, как они и задумывали с самого начала, изобретая любовный треугольник «Борис — его жена — Роберт». Только теперь на месте Роберта со связанными руками будет стоять старый друг Боря… Прекрасно!

Когда Зоя погибнет, все подозрения упадут на ее мужа, и тут уж Борису будет не до того, чтобы махать кулаками после драки. Вера свалит на него все грехи и долги, а он будет только успевать уворачиваться от летящих камней.

Одним выстрелом — все мишени! Разделаться с ненавистном фифой, отомстить Борису за предательство, отвести от себя гнев Роберта… И даже больше! В случае, если Роберт проявит особое упрямство и не поверит, что Борис смог проделать все финансовые финты без ее ведома, Вера имеет чудный компроматик на шефа: а не ты ли, Роберт-джан, на почве ревности убрал жену своего друга, за которой безуспешно ухлестывал?

Одним махом — семерых побивахом…

Войдя в арку, Грушевский увидел черный джип «тойота-лендкрузер», припаркованный у служебного входа. Машины такого класса не часто посещали этот замусоренный двор на задах торгового центра. Покупатели обычно парковались у фасада. Бес тщеславия дунул в ухо: «А ты становишься популярным!» Грушевский отмахнулся от этой мысли. Просто сезон слежки за неверными особями можно считать открытым. Первая примета надвигающейся весны! С другими приметами пока жидковато: ветрено, зябко, колючий снег подметает отшлифованный лед.

Действительно, в кабинете его дожидалась молодая женщина, одетая дорого, но небрежно.

— Александр? — уточнила она, оборачиваясь к хозяину кабинета.

— Да, это я.

Женщина сняла дымчатые очки.

— Мне посоветовала вас подруга.

Все так обычно начинают. Засим последует песня акына о несчастной любви… Грушевский наелся их до оскомины. А затем, блеснув глазками, это ангельское создание нежным голоском потребует переломать ноги той суке, к которой ускакал ее зайчик…

— Мне нужна помощь в семейном вопросе, — теребя перчатки, сказала женщина. — Мне кажется… У меня возникло такое ощущение… Я подозреваю… что у моего мужа на стороне появилась женщина. Я хочу убедиться.

Грушевский кивнул — понимаю. Не спеша разложил перед собой ежедневник, ручку. Отодвинул на край стола элегантную дамскую сумочку, нагло вторгшуюся на его территорию.

У него была профессиональная память на лица. Эту женщину он определенно видел раньше.

— Вы уверены, что вам это нужно? — спросил Грушевский, потому что всегда задавал этот вопрос. — В семейной жизни иногда лучше ничего не знать, чем любой ценой устанавливать истину.

(Чья бы корова мычала!)

Женщина нахмурилась. Лицо ее стало жестким. Ответила с вызовом:

— Да, уверена!

Грушевский вспомнил, кто она: дочь Ардатова! Он никогда не брался за дела людей, лично ему знакомых. Германа он знал и поэтому сразу отказался. Но женщина неожиданно расплакалась навзрыд:

— Пожалуйста! Поверьте, мне больше некуда идти. Я в отчаянии…

Этот монолог он тоже мною раз слышал… Нo в конце концов согласился. Уходя, дочь Ардатова задержалась возле зеркала, приводя в порядок заплаканное лицо. Полюбопытствовала:

— Давно занимаетесь частным сыском?

— А я им вообще не занимаюсь, — ответил он и в ответ на недоуменный взгляд пояснил: — Это мое хобби. В свободное от работы время.

За полгода «частного сыска», как выразилась дочь Бориса через этот убогий офис прошагал полк обманутых жен и любовниц. Стоило однажды случайно облагодетельствовать одну даму, как вереницей за ней потянулись другие… Работало «сарафанное радио». Но первая клиентка запомнились надолго.

Она появилась в шубе из щипаной норки и, излагая суть подозрений, металась по кабинету, напоминая хищного зверька. Грушевский никогда не спрашивал их имен и эту про себя назвал Норка. Заполучив вожделенный «компромат», Норка неожиданно утихомирилась. Отвернувшись к окну, рассматривала фотографии мужа с застывшей на лице презрительной гримасой. Затем чуть дрогнувшей рукой сунула снимки в конверт, посмотрела в окно, сказала хрипло — не Грушевскому, другому: «Мерзавец!» Решительно сбросила с плеч шубу, обвила опешившего детектива за шею и, призывно глядя в глаза, прошептала:

— Здесь? Или поедем ко мне?

Едва отбился.

Такие сцены не часто, но повторялись и, что отрицать, льстили его мужскому самолюбию. Но Саша вовремя вспоминал байку про багдадского золотаря…

Герман

Только женщина способна понять, как исподволь из рабыни можно превратиться в хозяйку положения! Общая тайна сковала их крепче, чем наручники. Лондон поменял их ролями. В Лондоне, поостыв и разумно все взвесив, Зоя поняла, что Герману тоже есть что терять и она ничем не рискует: Герман будет молчать о ее прошлом, потому что оно — и его прошлое тоже.

В Москву она возвращалась с твердым намерением не продолжать завязавшиеся в Лондоне отношения. Сидеть на двух стульях — не самая удобная позиции… То, что произошло между ними, лишь плата по старым счетам. Но Герман не оставлял ее в покое, требовал встреч, обольщал, упрашивал…

В чувстве власти над сильным, самоуверенным и жестоким человеком был свой соблазнительный вкус. Словно она приручила льва! А какое облегчение быть с кем-то самой собой, не лгать, не играть роль, насколько это возможно, потому что насовсем избавиться от образа Зои Гедройц ей уже нельзя. Маска приросла с мясом, не оторвать.

Зоя не отвечала на звонки Германа, избегала встреч, но кто ждет — тот всегда найдет, и однажды он настиг ее в спортивном клубе. Зоя только что прокатилась по трассе на горных лыжах и теперь отдыхала в баре. Герман вошел, равнодушно щурясь на окружающих — с таким выражением голодный лев смотрит в сторону стада антилоп. Он сел, развалясь, на диван напротив. Нетерпеливо позвенел черенком виден по пустому бокалу. Кивнул Зое:

— Ну чего? — словно это она, а не он добивался встречи.

Старательно выдерживая ледяной тон, она произнесла заранее приготовленную речь в смысле «давай останемся друзьями». Герман слушал, кривил губы в усмешке, поглядывал на нее исподлобья с таким видом, словно у нее сидел паук на голове, а она об этом и не догадывалась.