Luminosity - Сияние разума

— Хороших выходных, Белла, — сдержанно произнес он.

Я слишком сильно на него надавила. В результате он молчал всю обратную дорогу из Порт-Анжелеса и не заговорил, даже когда я пыталась расспросить его о той недосказанной истории с акулой. Эдвард уехал и даже не сказал, придет ли он снова, чтобы поболтать со мной, и не пытался запланировать следующую встречу. Я метнулась в дом и бросилась вверх по лестнице в свою комнату.

Я попыталась слегка встряхнуться. Спокойно. Я ничего не испортила настолько, чтобы этого нельзя было исправить. Я в принципе не смогу непоправимо испортить отношения с Эдвардом. Самое худшее, что я могла бы сделать — это умереть от старости ему назло.

Из этого не следовало, что я должна злоупотреблять своим положением. (В частности, для меня было бы глупостью умереть, если не обязательно было это делать.) Но означало, что мне незачем грызть себя за поступки, которые я уже не в силах изменить.

Именно пример Эсме стал камнем преткновения, хотя в любом случае и до него ход разговора Эдварду очевидно не нравился. Скорее всего, для него это была больная тема. Я предположила, что если бы я считала душу очень важной, а у меня ее не было, то я, скорее всего, вообще не хотела бы говорить о ней. Он поднял вопрос только потому, что отчасти из-за него ему бы хотелось, чтобы я осталась человеком.

Я задумалась, верят ли другие вампиры в существование души, так же как Эдвард. Я записала, что должна спросить их об этом. Также в блокноте появилась запись о том, что Элис обещала мне “позже” поговорить об ее силе.

Когда я все записала, то почувствовала себя странно… опустошенной. Я с нетерпением ждала отличной, ничем не заполненной субботы, чтобы хорошо поразмыслить. Однако меня поторопили и заставили принять решение, которое я как раз и хотела обдумать: появилась Элис и загнала меня в угол, вынудив согласиться на дружбу с Эдвардом. (И все так запуталось, что сначала я несколько часов с открытым ртом слушала его захватывающие истории, а потом согласилась пойти с ним пообедать в уютном итальянском ресторанчике в Порт-Анжелесе, на его деньги. Неудивительно, что Элис сочла мою уступку удовлетворительной.) Все, что мне оставалось делать — это задавать больше вопросов, а не обрабатывать уже накопленную информацию. И я оставила эти мысли и приступила к своей домашней работе.

Ладно, я не полностью отвлеклась от процесса обдумывания текущего положения. Мне нужен был по меньшей мере час, чтобы поразмыслить о том, как изменились мои чувства к Эдварду.

Но я не очень-то хотела записывать такое в блокнот, пока не разберусь со способностью Элис в ее видениях читать мои записи. Могла ли она прочесть мои заметки, если я буду печатать их, спрятав экран, клавиатуру и руки под одеялом? Правописание при этом пострадает, однако не критично. Ее видения основаны на визуальном восприятии, так что моя идея могла бы сработать — если только она не может выбирать точку обзора в своих видениях, например, поместив ее между моим лицом и монитором компьютера — но это требовало эксперимента. Настоящего эксперимента, в котором я не знаю конечный результат.

Я это записала. (Если Элис это увидела и свободна во второй половине дня, то, возможно, она появится и мы сразу проведем эксперимент.)

Я попыталась проанализировать проблему в своей голове, не используя блокнот. Это было трудно — я продолжала не верить заключениям, которые делала, и мне нужно было отслеживать и заново устанавливать их. Впервые оказавшись в Форксе, я думала, что моя независимость от блокнотов доведена до совершенства, но на самом деле она была не настолько хороша для работы с серьезными проблемами. Без внешней поддержки мой мозг мог решать только небольшие задачи. Однако, если оглянуться назад, мне потребовалось три страницы, чтобы принять решение об отъезде из Форкса. Я нахмурилась. Это и правда проблема.

“Отучить себя от зависимости к блокнотам”, записала я в свой список нужных умений. Я зачеркнула мысль о том, нужно ли смотреть на привлекательных людей: уверена, что им на это наплевать. Остаток дня я провела, стараясь воспринимать дождь в позитивном ключе.

“Облака”, думала я, “помогут мне с конспирацией, когда я буду вампиром”.

*

В воскресенье я не встретила ни одного вампира.

