Лиса в курятнике
Шрифт:
– Неправда!
– Больное. Я целитель, я вижу. И нервы шалят. Будь вы дамой, я бы рекомендовал вам покой и нюхательные соли. И еще капли есть презамечательные...
– Соли не хочу.
– Значит, на капли согласны? Чудесно... не знаю, чем вы занимаетесь, но поверьте, от вашего спокойствия зависит ваше выздоровление.
Мазь воняла.
Манипуляции целителя заставляли морщиться и отворачиваться - гляделось со стороны жутко, особенно, когда тонкий палец нырнул в черную глазницу - а дело вызывало вопросы. Главный, зачем? То есть, не лечить, Стрежницкий, пусть и с порченною
...болвана уложили тут же, на столе, сдвинув в сторону немытую - лакеи, похоже, вовсе страх потеряли - посуду. И Димитрий присел рядом.
Как есть болван.
Но хороший, такие не в каждой лавке встретишь. Надо будет поинтересоваться у Ламановой, не исчезло ли чего из ее хозяйства. Она, помнится, себе особых болванов заказывала, чтоб человеческих очертаний были, мол, на таких видно, как наряды сидят. И поговаривали, будто деланы ее болваны отнюдь не по вымышленным меркам.
Нынешний... Димитрий поднял руку.
Опустил.
– Ваше отравление лишь спровоцировало кризис, который назревал давно. Вы были поразительно беспечны...
Рука держалась.
И главное, даже пальчики сделали такие, которые шевелятся.
Перчатки надели, пусть и ношеные, но из кожи отменного качества. Надо будет поискать, чьи... а вот одежа явно свежая. И мылом дегтярным пахнет.
Димитрий понюхал, убеждаясь, что не ошибся. Как есть пахнет... и шита... перешита. Вон, штаны в поясе черной ниткой прихвачены, чтоб не свалились, а рубаха к ним и вовсе пришита, чтоб не выбилась. Вот ленточка на шее повязана с любовью.
– И если не сейчас, то в ближайшем времени ваше тело отплатило бы вам за подобную беспечность.
– Я понял, - буркнул Стрежницкий.
– Сидите смирно. Ничего вы не поняли. Думаете, я тут только говорить горазд? А я на своем веку навидался... живет вот такой, как вы, живет, горя не знает... а после раз, и остановилось сердечко. Или сосудик в голове лопнул. И бывает, что покойником сделался, а бывает, что вроде и живой, и дышит, да только ни пальчиком пошевелить не способный, ни слова сказать, чтобы внятно. Хотите так?
– Нет.
– Вот и правильно, а потому... капли пейте и я за вами самолично прослежу, раз уж вы князю так дороги. Посидите еще с четверть часа, а после - в постель... и приставлю к вам ученичка своего, пусть приглянет...
– Не надо!
– Надо!
А лицо восковое, и леплено весьма мастерски. Ишь ты, будто портрет настоящий... помнится, обращались как-то с просьбою изготовить членов императорского семейства в восковых фигурах, дабы любой подданный мог лицезреть...
Тому затейнику отказали.
Подданные пусть статуи лицезрят или портреты, которые в каждом присутственном месте положены. А восковые фигуры - сие баловство и едва ли не крамола.
– Это Марена, - сказал Стрежницкий, когда за целителем закрылась дверь. Он воровато огляделся и потрогал-таки глаз.
– По рукам дать?
– Димитрий отступил от болвана. Издали девица казалась донельзя натуральной, разве что бледноватой слегка.
– Не надо...
– Рассказывай.
– Да рассказывать нечего особо, - он поморщился и грудь потер, жалуясь.
– Вот жил... все нормально было, ничего
– Не ной.
– Я не ною... я ж тогда... ну, после того, как меня подстрелили и закопали, злым стал. Выбрался. Отрядец сколотил. Начал охотится. Сперва просто так, чтобы за батьку отомстить. Ну и матушка у меня там жила, хотелось, чтобы спокойно, чтобы не добралась до нее никакая мразь. Сам понимаешь, кому война, а кому мать родна... потом уж ко мне шли... под руку мою и вообще... слушок пронесся, что бунтовщиков прижали. Про императора, который вернулся и все такое... тогда уж и на меня вышли. Предложили, или присягаю и служу, или буду дальше смутьяном. Я ж не смутьян. Я даже обрадовался. Выходит, что я не просто так лютовал, а во имя идеи.
Кривоватая усмешка его была уродлива, как и он сам. Лицо, рассеченное, перекошенное, с черным пятном выбитого глаза прежним не станет.
– Тогда-то нам и сказали, куда выдвигаться и чего делать. В общем-то ничего нового. Охотились. Вырезали патрули бунтовщиков, когда и целые отряды. Шли лесами. Грабили обозы. Устраивали налеты, когда было куда... кого вешали, кого топили. Рутина.
Стрежницкий прикрыл глаза. Из-под века поползла желтая ниточка то ли гноя, то ли зелья целительского. А и вправду, ему бы покоя, но нет... молодым гляделся, спроси - никто и не даст больше тридцати лет, как и прочим, кого той войной опалило.
– Я уже и сказать не могу, как и когда она к нам прибилась. То ли подобрал кто, то ли сама пришла. Она была... своя? Пожалуй, что... никому и в голову не пришло проверять. Появилась и появилась... Лисица... это она так себя назвала.
Лиса.
Лисавета.
Рыжая с любопытным носом, которая сидит, но усидит ли? И надобно послать кого, чтобы приглядел. А еще... императрица не откажет, и лучше, если сие от нее будет исходить.
Нельзя оставлять конкурсанток без присмотра.
– Знаешь... я тогда влюбился. То есть, до войны еще я вроде бы как в дочку соседа нашего влюбленный был. И даже дважды потанцевать успел с нею... их поместье сожгли, а ее... мне было за кого мстить.
...пусть подготовят фрейлинские покои, которые старые и закрытые. Ничего, что там обои слегка повыцвели, переживут. Главное, что жить девицам придется вместе, будут приглядывать друг за другом.
– И я замерз будто... едешь куда-то... бьешься... когда бьешься - еще живой, а после опять все одно. Что ешь? Где спишь? С кем ты и вообще... она сама ко мне пришла. И заговорила. Про звезды стала рассказывать, про отца. У них в поместье эта... обсерватория была.
Надо же.
А вот это любопытно. Не самое простое увлечение, если подумать.
– Она все созвездия знала. Меня учила. Мы... не подумай, что сразу спать стали. Я бы вообще, наверное, не решился, когда б сама не пришла. А потом еще сказала, что на войне все иначе. Ее правда. Я вдруг ожил и понял, насколько зазря тратил время... влюбился, да... по-настоящему. А может, просто иначе?
...и приставить нянек из числа матушкиных доверенных.
Только тоже повод нужен, а то подымут вой о недоверии... и с самого начала надобно было. Так нет, решили скандалов избежать.