Лифт Me Up

– Какие мы злые, - обратился он ко мне, как к маленькой девочке, почти сюсюкал и, если бы я не заняла его клешни, то еще и за щечку потрепал. Злопакостный лоб здоровый! – А ведь злиться опять должен я. Что это за скандальная история о наших приключениях в лифте? Тебе не кажется, что это несоразмерная месть за какой-то жалкий кусочек ткани?

– Какой-то кусочек? – возмущенно переспросила я. Гулкое эхо донесло мое возмущение до родного пятого этажа как минимум. – Это шелк, олух! Знаешь, насколько тяжело найти шелковое белье, да еще и с моим привередливым вкусом? – я продолжила, убавив громкости. Разговор на повышенных тонах о нижнем белье привлечет ненужное внимание соседей к моей личной жизни. Они и так долго шумели вокруг судебного разбирательства с «The Nation». Так, сердобольные, интересовались, удачно ли проходят заседания.

– Привередливым? – Алекс умирал со смеху. – В детском отделе смотреть не пробовала?

– Нарываешься на грубость, звезда желтой хроники? Ты даже не представляешь, сколько у меня возможностей превратить твою жизнь в ад. И блог в «Socialize!» – не самая страшная мера, - сообщила я, зловеще близко приближаясь к оскорбителю изысканного вкуса. Алекс наклонился ко мне, чтобы сорвать поцелуй, но получил укус в нижнюю губу и пинок под зад в лифт.

– Ты жестокая женщина, Энджела Кармайкл, - наконец-то мой дорогой лифтовый друг признал очевидное. – И это сносит крышу. – Ну вот, начали за здравие, в смысле, с признания авторитетов, а закончили, как всегда. Он поставил продуктовые пакеты на пол лифта, притянул меня к себе за широкий лаковый пояс, начал расстегивать блузу и мять мою любимую накрахмаленную юбку-колокол. За что и получил по рукам. А потом обижено посмотрел на меня, пытаясь воззвать к временно недоступной совести.

– Нет, дорогой мой, только не в лифте моего дома. Как мне потом соседям и консьержу в глаза смотреть? Особенно консьержу, которому ты собирался устроить трансляцию взрослого канала посреди бела дня.

– Хочешь сказать, что сегодня я добровольно в скауты записался? Бескорыстная помощь женщине в беде? Алекс Капранос стал хорошим примерным гражданином. Куда катится этот мир?

– У меня есть несколько теорий на этот счет, но ни одна из них не зиждется на твоих добрых поступках. Может, зайдешь ко мне, скаут дня?

Он послушно, как наказанный шкодный сынуля, поплелся за мной, прихватив все тяжести. Где-то в параллельной вселенной Энджела Кармайкл расплакалась от умиления. В этой вселенной я зашла в квартиру и скрылась в спальне, дабы одомашниться. Гости, а тем более такие, как мой, не в состоянии помешать мне снять рабочую одежду и натянуть халат.

Алекс тем временем с высшего разрешения изучил мой бар и налил нам чего-то на свое усмотрение. Надеюсь, что не водки, которую я пью исключительно с вермутом. Когда я вернулась, на столе уже красовались под завязку полные бокалы калифорнийского. Интересно, он всегда так щедр с чужими алкоголями или только тогда, когда имеет коварные планы на их хозяйку.

– Да ты просто создана пробуждать первобытные желания. Или специально для меня так старалась? – он улыбнулся, поглаживая место возле себя. Какой благовоспитанный способ предложить даме присесть. А комплимент так вообще крышесносный. Алекс, готовь кольца, я влюбилась.

– А ты прирожденный Казанова и Ловелас. Специальное предложение: два по цене одного, - съехидничала я и села на предложенный мне плацдарм, демонстративно поправляя полы атласного халата в ориентальном стиле.

Он по-домашнему раскинулся на диване, я не отстала от него и подала заразительный пример, выложить ноги на журналы с нижней полки столика. Капраносу доставило садистское удовольствие вытереть ноги об журнал, который так бессовестно проявил интерес к его личной жизни.

– Ну что, гейша, будешь развлекать меня светской болтовней или будем выпивать молча, как заправские алкоголики?

– Наглец эдакий! Развлекать тебя светской болтовней? Ничего себе запросы. Пей молча и радуйся, что я тебя случайно из вредности вином не облила.

– Помнится, это ты мне выставляла претензии о субъективности суждений о твоей командирской особе. Говорила, что я ничего не знаю о тебе, значит, и делать выводы, претендующие на правдивость, не могу. Вот и расскажи о своем прошлом. Как докатилась до работы светским хроникером?

