Luminosity - Сияние разума

— Я задерживал дыхание,— ответил Эдвард, — и не появлялся на таких занятиях, не утолив заранее жажду.

Розали тряхнула волосами, и ничего не сказала; я не была уверена, ответил ли Эдвард и за нее тоже, или же она просто не отнесла вопрос на свой счет.

— Так, — спросила я, когда тема исчерпала себя, — откуда вы взяли свои фамилии?

— Каллен — это фамилия Карлайла в его человеческой жизни, он оставил ее себе, — ответил Эдвард. — Я не всегда носил ее. Сначала я представлялся его шурином, младшим братом его вымышленной покойной жены, и использовал собственную фамилию, “Мэйзен”. Когда к нам присоединилась Эсме, какое-то время я представлялся ее братом, используя ее девичью фамилию “Платт”. Когда в семью пришла Розали, она предпочла оставить себе старую фамилию, “Хейл”; тогда, чтобы объяснять ситуацию, мы начали использовать уже знакомый тебе шаблон, где Эсме и Карлайл — приемные родители для всех остальных, так что я взял фамилию Каллен. Эмметт сделал то же самое, когда появился, как и Элис, однако Джаспер был похож на Розали цветом волос, так что он взял фамилию Хейл.

— Я думаю, странно было бы, если бы в ваших парочках у всех были бы одинаковые фамилии, — размышляла я, махнув рукой в сторону Элис, Розали, Эмметта и Джаспера. — Даже учитывая, что вас вроде как всех усыновили и удочерили. И все же — почему вы используете настоящие фамилии? Разве это не облегчит работу тому, кто что-то заподозрит? Можно же было взять фальшивые.

— Розали нравится ее фамилия, — ответил Эдвард, — а Карлайл использовал свою на протяжении более трех веков — и никто ничего не заметил. Хотя, возможно, нам уже стоит поменять такой образ действий, потому что из-за появления компьютеров становится легче отследить нужного человека.

Я кивнула.

— А ваши имена — все настоящие?

Четыре кивка и одно “думаю, да” — со стороны Элис.

— Ты этого тоже не помнишь? — спросила я, повернувшись к маленькой вампирше справа от меня.

— Мне кажется, что “Элис” — все-таки мое настоящее имя, — ответила она, — и когда я пришла в себя, оно тоже казалось похожим на мое имя. Но у меня просто нет возможности в этом убедиться. И я даже не представляю, каким было мое второе имя, или фамилия.

— Вероятно, когда-нибудь я смогу запомнить все ваши полные настоящие имена, однако если я попробую сделать это сейчас, то не запомню ничего, — сказала я. — Как вам показалась идея насчет воды?

— Не могу поверить, что мы об этом никогда не думали, — громко хохотнул Эмметт, — помогает выглядеть куда более естественно.

— Ага. Я в первый же день заметила, что никто из вас почему-то ничего не ест.

— Ты необычайно наблюдательна, — заметил Эдвард. На секунду я подумала, что это был комплимент, а потом осознала, что, скорее всего, он просто знает, что замечают другие студенты, а что — нет.

— Ну, я бы не стала слишком об этом задумываться, однако в тот день, когда я села вместе с Элис, это стало выглядеть очень подозрительно, — ответила я, — предполагаю, что обычно вы не садитесь рядом со случайными людьми.

— Да уж конечно, — еле слышно прошипела себе под нос Розали; я едва расслышала ее слова. Эмметт ткнул ее локтем в бок.

Переполненная столовая — не слишком подходящее место, чтобы спрашивать раздраженного вампира, что с ней не так, напомнила я себе, а Элис мягко перевела тему на то, как семью вампиров приняли обычные жители Форкса. Некоторые постарались быть дружелюбными — Эсме приглашали на пикники и все такое прочее — но у них не было близких соседей, сами они подобные мероприятия не устраивали, а Карлайл общался с людьми только по работе — с коллегами и пациентами. Со временем, как это обычно бывает, люди прекратили попытки подружиться с ними.

