Любовь моя

— Так чего же куражишься? — с легкой угрозой в голосе спросила Аня.

«И почему эта проблема в большей степени волнует тех, кого она вовсе не касается? В массе своей люди не имеют отношения к искусству, но зачастую очень неосторожны в своих высказываниях, — подумала Лена. — Подруги не прекращают спор, потому что ожидают услышать от меня заключительные слова на эту тему?»

Жанну заинтересовал разговор Лены с Инной.

— …Ты о роли злой личности в судьбе каждого из нас? Врагов каких-то выдумала, чудачка. Я делаю свое дело и этого мне достаточно.

— К сожалению, они часто верховодят.

— Раз мир пока не погиб, значит, в масштабах планеты побеждает добро. Хороших людей все же больше, и дай бог, чтобы они всегда преобладали.

— Отдавать тебя на съедение даже во имя этого преобладания мне не хочется. Это как в сказках приносить себя в жертву, быть данью дракону, чтобы он подавился и других не трогал. Ты не достойна такой участи.

— Ты преувеличиваешь способность некоторых людей всех сметать со своего пути. Они не настолько всесильны. Да и не такая уж я мишень, чтобы в меня стрелять из пушки.

— Не скажи. Лучше переоценить «врага», чем недооценить. Проверим. Если тебя не пригласят стать членом той престижной комиссии, о которой ты мне рассказывала по телефону, значит я права. Мне было бы приятно ошибиться.

— Мне тоже. Пригласили, но я отказалась по состоянию здоровья. Знаешь, всю жизнь в тисках, в рамках. Иногда надо их ломать и уходить в сторону даже острожным людям.

— Жить в обществе и быть от него свободным?

— Свободным от неправильного в обществе.

— Не смиришься — придавят. На это нужно мужество безумца или идиота. Прости, вырвалось. И кто выиграет от этих твоих столкновений? Зачем тебе вредить самой себе? Ты иногда бываешь неразумно, парадоксально упряма.

— Премного благодарна за комплимент.

— Иголки на спине у тебя есть, но брюшко-то нежное, уязвимое. Пожалей себя. Этот вопрос не стоял у тебя на повестке дня? Зачем класть себя на алтарь чужого мелочного тщеславия, зачем подставляться? Это укрепляет тебя в жизни?

— Не знаю, что и сказать…

— Идти напролом — значит проиграть.

— Но сохранить лицо.

— Не дадут сохранить.

— Значит, хитрить, приспосабливаться? То тишком, то ползком…

— Ну и иди до конца «тропою Хо Ши Мина»! — разозлилась Инна.

Жанна не поняла, какого вида деятельности Лены касалась Инна, но ей стало грустно. «Наверное, общественной работой занялась, но ей не всё удается», — решила она.

*

— …Я о другом. Это к вопросу о порядочности и справедливости в литературе. Может, те авторы писали на строго заявленную тему, почувствовав нерв эпохи или… интриги? А есть ли в них то, самое главное? — немного повременив, произнесла Инна. И улыбнулась как можно мягче. Она готова была защищать подругу любыми средствами.

— Не выделяй меня курсивом среди остальных. Собственно, я знаю всех претендентов на пять лет вперед и могу расставить их в порядке получения. Для меня вся эта система абсолютно прозрачна и уже ничем не удивит. Поэтому и не волнует, — ответила Лена.

— Блаженный идиотизм — верить в справедливость. А бывает так: дали премию, похвалили и забыли человека?

— Всякое случается, — кивнула Лена с видом педагога, недовольного несвоевременным или глупым вопросом ученика. — Самому надо себя активно продвигать к читателю: заявлять о себе, встречаться, общаться. Будь любезна…

Лена обреченно вздохнула. Ее лицо выражало: «А не пойти ли тебе… на БАМ!» Она безразлично отметила в себе опустошение, вызванное неприятным разговором, и попыталась отвлечься размышлениями другого рода.

— …Вот ты пишешь, пишешь, а ведь далеко не каждый читатель помнит имя автора. Ты тоже станешь неизвестным автором известных произведений. Твое имя занесет песок времени.

— Это неважно. Пусть годы стирают из памяти людей фамилии писателей, лишь бы деяния их героев жили в поколениях. Инна, говори о хорошем или молчи, иначе я сегодня не усну.

— Даже у камня есть душа, — сказала Жанна Инне с упреком. — Лена, пусть Всевышний и Небо помогут тебе, — искренне добавила она. (У камня душа?)

Инна наконец-то захотела понять подругу, и та устало опустила голову на подушку. Никто больше не стал углубляться в писательские проблемы.

«Привыкшие трудно засыпать и до умопомрачения прокручивать что-либо в голове, они и тут мусолят любое им предложенное. Разговор затевается, но быстро иссякает, потом возобновляется и вновь обрывается, как бестолковый сон… Но бессонница толкает, заставляет женщин начинать его снова и снова, даже через силу, через немочь. Ночью, когда человек только наполовину в реальном состоянии, до такого можно дорассуждаться!» — вздохнула Лена, туманясь сознанием.

Лена тихонько застонала, переворачиваясь на спину. Аня поняла, что она не спит и тут же подступила к ней с вопросом, который давно ее беспокоил:

— Когда тебя приняли в Союз писателей? Почему ты не стала вступать в двухтысячном? Это был акт протеста? «Не все хотят летать в стае. Но к одиночкам тоже надо относиться бережно, если они того заслуживают», — думала ты тогда. Да? — предположила Аня, возможно на основании чужих слов.

— С одной книгой? Вступление ко многому обязывает. Только после третьей я посчитала себя достойной. Успокойся, всё у меня нормально.

«Как всегда говорит много меньше, чем думает», — решила для себя Аня.

— Скрытная ты.

— Не без того, — отшутилась Лена.

— Как ты считаешь, у Ларисы тоже возникают проблемы? Она о них умалчивает?

— Какого рода? Ты о «смертоносном» противостоянии амбиций? — пошутила Инна. — Приедет, узнаем.

— Нет, я о другом, — смутилась Аня, поняв, что Инна намекает на свой разговор с Леной.

Аня не вникала в тонкости и подробности обсуждаемого ими эпизода, но суть разговора уловила, и, взглянув на Лену с благоговейным обожанием, сказала:

— Пиши, пока твоя добрая и вечно печальная Муза рядом с тобой. Выкладывай душу людям.

— Муза у мужчин. У Лены вдохновение, — рассмеялась Инна. И добавила восторженно-насмешливо:

— В кого только ни превращают женщины-музы великих мира сего!

*

— Ты все больше об ушедших годах пишешь.

— Так ведь воспоминания. Тем более, когда о детстве… — недоуменно пожала плечами Лена.

— Может, важнее критиковать современность? — выдвинула встречное предложение Инна.