Любимый город
Шрифт:
– Ты по плечу ли замахнулся, соколик?
– протянул кто-то из темноты.
– Она ведь замужем.
– Да не нуди, братишка, знаю я. Я же по-человечески. Возьму под козырек, все по уставу, и скажу, “товарищ капитан второго ранга, разрешите товарища военврача третьего ранга на танец пригласить?” Неужто откажет?
– Не должен отказать. По такому случаю, думаю, что не откажет, - согласился кондрашовский сосед, - Да у ней все песни до самого сердца пробирают. Такая женщина… глаза - что зенитки.
– Да ну тебя… - Кондрашов вздохнул, и голос его стал даже чуть печальным.
– Придумал тоже. Где тем зениткам до таких глаз?
***
Однако,
– Прямо тенденцию к размагничиванию у личного состава наблюдаю. Вчера, вон, в палате для выздоравливающих романсы чуть не до утра, сегодня вы. Нам тут при госпитале роддом открывать, что ли? Подумайте над своим поведением. Свободны.
И ушел дальше, искать очередные признаки. А расстроенную до слез сестру пришлось утешать Астахову, который услышал уже финал комиссарского монолога. Заметь раньше, он, понятно, заспорил бы, предпочтя принять все разгромные замечания на себя. А так, осталось только слезы утирать.
– Да черт с ним, с нашим товарищем Репиковым, - говорил он всхлипывающей помощнице.
– Это ведь он не тебя персонально, Люба, он всех по очереди не любит. Ну, ходит ответственный товарищ, авторитет расплескать боится. Я от него свой первый выговор здесь схлопотал, за того кладовщика в порту. Хотя там не обложить по-русски надо было, если уж честно сказать, а пистолет под нос сунуть, чтобы сообразил, сукин сын, чем его бережливость пахнет в военное время. Ну, распатронил под настроение… А я тебе поперек его замечания по медицинской части объявляю благодарность. Как старший по званию и твой начальник. Ну, что надо сказать? Вот, улыбнулась, молодец. А хлюпать носом - отставить. Не то перемываться отправлю.
***
Раз прочитав стихи, а тем более, выступив на концерте, уклониться от регулярных выступлений было невозможно. Уже все, что сохранила Раисина память со времен школы и училища, было десять раз перечитано. Хорошо, что были книги. И очень хорошо, что на очередную просьбу “Тетя Рая, а ты еще что-нибудь про море знаешь?” она вспомнила о Багрицком. Вот кого надо читать! Разумеется, не про смерть пионерки, над которой Раиса сама в детстве роняла слезы, ни в коем случае!
Мы по бульварам бродим опустелым,
Мы различаем паруса фелюг,
И бронзовым нас охраняет телом
Широколобый и печальный Дюк.
Мы помним дни: над синевой морскою
От Севастополя наплыл туман,
С фрегатов медью брызгали шальною
Гогочущие пушки англичан.
Как тяжкий бык, копытом бьющий травы,
Крутоголовый, полный страшных сил,
Здесь пятый год, великий и кровавый,
Чудовищную ношу протащил.
Оказывается, она еще помнила, как подстроить свой голос к размеру помещения, чтобы не кричать, но слышно было всем. В драмкружке этому учили, удивительно, что удержалось. В книгу она уже почти не глядела, запоминать стихи с детства давалось ей легко. Не так это и сложно, рассказать с выражением, если понимаешь, о чем говоришь. Анна Феликсовна терпеть не могла манерного исполнения стихов нараспев, тех, кто пытался так читать, она непременно обрывала, причем очень резко: “Луны
на небе нет. По какому поводу воем?” И правильно делала. Не так, конечно, Багрицкий должен звучать. Он как набатный колокол, размеренный, звонкий и сильный. Так его читала сама учительница, и всякий раз, вспоминая знакомые строки, Раиса слышала ее голос. Интересно, а сейчас похвалила бы? Или сказала: “Можешь лучше”?Вообще-то, отбой через пять минут. Если увлечешься, от комиссара нагорит.
– С нашей тетей Раей никакого радио не надо. Читает не хуже Левитана, - это Кондрашов, только он на такие комплименты мастер.
– Отбой товарищи, - Раиса закрывает книгу.
– До утра ухожу я в радиомолчание. Так, кажется, это называют. Режим надо соблюдать.
– Ну хотя бы еще одно…
Она опустила глаза в книгу. Какое бы выбрать? Последнее на странице, то, что ей самой в душу запало, хотелось бы прочесть. Но не сейчас точно. Глаза сами собой зацепились за строчки:
На трехверстке протянулись роты,
И передвигается флажок…
И передвигаются по кругу
Взвод за взводом…
Скрыты за бугром,
Батареи по кустам, по лугу
Ураганным двинули огнем…
“Они все это видели, только что. В сотню раз больше, чем я…”, - подумала Раиса и поспешно перевернула страницу.
На греческой площади рынок шумел,
Горели над городом зори,
Дымились кофейни, и Пушкин смотрел
На свежее сизое море.
Одесса… Наверное, Кошкину бы понравилось. Хотелось бы верить, что он жив. Астахов дважды писал на старую полевую почту - тишина. А теперь - отбой. Аккуратно погасить лампы, обойти палату, убедиться, что все в порядке. А книгу она дочитает потом одна. Может, что-то еще наизусть затвердит. Электричество-то по-прежнему гаснет иногда.
***
В кают-компании Огнев сидел, как обычно, с книгой, но смотрел не на нее, а на продолжающуюся шахматную партию.
– Добрый вечер, Раиса Ивановна. Чаю после смены не забудьте. Кипяток свежий. Молодцы на камбузе, за четверть часа до смены обновляют.
– Добрый вечер, Алексей Петрович. Что-то интересное увидели?
– Да так, король у Сергея Васильевича под угрозой. А земля-то просыхает, им скоро на ничью соглашаться придется. Не до игры станет. А вы Багрицкого возвращать пришли? Хорошо читали. И на концерте было приятно послушать, и сейчас.
Раиса смутилась, она не думала, что он ее слышал.
– Не хотел отвлекать никого. А вы “Летающий пролетарий” не читали? Любимая моя вещь у Маяковского.
– Читала, давно правда. Здесь его почему-то нигде не нашлось, а то прочла бы тоже.
– Мало издавали. Видать, война с Америкой была сочтена несвоевременной. Но заглянул он в войну даже не в нашу, а в какую-то очень будущую. Во всяком случае, самолеты без пилотов - пока даже в проектах отсутствуют.
– Не почитаете?
– Извините, наизусть не помню. Вот Симонова удачно издали. Как раз под концерт успел выучить. Очень красивая поэма вышла.
– А почему не “Жди меня”?
– Не считаю себя готовым. И слишком личные стихи. Не для сцены. В ближайшие лет пять.
– Алексей Петрович, это же оттуда вы мне тогда читали… в Балаклаве, за неделю до…?... Я ведь их запомнила. Не все, конечно. “Майор, который командовал танковыми частями в сраженье у плоскогорья Баин-Цаган”. Где он сейчас может быть, тот майор? Может быть, он уже не майор, а полковник.