Luminosity - Сияние разума
Шрифт:
Я нахмурилась.
— Так он спас твою жизнь. Но не обязательно для обращения быть смертельно больным или раненым, так?
Конечно, это было бы очевидным посылом для обращения кого-либо — ясно, что так можно спасти безнадежно больного. Но если это необходимое условие для обращения…
Эдвард покачал головой.
— Это просто метод, которому следует Карлайл. Он не обращал никого, кто еще мог бы жить своей смертной жизнью. Но на самом деле это никак не влияет на процесс обращения.
— Так с Розали и Эмметтом было что-то похожее? Они умирали?
— Да, — ответил Эдвард с удивленным видом, — Я знаю, Элис сказала тебе, что она не знает, какой была ее человеческая жизнь, и предполагаю,
— Просто догадка, — сказала я. — По портретам на втором этаже вашего дома можно понять, что Джаспер и Элис появились вместе, так? Если бы Карлайл обратил Джаспера, но не Элис, то было бы слишком невероятным совпадением, что ее обращение совпало с его по времени, чтобы они могли уже быть вместе на картине. К тому же было бы необычно для него появиться в месте, полном людей, где он ее и встретил, будь он к этому моменту все еще новорожденным.
Эдвард кивнул:
— Проницательно.
— Спасибо.
*
Я услышала, как хлопнула дверь машины Чарли, и повернулась, чтобы посмотреть в окно. Он выехал на дорогу и скрылся из виду — скорее всего, поехал за своими друзьями по рыбалке, чтобы забрать их и уже вместе поехать ловить наш ужин.
— Моя очередь, — весело произнес Эдвард, что заставило меня повернуться обратно к нему.
— Твоя очередь? — недоуменно спросила я.
— На историю, — с легкой улыбкой ответил он. — Почему бы тебе не рассказать, почему ты приехала сюда?
Эта просьба ненадолго выбила меня из колеи. История была на самом деле не особо интересная.
— Мама вышла замуж во второй раз, — начала я. Эдвард, к его чести, не стал прерывать меня предположениями о том, что я не смогла поладить с Филом. На случай, если он и правда так думал, я продолжила, — Фил хороший, но он — профессиональный игрок в бейсбол, и ему приходится много времени проводить в разъездах. Рене не смогла бы ездить с ним, если бы ей пришлось сидеть большую часть времени дома со мной, что сделало бы ее несчастной, так что я решила переехать сюда и пожить с Чарли.
— Ты очень заботишься о ней, — прошептал он.
— Она моя мать, — ответила я.
— Расскажи мне о ней, — попросил он.
— Она похожа на меня, но волосы у нее короче… — начала я.
Дальше никто из нас уже не упоминал про то, чья очередь рассказывать — разговор сам органично продолжился. Эдварда интересовали малейшие подробности, которые касались меня (он хотел знать, почему я решила заниматься йогой, а не обычной гимнастикой; какие классы я посещала в Фениксе; он расспрашивал меня о других моих родственниках; он хотел запомнить мой любимый цвет; ему было интересно, какие фильмы я люблю смотреть).
Я узнала не так много об Эдварде, как он обо мне — в основном потому, что ему было больше сотни лет. В отличие от Элис, он помнил свое рождение — хотя скорее всего они были одногодками, пусть ее и обратили на два года позже — и он помнил свою жизнь человеком. Это добавило мне материала, и, как только он понял интересующее меня направление разговора, он продолжил — не было необходимости останавливаться на мелких деталях типа любимого цвета, теперь он знал, о чем говорить. Из своего обширного прошлого он выбирал лучшие истории о путешествиях по миру, и как он изучал все подряд, от управления самолетом до иностранных языков. Поначалу он колебался, словно оценивал, стоит ли рассказывать некоторые свои воспоминания, однако я старалась выказать неподдельный интерес к его рассказу (мне и в самом деле было очень интересно). Он все еще задавал мне вопросы о том, что ему было любопытно, когда это было
уместно — например, он спрашивал о моих любимых цветах, когда упоминал в рассказе ботанический сад, ну и типа того — однако в общем говорил больше он, а не я.Я должна была раньше сообразить, что с Эдвардом может быть очень интересно.
