Лиса в курятнике
Шрифт:
В конце концов, никто не говорил, что по дворцу нельзя гулять.
А раз не говорили, что нельзя, то выходит, можно.
В коридоре было пусто.
И в следующем. И... кажется, Лизавета несколько заблудилась. И главное, что спросить-то не у кого, дворец будто вымер, впору на помощь звать...
Она огляделась.
Красная ковровая дорожка. Стены мраморные. Потолок, расписанный полуголыми нимфами, и огромные хрустальные люстры. Свалится этакая, так и раздавит. Почему-то мысль эта Лизавете категорически не понравилась. И вообще во дворце она ощущала себя на редкость неуютно.
А
И Лизавета бодро зашагала по ковровой дорожке, правда старалась держаться стеночки, ибо мысль о том, хорошо ли закреплены люстры, не отпускала категорически.
Коридор привел в залу.
А та - в очередной коридор, опять же с люстрами, причем тут они мало того, что висели на редкость густенько, так еще и были широки, едва не цепляясь коваными рожками друг за дружку и за стены. Лизаветины шаги разносились по коридору... но никто не выходил.
Этак... этак можно труп протащить, его и не заметят.
То, что мысль подобная пришла не только в Лизаветину светлую голову, она поняла позже, когда вдруг споткнулась о... сперва она приняла это за груду тряпья, потому как несмотря на обилие люстр было в коридоре темновато.
После сообразила, что груде такой посреди дворцового коридора делать точно нечего.
А там уж... туфелька, лежащая в стороночке. Руки раскинутые. Волосы... белое лицо, раззявленный перекривленный рот.
Лизавета зажала собственный, чтобы не заорать.
Нет, ей случалось мертвецов видеть, и в университете, на целительской кафедре, и позже, когда она по делам своим заглядывала в мертвецкие... но там... там было иначе.
И трупы выглядели не страшно. Они и на людей не особо походили, так, будто куклы восковые, исполеные с великим искусством, но все равно куклы...
Лизавета попятилась и вновь едва не споткнулась, на сей раз о туфлю.
Прижалась к стеночке, велев себе успокоиться. Хороша она... этак и вправду окажется, что место Лизаветино не в газетчиках, а среди нынешних...
...из нынешних, точно.
Она видела эту девицу за обедом. Имени, конечно, не знала, но... та сидела ближе к помосту, и значит, звание имела...
Лизавета вдохнула.
Выдохнула.
Прислушалась. Хороша она будет, если кто-то застанет над телом. После поди, докажи, что не она девицу... а ведь кто-то же... вон, чулочек сетчатый вокруг горла бантом завязан, а в волосах будто перья птичьи... или не птичьи?
И не перья.
Лизавета сделала шажок.
Она только посмотрит, одним глазочком... точно, не перья. Это лепестки розы. Она один подняла, понюхала. Еще пахнут, и главное, не побурели, не помягчели... и выходит, сорвали их не так, чтобы давно. А девица? Может...
Лизавета заставила себя пересилить страх. Она подходила к лежащей бочком, прекрасно понимая, что весьма маловероятно, что девица жива, но вдруг... и вообще, хотя бы понять, как давно она... как давно ее...
...тело было холодным.
То есть, не совсем, чтобы как лед, но определенно холоднее, чем нормальный, сиречь, живой человек. И сердце молчало. И... Лизавета склонилась над умершей, пытаясь расслышать дыхание, однако вместо его услышала звук шагов.
Таких быстрых.
Решительных.
Она
вскочила и бросилась прочь. Кто бы ни шел... не надо, чтобы Лизавету видели здесь.Она добежала до двери.
За дверь.
И за вторую. И лишь тогда, прислонившись к ней, задышала, пытаясь успокоиться. Сердце билось так, что, казалось, того и гляди из груди выскочит.
– А что вы тут делаете?
– поинтересовались у нее на редкость нелюбопытным тоном, будто говорившему на самом деле было глубоко все равно, что делает эта странноватая растрепанная девица в месте, в котором подобным особам находиться не положено.
– Прячусь, - честно сказала Лизавета.
И огляделась.
И матюкнулась. Мысленно, конечно, ибо благовоспитанные девицы матеряться исключительно в мыслях, ну или в местах совершенно безлюдных. А комнату таковой назвать было сложно.
Комнаты.
Она узнала их... помнится, в позапрошлом году столичный модный журнал делал большую серию статей о дворцовых интерьерах, в том числе и о апартаментах наследника престола. Да и хозяина их, пусть несколько лишенного того портретного лоска, который должен был внушить подданным почтение, опознала. Запоздало ойкнула. Присела, неловко оттопырив зад, - узкое платье вдруг стало на редкость неудобно, а колени и вовсе застыли, будто деревянные.
– П-простите...
– От кого?
– наследник престола, который занимался делом совершенно непотребным - тятенька точно не одобрил бы - подремывал в креслице с газеткой, поднялся.
– Н-не знаю.
– А тогда зачем прячетесь?
Лизавета смотрела на этого мужчину, который... который был всеобъемлющ... мамочки родные, чем же его кормили-то? И ладно бы он ввысь вырос... ввысь еще ладно, высокие мужчины встречаются, так он же ж во все стороны.
И бархатный костюмчик, казалось, то ли изначально был тесен, то ли стал таковым вдруг, но самым подлым образом собрался на бочках валиками, вытянулся на животе и даже швы показал.
– Просто... испугалась...
Лизавета задрала голову.
Было в великом князе росту... вот как с полторы Лизаветы. Она ему и до плеча-то не достанет. А если вширь мерить, то и четыре влезут... или пять... и главное, на портретах-то он, в мантии и при малой короне гляделся внушительно.
А тут...
Страшно?
Нет, страха не было. Просто... просто не верилось и все тут... у наследников престола не может быть круглых, что блин, лиц. И носов таких вот, приплюснутых. И губ вывернутых... а глаза хорошие, синие...
– Бывает, - согласился он, головой покачав.
– Я вот тоже иногда боюсь.
– Чего?
– Всего, - он махнул рученькой.
– Жизнь... она такая... идешь бывало, а сзади кто пальнет... я как-то прям подскочил, маменьке на мантию наступил. Ох и ругалась она... а я ж не виноватый. Я по-настоящему испугался...
Он всерьез это?
И главное, лицо-то открытое, взгляд синих очей ясный.
Нет, быть того не может, чтобы наследник престола... шутит, ясное дело.
– Или вот начнутся под новый год петардами пулять. Крепко не люблю... салютов тоже... особенно, когда пушки. Вообще глохну, - он потрогал ухо.
– Одного разу вовсе решил, что отвалилось...