Любовь хранит нас

— Все будет хорошо, Зверь! Мы с Ольгой обязательно помиримся! Уверен! Я умею девок убеждать. Я…

— Не сомневаюсь. Давай, иди, герой, прими душ, выпей кофе и пока все это не сделаешь, не засыпай. Угу?

Шутливо отдаю честь другу, чеканю разворот и пьяно шествую к известному подъезду:

«Малыш, я уже тут! Встречай гостей, моя строптивая подруга!».

Нажимаю кнопку вызова, пока ожидаю прибытия лифтовой кабины, прочесываю осоловевшим взглядом полутемный коридор. Обрадуется или взашей погонит? Амортизаторы пружинят — а мне на выводы уже плевать!

Не поднимался к ней со дня нашего знакомства. Встречались постоянно у подъезда или на нейтральной полосе. Казалось бы, не должен ни хрена помнить, но в мозгу всплывает абсолютно все. Как в этом тесном помещении разглядывал ее, как имя нагло спрашивал, как она стеснялась и краснела, стоя ко мне чересчур надменным лицом. Сколько у нее веснушек? По количеству? Я этого сейчас не вспомню? Пять, шесть, семнадцать, двадцать восемь? Какая, блядь, разница! Все равно ведь все — мое!

А вот и мой этаж:

«Климова, зараза, я тут, я дома. Выходи встречать!».

Двери раздвигаются, я медленно выплываю наружу. По-моему, от все-таки присутствующего страха я немного протрезвел, по крайней мере, походка стала более чем уверенная, а окружающая обстановка перед глазами не сильно мельтешит и больше не плывет. Подхожу к нужной двери и вместо того, чтобы нажать звонок, прикладываюсь ухом и прослушиваю то, что там, за этой дверью, происходит. Там… Тишина! Похоже, что своим внезапным появлением я разбужу ее. Смотрю на время — только половина десятого! Нормально, по нормам поведения — все пучком! Меня колотит, словно в лихорадке. Блядь, «Смирняга», перестань нагнетать! Наконец-то придавливаю пальцем кнопку и терпеливо жду. Климова, похоже, не торопится, а я еще раз мучаю звонок. По-моему, в квартире началось какое-то шевеление, а у меня в башке:

«Она там не одна?».

Щелчок замка, слегка приоткрытая дверь, женский сонно-удивленный взгляд и тихий возглас:

— Алексей?

Ольга в смешной… Что это на ней? Пижама? Распашонка для тех, кому уже «немного за»? Да без разницы! Главное, что ей идет. Красивые, а главное, голые босые ноги сейчас острыми коленками смотрят прямо на меня. Я демонстративно рассматриваю всю ее фигуру в целом, как будто бы оцениваю, затем удовлетворенно хмыкаю и начинаю борзоту и наглость выдавать.

— Здравствуй, таинственная незнакомка, — подпирая дверной косяк плечом, произношу стандартное приветствие. — Встречаешь у порога — мне так приятно, солнышко. Ждала? Не поцелуешь путника?

— Добрый вечер, — царевна Несмеяна отвечает. — Нет! И… Нет.

— «Нет» — всегда и на любой вопрос. Что странно, ведь в противоположном слове меньше букв, его произносить намного легче, — ухмыляюсь, храбрюсь и одновременно с этим пытаюсь унять откуда ни возьмись появившееся дрожание кистей рук. — Что с тобой, изумруд души моей?

— Я занята, у меня есть дела. Чего ты хочешь?

— Предложишь переночевать? Там, на коврике, буду сторожить тебя, как верный цепной пес, — строю ей глаза и даже по-собачьи подвываю. — У-у-у-у! А? Я места много не займу. Кормить не обязательно — свой ресторан имеется. Друг накормит и внимательно выслушает, поэтому…

— Нет.

