Лиса в курятнике

...а ему и вправду дурно.

Вот ведь... про то, что у старика Таровицкого с сердцем худо, Димитрий знал, как и то, что старик оный давно уж удалился в семейное имение, которое, если и покидал, то ненадолго и недалече. А выходит, не он один с сердцем мается.

Надо будет намекнуть целителям, пускай глянут.

– Присядь... пойдем... тут недалеко... вот сюда. Матушке отпишусь, пусть приедет и на тебя наругается... затеял игры, - княжна Таровицкая ворчала, но незло, напротив, в словах ее виделось искреннее беспокойство за батюшку.
– Не так ты и молод...

– И не стар.

Не стар, Димитрий согласился. Еще как не стар... сколько ему? Пять десятков разменял... разве ж для мага возраст? А выглядит - в гроб краше кладут. И главное, сел-то прямо на пол, не чинясь, благо, коридорчик этот пустоват, если не сказать - заброшен. Ведет он к бельевым, а в них князьям делать нечего.

– Так покажись ей, - княжна топнула ножкой.
– Ты же сам себя мучишь...

– Иди...

– Не пойду.

– Выпорю.

– Ах, папенька, поздно уже... на вот, выпей... и я с тобой побуду. Не спорь. Чего мне тут еще делать? В саду гулять?

– А хоть бы и в саду...

– Я его уже весь обгуляла... сил нет... с этими курицами... сядут и только обсуждают, кто на кого посмотрел, с кем можно водиться, а кого игнорировать надо... кто игрок, кто младший сын. Противно.

– И что, никто не глянулся?
– с насмешкой поинтересовался князь. Почудилось, что рад он был сменить пренеудобную тему.

– Да на кого тут глядеть! Подошел один... мол, ваши губы, как розы... щеки мимозы, - передразнила Солнцелика неизвестного кавалера.
– Дайте ручку, пройдемся до кустов.

– До каких кустов?
– а вот теперь Дубыня помрачнел, и Димитрий от души посочувствовал тому бестолковому кавалеру, которому вздумалось досаждать Таровицкой излишним вниманием. Впрочем, княжна отмахнулась и сказала:

– Это я так, для примеру... хотя у них всех в глазах или деньги, или кусты... или и то, и другое.

– А подружки...

– Какие подружки, папа? Ты что... тут только спят и видят, как бы гадость сделать... это же конкурс... небось, чтоб не боялись, что за руку поймают, давно бы толченым стеклом накормили.

– Лика!

– Я правду говорю, - вздохнула княжна и, воровато оглядевшись по сторонам, - Димитрия она не заметила, то ли магом была слабым, то ли умения не доставало.
– Там же только и сплетничают друг про дружку, кто толст, кто худ чрезмерно... кто воспитан дурно. Каждая спит и видит себя красавицей.

– А тебя?

– И меня... поэтому и страшно, - она обняла себя.
– Понимаешь... что-то там неладно, а что - не пойму... и пытаюсь же, а все одно не пойму... Кульжицкая... старшенькая, такая темненькая, с кудельками, знаешь?

Дубыня нерешительно кивнул, предположивши, что наверняка какую-нибудь темненькую девицу с кудельками он точно знает.

– Так вот, она сказала, что... как бы это...
– княжна прикусила губку.
– Скоро грядут перемены... большие... и покажут, кто есть кто.

Кульжицкая?

Димитрий попытался припомнить девицу. Темненькую. С кудельками. Девица не припоминалась, точнее их было с полдюжины, но которая из них являлась Кульжицкой...

Ничего, разберется.

Главное, что род Кульжицких не сказать, чтобы древний. Не великий, не малый, особыми деяниями в истории не отмеченный. Более того, славились они тихим норовом и той гибкостью характера, которая изрядно помогала делать дворцовую карьеру. Подлостей больших избегали, как и подвигов...

В общем, обыкновенные.

Разве что лет этак триста тому Глафире Кульжицкой удалось в императрицах побывать, пусть и третьей женой, прожившей всего-то два года и наследников не оставившей...

...а если...

...если Лешек не нужен? Скажем, сгинет он вместе с батюшкой и матушкой, будто и не было? Несчастье? Несомненное. Смута? Вот она, за воротами, и память о ней свежа, а потому и страх жив, что вернется, пролетит кровавым колесом по землям Империи.

И власть манит.

Безвластие пугает.

А тут... документик старинный, мол, вот она кровь...

...нет, людей обмануть можно, но не родовой артефакт. Ему до бумаг, что поддельных, что истинных дела нет. Он кровь читает.

– И я бы не обратила внимания, - меж тем продолжила княжна, расправляя юбки, - когда б не было это сказано мне... и не только мне... знаешь, она Снежку обозвала нелюдью. Мол, от них все беды...

– А Снежка что?

– Ничего. Будто и не услышала. Она странная. И я не понимаю, зачем она здесь...

– Затем, зачем и все...

– За корону воевать?
– прижалась к папенькиному плечу.
– Давай уедем? Плюнем на все и уедем... небось, что бы ни случилось, дома отобъемся... ты маг, я маг... маменька, опять же... а против трех огневиков ни одно войско не устоит... и зимы у нас суровые.

– А...

– Одовецкой письмецо напишешь. Хотя бы про то, что деньги ее нам без надобности... лежат вон, пусть распоряжается...

– А Империя?

– Что с нею? Стояла без нас, и простоит еще... а мне страшно.

– Мне тоже, - Дубыня Таровицкий поцеловал дочь в макушку.
– Именно потому нельзя все бросать... а ты не кривись. Попытайся поговорить с Аглаей. Я слышал, она девица неглупая. Авось, подружитесь.

По тому, как фыркнула Солнцелика было ясно: не верит.

Димитрий тоже не поверил.

Но заметочку сделал. На всякий случай.

Статейка исчезла в шкатулке, и Лизавета вздохнула. Завтра уже появится... а там... вот ладно бы только статейка, ее любой, почитай, при толике воображения написать мог. Снимки же - дело иное... искать будут, кто сделал?

Всенепременно.

Вопрос лишь в том, сколь старательно. И хотелось бы думать, что эти бабьи дрязги не сочтут делом, стоящим внимания. Правда, что-то подсказывало: на этакое везение рассчитывать не след.

Сперва проверят слуг, после и до красавиц дело дойдет... а Лизавета, как ни крути, за «Сплетником» значится. И найдут, и... что будет?

В вину ей поставить нечего, ибо пишет она правду, но вот с конкурса уберут, тут и думать нечего. Не всякая правда людям приятна.

Впрочем, долго грустить Лизавета не умела и, убрав шкатулку в секретер, закрыла ящичек. А ключик в белье спрятала. Неудобно, холодненький и остренький, зато надежно. Она оглядела себя, расправила юбки и решительно вышла из комнаты.