Он не только повидал и делал много удивительнейших вещей — но и был превосходнейшим рассказчиком. Похоже, что его способность понимать людей, присущая ему до обращения, не была полностью заменена чтением мыслей и не атрофировалась от безделья, он быстро распознал, какие моменты из его рассказа держат меня в напряжении, а какие оставляют равнодушной, подстраиваясь соответственно. К тому времени, когда мой желудок заурчал от голода, напоминая, что уже время обедать, а не слушать, как вампиры без водолазного снаряжения могут плавать возле Большого Барьерного Рифа, Эдвард понял, как надо рассказывать, чтобы я ловила каждое его слово. При этом его красивый голос не играл особой роли — я была уверена, что точно так же не смогла бы оторваться от повествования, если бы читала его истории, присланные по электронной почте.
— Ты голодна, — сказал он, прервавшись посреди рассказа о том, как однажды за ними увязался маленький осьминог.
— Немного. Сейчас схожу вниз и перекушу салатом с морковкой; уверена, что Чарли наловит больше рыбы, чем мы сможем съесть, так что будет неплохо, если я нагуляю аппетит к ужину.
Эдвард позволил мне закончить предложение, хотя после упоминания салата его вид говорил, что он уже хочет что-то сказать.
— Ты могла бы позволить мне пригласить тебя на обед, — тихо сказал он.
— Не думаешь, что покажется странным, что в ресторан мы придем вдвоем, а есть будет только один из нас? — спросила я. Вопрос финансов я не стала поднимать. (Это было бы нелепо и, скорее всего, оскорбительно. Если они еще не подумали о том, чтобы послать Элис с парой тысяч долларов на Уолл-стрит, то их стоило бы сжечь за глупость: они должны были быть намного богаче, чем выглядели. Кроме того, Эдвард был из 1901 года, так что мне незачем было бравировать перед ним современными правами и обязанностями женщин, которые лично мне не очень-то подходили.) Я не стала возражать и против того, что это приглашение было подозрительно похоже на свидание. Я согласилась быть его другом, а друзья иногда обедают вместе; к тому же пять часов непрерывного разговора без малейшей неловкости очень сильно подтолкнули меня к плану “ладно, стоит дать ему шанс”.
— Недостаточно странным, чтобы вызвать проблемы, — заверил он меня. — Если ты волнуешься об этом, мы можем заказать две порции, и ты съешь половину от каждой, а остальное заберешь домой. Я всегда могу съесть кусок или пару, если официант что-то заподозрит, но это маловероятно. Чтобы привлечь серьезное внимание, нужно вести себя гораздо более странно.
Это был хороший план. Мой желудок опять напомнил о себе.
— Я не знаю поблизости хороших ресторанов.
— Что из еды предпочитаешь? — спросил Эдвард. Ах да, верно. Совершенная память. И ему не нужно пробовать еду, чтобы знать, что выбрать. Ему можно просто послушать мнения людей, сказанные вслух либо мысленно.
— Я ем все, — ответила я, — но прямо сейчас я бы предпочла итальянскую кухню.
— В Форксе нет ничего стоящего, — сказал Эдвард, — однако есть отличное местечко в Порт Анжелесе.
— Туда час добираться, — заметила я.
— Нет, если пустишь меня за руль, — сказал Эдвард, — причем за руль машины, которая быстрее твоего пикапа.
Я скрипнула зубами.
— Дай подумать, — ответила я.
Он кивнул и замер, глядя на меня; я закрыла глаза.
По каким причинам я предпочитаю медленную езду и применимы ли они сейчас?