А я ведь все равно войду. Мне нужно где-то спать! Напираю всей массой и проталкиваю гибкое желанное тело внутрь. Дверь с треском закрываю и мастерски ловлю чуть не навернувшуюся с миниатюрной коридорной полочки какую-то женскую фигню.

— Ты обалдел, Смирнов?

— Есть немного. Все из-за тебя, — тычу указательным пальцем ей в лицо. Стаскиваю обувь и со шлепком опускаю на пол свою дорожную сумку с немногочисленными вещами.

— Я тебя не приглашала…

— И не пригласишь ведь? Да? Никогда-никогда? Не дождусь? Сдохну, а так и не услышу: «Алешка, я хочу тебя».

— В правильном направлении мыслишь.

— Ты — плохая актриса, одалиска. Очень плохая, никудышная, из того самого провинциального сгоревшего театра…

— Тебе пора домой, Алексей.

— Мой дом здесь, и я останусь тут. С тобой! С тобой! — намерение выкрикиваю ей в лицо. — Мне некуда идти, а у тебя — пустая одинокая квартира. Ты же добрая самаритянка, вот обогрей и приголубь.

— Нет.

— Так я пройду? — убираю Климову с дороги и уверенным шагом направляюсь на уже знакомую мне кухню. — Кофе хочу.

— Смирнов! — рычит зараза.

— Это я! — оборачиваюсь и продолжаю свое движение задом. — Что ты хотела, изумруд?

— Хватит паясничать. Тебе пора домой. Слишком поздно.

— Завтра же суббота. Какая разница, когда вставать! Мне кажется, у тебя куриная слепота, малыш. Я прав, солнышко? Ну, не расстраивайся, это не беда! Зато у меня зрение на все сто процентов. Продержимся на моих двоих, не переживай.

— Ты! Ты! Алексей, перестань! — она вскрикивает и останавливается в коридоре. — Ты!

— Ну, что я? Что? — прекращаю свое победное шествование, и теперь к ней не спеша иду. — Что ты хочешь? Ну? Что опять не так? Ты злишься, солнышко? Бесишься, душа моя? Ну, выскажись, в конце концов, и кончим этот бесконечный торг. Оль, я так больше не могу — терпение, увы, не железное, я не выдерживаю — херню творю. Ты ведь за каким-то хреном изощренно мучаешь меня, а я…

А вот такого я не ожидал! По-моему, слегка оглох, потом ослеп и потерял пространственную ориентацию! Что это было? Не пойму. Пощечина? Она меня ударила? А за что?

Ольга взвизгивает, отскакивает и странно жмется в угол, прикрывает голову руками и шепчет:

— Извини меня, извини меня. Извини… Меня.

Боится? Я что, ее пугаю? Твою мать! По-моему, теперь я протрезвел. Подхожу к ней и бережно снимаю с женской головы тоненькие смуглые ручонки, пытаюсь заглянуть в ее лицо.

— Мне не больно, а ты все правильно сделала, одалиска! Заслужил ведь — не отрицаю! А если хочешь или руки чешутся, то ударь еще. Оль? Ты чего?

Она так сильно зажмурилась, что потеряла все свои густые щеточки-ресницы. Их просто нет — я вижу одно сплошное дрожащее глазное полотно.

— Олечка, — шепчу и пытаюсь обнять девчонку. — Ну, ты чего? Иди сюда.

Щека горит, остатки вискаря еще играют, Климова всхлипывает и эпилептически дрожит.

— Переживаешь, как мы тут с тобой уживемся? Не стоит! Я места много не займу. Слышишь, одалиска? Я — компактный, хоть и чересчур большой, — обнимаю ее за плечи и плотно прижимаю к себе. — Буду помогать по хозяйству — все умею. Ты же знаешь, кто мой отец? Пожарная закалка, одалиска. Три мужика в одном доме для бедной отцовской крохи — тот еще пожарный квест. Но мама как-то выжила, все вынесла и нас, дебилов, отлично воспитала, так что…