— Чтоб вы знали, Чарли относится к вам очень хорошо, — заметила я. Это, похоже, стало сюрпризом — даже для Эдварда.

— Ты не замечал? — спросила я его смущенно. — Даже когда ты встретился с ним лицом к лицу у меня дома — он ничего такого не думал? Не похоже на то, что он мог мне соврать насчет вас…

Эдвард моргнул, потом мягко, чтобы не привлечь странным звуком внимания окружающих, стукнул себя ладонью по лбу.

— Ну конечно, — сказал он, — разумеется.

— Что? — озадаченно спросила я.

— Белла, мне стыдно признаться, но я всегда думал о твоем отце, как о человеке, который не особо много думает, — сказал Эдвард. — Я обычно почти не слышал его вербальных мыслей — только изображения и ощущения, и то расплывчато. Я не смог бы сказать, что он думает о нашей семье, даже если бы стоял рядом с ним. Однако учитывая твою нечитаемость — это должно быть просто наследственное, вот и все. Теперь я понимаю, что должно быть он думает столько же, сколько и остальные люди, однако я не могу его четко слышать. Интересно было бы послушать твою маму! Что за сочетание признаков могло создать тебя и твой безмолвный разум!

— Так, — нахмурилась я, — ты считал, что он тупой?

— Нет, — быстро ответил Эдвард, затем поморщился и поправился: — Ну, не совсем так. Я просто не уделял этому внимания, — оправдывался он, пытаясь дать задний ход, — обычно я не пытаюсь направленно читать кого-то и особо ни к кому не прислушиваюсь.

— А когда ты вообще до этого с ним встречался? — спросила я.

— Мы вообще-то ходим за продуктами, — ответила Элис, — чтобы поддерживать легенду. Большую часть продуктов длительного хранения мы потом раздаем на благотворительных мероприятиях в Сиэтле в период праздников. Но было бы странно, если бы мы никогда не появлялись в супермаркетах, кто-нибудь мог бы заметить. И иногда мы появляемся и в других магазинах, покупая лампочки, одежду, запчасти для машин, музыку, и все такое. По крайней мере, один из нас, скорее всего, встречался с каждым жителем города, пусть даже мы с ними крайне редко разговариваем.

— Запчасти? Кто-то из вас механик? — спросила я.

— Это Роуз, — сказал Эмметт, нежно погладив жену по щеке. Она скорее ухмыльнулась, чем улыбнулась, однако приняла во внимание его жест и снова повернулась к столу.

Это, должно быть, смотрелось достаточно нелепо — самодовольная модель с руками по локоть в машинном масле, однако я не стала над ней подшучивать — с одной стороны, я не была уверена, что она меня за это не загрызет, и с другой — это прозвучало бы плохо и глупо.

*

Звонок возвестил о конце обеденного перерыва. Эдвард проводил меня на биологию, от его недавнего раздражения после разговора о душах не осталось и следа. Затем он пошел на свое место, а я присоединилась к Анжеле.

На полпути к своему месту я начала жалеть о том, что сменила партнера по лабораторной. Анжела была хорошей, да и как партнер по лабораторным тоже ничего, однако я не могла с ней поболтать в классе — и конечно, если я хотела, чтобы она меня услышала, мне нужно говорить достаточно громко, а при этом меня слышали бы и остальные. И мы все еще проходили анатомию клеток. Если бы у меня был способ обменять собственные митохондрии на шанс никогда больше не слышать о них от учителя биологии, который снова объяснял эту тему, я бы так и сделала.

Насколько хуже было Эдварду? Его образование было в несколько раз лучше, чем у человека, который сейчас рассказывал ему про строение клеток. Он ничего не забыл с тех пор, как в последний раз все это слышал; должна признать, скрепя сердце, что если бы сейчас провели быстрый тест на знание текущей лекции, то седьмую или восьмую часть от нее я бы не смогла вспомнить. И при этом он ходил в школу добровольно. Возможно, на уроках он просто думал о чем-нибудь другом.

Я задумалась, о чем он мог бы размышлять. Об акулах и коралловых рифах? О спряжениях глаголов на португальском?