– Алекс, это так мило, - сказала я, специально растягивая слова в духе гламурных тусовщиц. Его начал пробивать нервный тик. Похоже, он слышит такую речь значительно чаще, чем это может выдержать его хилый шотландский организм. – Так редко встретишь парня, которого интересует не только секс, а и богатый внутренний мир девушки.

Он толкнул меня в бок, чтобы я прекращала корчить из себя породистую блондинку. Неожиданная атака чуть не выбила у меня из рук вино, но Алекс быстро среагировал и придержал бокал. Всего несколько капель пролилось мне на руку, но он и с этим быстро справился, поцеловав палец за пальцем.

– Значит, хочешь услышать историю падения Энджелы Кармайкл до Эндж Кар?

– Ты ставишь меня перед нелегким выбором, женщина, - выдохнул он, отрываясь от моей руки. – Секс или скандальная история личной жизни в отместку за все твои публичные издевательства…

– В размере две штуки, - напомнила я.

– Ладно, мисс Кармайкл, я весь внимание. Не может же история твоей жизни занять целый вечер. А если и так, то у нас целая ночь впереди.

– Мой рассказ о том, что иногда принципы и справедливость, а также карьерное рвение наказуемы, причем с особой жестокостью. Когда-то я была самой молодой сотрудницей «The Nation», - начала я рассказ полный личной драмы и разочарований. – Очень скоро мне стали поручать серьезные материалы. Благодаря годам изучения политологии и неплохой подкованности вообще, я смогла вырвать себе место под солнцем. Политики любили поболтать с милой девчушкой, а потом удивлялись, сколько всего разболтали. – Я рассказала ему, как достигла пика карьеры – занималась журналистскими расследованиями и совала свой не в меру острый носик, куда люди в здравом уме и не сунулись бы. – И вот в один не больно прекрасный день (но тогда, разумеется, я об этом не знала) я словила след одной махинации с экологическим душком. Кое-кто выдал красивое экспертное заключение на застройку пустыря, территории бывшего завода, на застройку жилыми домами. Конечно, я не могла не влезть в дело, которое в будущем грозило кучей неприятных болезней и летальных исходов жильцам дома. Меня поддержал оппонент чиновника, затеявшего махинацию, но потом они договорились, и из игры выкинули уже меня. Я и команда молодых экологов до последнего защищали в суде настоящий отчет о положении дел, некоторое время нам даже помогал журнал, но потом решил договориться с противниками, ибо сила была не на нашей стороне. Так я стала легендой среди журналистов, но поплатилась местом и возможностью работать в любом из серьезных изданий Америки. Друг едва помог мне найти работу в глянцевом журнале. В этом месте должны течь слезы горя от того, что я загубила карьеру, не переступив через принципы, и умиления от того, какая я хорошая.

– Извини, - сказал он. Даже мое ироничное замечание не смогло смягчить паскудности дел всего рассказа. Похоже, он был не особо рад, что полюбопытствовал о моих злоключениях.

– За что? Не ты же лишил меня перспективного будущего и послал коту под хвост все мое образование. Сама виновата.

– Но я же говорил тебе, что у тебя нет ни принципов, ни совести. Оскорбил почем зря. Это было действительно жестоко.

Я вспомнила неприятный момент в лифте. И надо было вспомнить об этом сейчас? Закусила губу, чтобы не разрыдаться на ровном месте, и потянулась к бутылке. Неловкий момент, который надо пережить. И понесло меня вообще на откровения? Надо было позволить всему идти своим чередом. Начинал же он целовать мою руку, вот и продолжили бы наш лифтовый секс без обязательств. Плохо, плохо вплетать в такие отношения что-то личное.

– Ну же, Энджела, посмотри на меня. – Он схватил меня за руку и вернул на диван. Я посмотрела, в глазах уже предательски блестели слезы. Зачем? Извинения, утешения, участие. – Я же сказал «извини». Извини, что напомнил. Я не имел права. – Ты не имел права проявлять сочувствие. Оскорблять – пожалуйста, но жалеть. Черт, что же это такое?

Он обнял меня, я уткнулась лицом ему в грудь, не желая совершать ни зрительных, ни вербальных контактов. Алекс не настаивал ни на разговоре, ни на гляделках. Просто рассказывал мне о своих злоключениях в первые дни в высшем свете Нового Йорка.

– Так каким же ветром тебя занесло в Нью-Йорк, да еще и в тусовку, которая сверкает бриллиантами? – с той самой радиопередачи меня интересовал вопрос скитаний Алекса Капраноса. Раз сегодня вечер лирических признаний, то почему бы не выслушать его.

– Моя история не стоит внимания, поверь. После твоей борьбы за справедливость я буду выглядеть жалко.

«Ну и фиг с тобой», - решила я, обняла его, потерлась щекой о его скулу и поцеловала. Он ответил, но мягко, без обычного лифтового запала. Отстранился и погладил мои волосы.