Лиса в курятнике
Шрифт:
Много вопросов. В том числе и к ней.
Если смолчит...
Она отложила расческу, решив, что в этаких делах торопиться не следует.
– Слышала?
– Авдотья вышла в платье цвета лазури, которое было столь же неподобающе роскошным - все ж утренним нарядам более присталы легкость и сдержанность - сколь и неудачно скроенным.
– Кульжицкая с любовником сбежала.
– Что?
– Ага, - Авдотья кивнула кому-то, впрочем, ей не ответили.
– Все об этом говорят...
Девиц собрали в уже знакомой зале, правда, приглашать к столу не спешили. Авдотья помахала веером и тихо добавила:
– Не верю.
–
Нет, Лизавета точно знала, что несчастная - значит, Кульжицкая, надо будет запомнить, - никуда не сбегала. Но узнать, что думали прочие, следовало.
– Потому что она занудной была, - Авдотья веер захлопнула и, воровато оглянувшись, сунула его в декольте. Пожаловалась.
– Свербит... не знаю, чего... прям с утра... так вот, я Гдыньку знала... ну как, не приятельствовали... она в пансионате заводилой была. Этакая... цесаревна... ходит павою, ручки расставивши. И за нею другие курицы. Она только и могла говорить, про то, какой у нее род знаменитый и великий. И тут не лучше... слушай, как-то прям совсем зудит...
– Покажи, - Лизавета развернула Авдотью к окну и поморщилась: кожа в вырезе была красна, будто ошпарена.
– Так вот... она мне в первый же день заявила, будто... папенька обо всем позаботится, что мне здесь делать нечего... и никому нечего...
На красной коже проступали знакомые белые пятнышки.
Чесоточный порошок?
Здесь?
Дурная шутка, которая весьма скоро перестанет шуткой быть.
– Не шевелись, - Лизавета судорожно пыталась вспомнить хоть одно полезное заклятие. Был же у них курс целительства, пусть и теоретический сугубо, но был же. Никогда-то оно ей не давалось, но основы... заморозка... точно, легкая заморозка снизит чувствительность, а далее... не может такого быть, чтобы во дворце не отыскалось пары-другой целителей.
– И главное, уверенная была, что у нее все выйдет... когда Таровицкую хвалить начинали, прям кривилась вся... а про Одовецких сказала, будто род их свое уже сыграл... ох ты ж, матерь божья... везде свербится...
Знакомый звук заставил девиц встрепенуться.
Двери открылись...
...нехорошо опаздывать на завтраки, неуважительно по отношению к хозяевам, даже если хозяева эти не дают себе труда к гостям выглянуть, но...
...не бросать же ее так.
Заклинание выплеталось, правда, получалось кривеньким, и Лизавета искренне надеялась, что не сделает хуже. Это ж надо было додуматься. Это...
...преступление.
– Ох, - Авдотья встрепенулась.
– Похорошело...
– Не двигайся только. Я... еще тот целитель... просто стой, я контур укреплю...
Белые пятнышки на коже продолжали появляться. Иные раздувались, превращаясь в полупрозрачные волдыри, готовые лопнуть при малейшем прикосновении. Значит, не только порошок... сам по себе он не то, чтобы безобиден, скорее вызовет лишь покраснение и зуд, а вот волдыри...
Без магии не обошлось.
Лопнут - и вместо их на коже язвы образуются. Лизавета с таким уже сталкивалась, и помнит, что эти язвы, мало того, что болезненны, так еще и заживают плохо.
– Даже дыши аккуратно...
Она огляделась.
Комната была пуста. Двери распахнуты.
– Это... кузина... вот тварь, - Авдотья к предупреждению отнеслась в высшей степени серьезно.
– А мне должно быть так холодно? Будто лед на грудь положили...
– Должно... я сейчас отойду...
–
Куда?– Найду кого-нибудь... тебе целитель нужен и срочно.
– Точно она, больше некому... змеища... ничего, я не забуду...
– она прикрыла глаза и добавила невпопад.
– Гдынька б в жизни корону на любовника не променяла... непонятное что-то творится.
А Лизавета едва сдержалась, чтобы не заорать.
В комнате было пусто.
Двери... и закрылись.
Слуги... слуг нет... совсем нет... и за дверями... и... этого человечка она заметила лишь потому, что дернулся он.
Неприметненький.
Маленький, сгорбившийся и весь какой-то серый, невыразительный до того, что плакать охота. Или это от нервов? Нервы беречь надобно, а потому Лизавета носом шмыгнула и вцепилась в руку мелкого - очень мелкого и даже ничтожного по дворцовым меркам - чиновника, заявив со всей возможной строгостью:
– Вы должны мне помочь...
...Димитрий опаздывал.
Нехорошо, но и завтрак задерживать нельзя: не поймут-с. Поговаривали, что и во время мятежа местный распорядок соблюдали найстрожайшим образом. И даже когда мятежники ворвались в Летнюю резиденцию им было велено погодить с претензиями...
Байка, конечно, но в целом почти правдоподобная.
...а ведь дело задержало.
Заговорился.
Сперва с княгиней Игерьиной, которая, если подумать, ничего важного и не сказала, мол, не злоумышляет, на собеседовании проявила похвальную искренность, однако и туману напустить сумела.
Искренность искренностью, однако...
Менталисты, чтоб его.
После пока распоряжения отдал - рыженькой следовало заняться плотнее, и не только ею. Как-то же попала она в царское крыло... и не только она.
Кульжицкую убили там же.
Куда подевалась охрана?
И дворцовая гвардия?
И казаки, приставленные к Лешеку. Тот хоть и не особо жаловал сопровождение, однако был в достаточной мере разумен, чтобы не пытаться сбежать...
Допросы ничего не показали.
Охрана была уверена, что ни на мгновенье не покидала поста, а казаки и вовсе полагали, будто весь прошлый день провели прямо за спиною цесаревича... и главное, описывали этот день преподробненько. Нет, Игерьину надо отзывать. Пансионат для девиц одаренных, конечно, дело важное и почти государственное, однако происходящее во дворце куда важнее.
...в общем, заработался.
Ночь не спал. Такое частенько и прежде случалось, а тут то ли запамятовал Димитрий про укрепляющее зелье, то ли пообвыкся с ним, но сморило прямо за столом. А уж этакий сон здоровья не прибавил. Проснулся он на рассвете от ломоты в плечах и больной головы, которую следовало в порядок привести.
Привел.
И немедля стребовал к себе Стрежницкого, как и собирался. Тот явился незамедлительно, хоть и играет роль привычную, охламона, но разумен...
Наблюдателен.
И собой хорош тою сахарной красотой, которая в сердцах девичьих находит горячий отклик. Думать об этом почему-то было неприятно, но Димитрий давно уж приловчился разбираться с неправильными эмоциями. И тут отмахнулся.
– Есть задание, - сказал он, окинувши придирчивым взглядом фигуру Стрежницкого. Тот ко вниманию начальства высокого отнесся без пиетета. Ишь, раскинулся в кресле, будто стоит оно не в кабинете чужом, но в родовом особняке...