Мне было одиноко (Чарли пришлось выйти на работу), так что я позвонила и уговорила Анжелу, Джессику и даже Лорен пойти вместе в кино. В Форксе не было кинотеатров, так что мы все сели в машину матери Джессики и поехали в Порт-Анжелес. В кинотеатре, который мы нашли, показывали “Призрак оперы”, на просмотр которого нас уговорила Джессика.

Лорен жаловалась на наш выбор фильма, говоря, что все мюзиклы “невероятно тупые”, однако все же пошла с нами, а не взяла билет на другой фильм. Когда мы вышли, она была очарована Жерардом Батлером, обсуждая с Джессикой основные моменты фильма. Я пренебрежительно сказала ей, что он похож на более взрослую версию Эрика. Это была наглая ложь (они были похожи только цветом волос, и ничем более), однако показавшаяся мне подходящей, чтобы заставить ее подумать об Эрике и не дать повода предположить, что он нравится мне самой. Но по ее виду я не могла сказать, сработало ли это.

Мы пообедали, побродили по городу, посетили несколько магазинов, чтобы полюбоваться на модную одежду и чтобы наша прогулка не была совсем бесцельной. Анжела купила свитер, а Джессика поддалась искушению взять пару сапог на высоких каблуках. Я задумывалась, не взять ли шерстяную красную кофту, но в конце концов отказалась от этой мысли. Лорен перемеряла все, что попалось ей на глаза, но так ничего и не купила.

Исчерпав свои силы к пяти вечера, мы решили вернуться в Форкс, вместо того, чтобы ужинать в Порт-Анжелесе. Дома я пожарила рыбу — благодаря субботней поездке Чарли наш холодильник был забит ею доверху — и испекла пару кексов просто для того, чтобы чем-то заняться. Если бы я была вампиром, мне не нужны были бы кексы, чтобы занять себя. Если бы я была вампиром, то могла бы просто добежать до Порт-Анжелеса, по пути делая разминку и при этом не опасаясь подвернуть ногу, купила бы кофту и прибежала обратно. Будь я вампиром, то могла бы обдумать все, что хотела, в своей голове, где мысли хранились бы надежно с учетом совершенной памяти вампиров, и не пришлось бы использовать блокноты. Будь я вампиром, я могла бы просто стать такой же как Эдвард, и быть вместе с Эдвардом, и не было бы необходимости столько над этим размышлять.

Я нахмурилась, доставая кексы из духовки, и сразу выложила один из них на свою тарелку, чтобы он побыстрее остыл. Желание “не задумываться” было неправильным. Я поймала себя на том, что пытаюсь изменить предыдущую мысль и пробормотала про себя: “Я не хочу думать о том, нужен ли мне Эдвард, и не знаю, почему”, — слишком тихо для Чарли и слишком неразборчиво для Элис, которая, возможно, могла читать по губам. Не так хорошо, как работа с блокнотом, но это действие переместило идею из моих смутных воспоминаний о собственных мыслях в более надежную слуховую память.

Я медленно ела свой кексик и думала. Решение насчет Эдварда, похоже, было единственным наиболее значимым решением в моей жизни. Я считала решение переехать из Аризоны, чтобы Рене была счастлива, значительным, однако смена места жительства не шла ни в какое сравнение со сменой своего биологического вида и приобретением спутника на всю жизнь. Мне было семнадцать. Рене постоянно говорила, что она вышла замуж слишком рано, причем ей было двадцать, когда я родилась — почти сразу после свадьбы. (Я чуть не родилась в медовый месяц. Рене приложила все усилия, чтобы заверить меня в том, что она не сожалеет о моем рождении, однако я почему-то удивительно легко пришла к выводу, что будь мои родители умнее, то я могла бы и не появиться на свет.) Она прочно убедила меня, что замужество — это такое дело, о котором зрелые и умные люди думают серьезно, куда не стоит бросаться очертя голову, что-то, о чем мне не стоило думать по крайней мере до тридцати лет.

Эдвард не дарил мне никаких украшений, не говоря уже об обручальном кольце, однако из сказанного Элис, следует, что мое грядущее обращение привяжет меня к нему куда более серьезно, нежели замужество. Опрометчивые действия Рене только дали ей дочь и потребовали провести немного времени с адвокатом по разводам, ну и, возможно, заставили поволноваться — всего-то.

Эдвард уже привязался ко мне, однако у меня еще пока был выбор. Если бы я привязалась сама, а это оказалось бы плохой идеей, я бы никогда не смогла отменить свое решение — этого, по словам Эдварда, не мог сделать ни один вампир, который был в паре.