Любимый город
Шрифт:
Советские войска потеряли с 7 июня по 3 июля 11.385 человек убитыми, 21.099 ранеными, 8.300 пропавшими без вести, 30 танков, 300 орудий, 77 самолётов. Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы.
Военное и политическое значение севастопольской обороны в Отечественной войне советского народа огромно. Сковывая большое количество немецко-румынских войск, защитники города спутали и расстроили планы немецкого командования. Железная стойкость севастопольцев явилась одной из важнейших причин, сорвавших пресловутое «весеннее наступление» немцев. Гитлеровцы проиграли во времени, в темпах, понесли огромные потери людьми.
Севастополь оставлен
Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя - вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове, дивизионном комиссаре Кулакове, дивизионном комиссаре Чухнове, генерал-майоре Рыжи, генерал-майоре Моргунове, генерал-майоре авиации Ермаченкове, генерал-майоре авиации Острякове, генерал-майоре Новикове, генерал-майоре Коломийце, генерал-майоре Крылове, полковнике Капитохине - войдёт в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых блестящих страниц.
Глава 14. Мыс Херсонес. Наверное, 2 июля 1942. Или 3.
Прав был Алексей Петрович. Как в воду глядел. Неделя агонии. Уже не армия, уже толпа людей, прижатая к берегу. Кто-то еще пытается организовать оборону, но танков нет, пушек нет, патронов и гранат чуть больше, чем нет. Тыла нет. Воды нет.
Астахов для проформы встряхнул фляжку. Сухо.
Медикаменты и бинты кончились. Раненых, впрочем, тоже уже нет - кто легкий, с оружием и в строю, кто тяжелый… А ведь еще трое суток назад была какая-то оборона…
Отчаянная, за гранью риска, история с самолетом, конечно, стала известна начальству. Но в нынешнем положении ни на что, кроме устного выговора, не было времени, да и по большому счету - смысла. А вместе с устным выговором получил Астахов приказ: сопровождать на Херсонес и в бухту увозящие раненых машины. Вероятно, решили, что если такое однажды удалось, получится и еще раз.
И один раз даже получилось. Это было похоже на какой-то жуткий механизированный цирк: самолеты не останавливаясь ползли по полосе, в них на ходу буквально закидывали носилки.
Последней поднялась, рыча четырьмя моторами, огромная "Черноморская чайка", унося в своем стальном чреве еще четыре десятка человек. МТБ-2 мог садиться и на воду, но взлетал с земли, тяжело, действительно, как обожравшаяся чайка.
В сотне метров за аэродромным КПП какие-то не то легкораненые, не то вовсе дезертиры, пропыленные, изгвазданные до нечитаемости петлиц, сунулись “проверить, что в машине”. Астахов встал на подножку, дернул затвор ППШ:
– Автомат в машине. И три гранаты. Вам хватит?
Хватило. Пробормотав что-то вроде “А нормально поговорить никак?”, самочинные проверяльщики растворились в предрассветной полутьме
– Да что ж это творится?
– спросил водитель, недоуменно глядя на разъяренного Астахова, - Нешто совсем дисциплины не осталось?
Тот помолчал, сбрасывая напряжение. Автомат автоматом, но соберись они напасть и догадайся хоть одного стрелка поставить с другой стороны дороги… А при осознании, что он чуть не вступил в бой с красноармейцами, и вовсе передернуло.
– Стало быть, совсем никуда наши дела, - продолжал
шофер совершенно неуставную болтовню, - Да и бензину - как бы последний километр до монастыря толкать не пришлось. И не привезут уже, чует мое сердце…– Адреналиновая болтливость, - выдавил наконец из себя Астахов, - Отставить разговоры. Едем.
До монастыря не доехали. Ружейно-пулеметная стрельба стала настолько громкой, что Астахов велел остановить машину и вышел прислушаться. Да. Ближе Фиолента. Вот знакомым голосом бухнула восемнадцатая батарея… Нет. Не прорваться одним грузовиком да тремя девчонками.
Повернули назад, но и до аэродрома не доехали. Мотор зачихал, водитель с каким-то мрачным удовлетворением пожал плечами.
– Все, товарищ военврач третьего ранга, теперь мне только в пехоту перед смертью. Отъездились.
Машину столкнули на обочину, между брошенной “Эмкой” и лежащим на боку полусгоревшим городским автобусом, его наспех перекрашенный даже не в защитный - в неуставной салатовый цвет уцелевший борт был выщерблен осколками, видимо, снаряд разорвался совсем рядом. Много стояло на обочинах машин без бензина. Немцы даже не штурмовали [Пулеметно-пушечный огонь с самолетов по наземным целям правильно называется “штурмовкой”] их, видать собирались целыми взять. Выводить машины из строя никто даже не думал - не до того. К аэродрому вышли лишь когда солнце показалось над горизонтом.
И тут же в небе от немецких самолетов стало черно. Шли волнами, тщательно, методично разгружаясь от бомб над единственным советским клочком суши. Укрыться получилось в капонире на краю летного поля. От бомб он был слабой защитой, спасало больше то, что немцы метили во взлетную полосу да маяк, белая башня на мысу у самой воды была хорошо видна и ей пользовались, как ориентиром. Но маяк, рассчитанный на зимние шторма, пока держался.
Едва успел осесть дым от первых налетов, навалились снова, и бомбы сыпались с каким-то совершенно утробным, выматывающим душу воем. Вместе с бомбами валились почему-то пустые дырявые бочки, а на склад рядом с маяком и вовсе прилетело что-то, похожее на тяжелую балку. Она проломила остатки крыши и исчезла. Каменный склад устоял.
– Кончаются бомбы-то у фрицев!
– ехидно сказал кто-то.
– На нас хватит, - мрачно ответил другой. Люди все были незнакомые и какие-то даже более одинаковые, чем солдаты в строю - перемазанные пылью, копотью и кровью так, что ни лица не запомнить, ни петлиц не разглядеть. Астахов выделил младшего лейтенанта, летчика, сосредоточенно протирающего петлицы после каждого близкого разрыва. Глядя на него, и сам привел хоть в какой порядок знаки различия. Автомат, по совету кого-то из соседей, замотал от пыли в рваную, снятую с трупа плащ-палатку.
Восемнадцатая стреляла, и это звучало сигналом - “Фиолент держится!” - но все реже и реже. Когда во второй половине дня за целый час Астахов не услышал ни одного выстрела, он понял, что Фиолент пал, монастырь или уже у немцев или они еще до темноты будут там. И едва ли что-то можно будет узнать о судьбе товарищей. Отходить дальше берега некуда. Разве что надеяться, что нашлось хоть пара, ну хоть один катер, который хоть кого-то сумел оттуда снять. Днем. Под огнем и бомбами.
***
Тем, что осталось от обороны того, что еще недавно было Отдельной Приморской армией, кто-то все же руководил. Время от времени собирали людей - уже не во взводы и роты, а в команды. В одну из них забрали, как боеспособного, водителя. Неделю назад годного лишь к нестроевой в военное время.