Любовь моя

— Лена, с твоим воображением ты не имеешь права давать показания в суде. Ты же обязательно чего-либо присочинишь, — рассмеялась Инна. — По сути дела ни на чьи свидетельские показания нельзя опираться, особенно, если они даются спустя некоторое время. Память и воображение задействуют одни и те же участки коры головного мозга. Вот он и грешит подменами, путает показания. Память — нелинейная, нестабильная, пластичная и не очень надежная функция мозга. Она может искажать прошлое. Когда мы пользуемся воспоминаниями, мы их изменяем, и мозг закрепляет и заносит в долговременную память уже неправильные, подчас сомнительные или даже ложные моменты. И наш мозг вспоминает последний «пересказ» событий, а не реальный. Некоторые люди внушат себе что-то, а потом искренне верят, что так было на самом деле.

Оказывается, вторгаться в мозг с разного рода информацией можно даже, когда объект спит. Я читала, что процесс фальсификации мозгом ложных воспоминаний изучается учеными с помощью МРТ-сканеров в режиме реального времени. Эти исследования перечеркивают все фильмы про сыщиков.

— Получается, что детективные романы надо выкинуть на свалку? — удивилась Аня.

— Зачем выбрасывать, просто не надо считать, что все в них достоверно, — улыбнулась Лена. — А вот научные данные мой мозг воспринимает и надежно закрепляет без искажений.

*

— …Я одного Ритиного начальника вспомнила, — ушла от заявленной темы Аня.

— Чем он интересен? Расскажи, я сгораю от нетерпения! — попросила Жанна.

— Много крови у нее попил. Приставал… ну ты понимаешь. Она отказала. Он не отлипал, преследовал, прессовал, унижал, необоснованными придирками доводил ее до белого каления. Карьеру испортил. Думал, если ей муж изменяет, так и она, хотя бы в отместку… Так и не нашел к ней подход, даже когда она развелась.

Невостребованность подрезала Рите крылья, а уйти было некуда. Городишко небольшой. Да и на квартиру очередь подходила. И она к вящему недовольству шефа продолжала добросовестно вкалывать. А когда писать начала, у нее новый смысл жизни появился, морально легче стало… Как-то пожаловалась: «На заводе злила многих, что работаю лучше них. Стала писателем — и опять находятся люди, которых бесит мой успех. Камнем преткновения становится мое трудолюбие. Антураж меняется, а суть остается».

«И твой талант им мешает», — добавила я.

Только вот Рита стала известной, а имя ее начальника вспоминают лишь в связи с тем, что был тот гадом. В перестройку он на собственной шкуре испытал неуважение людей. Проиграл подчистую. Так ему и надо. Судьба отомстила ему за Риту, — уверенно заявила Аня.

— И ты думаешь, он страдает от этого? Сальери благодаря Моцарту прославился. А так, может быть, его имя кануло в веках. И у Ритиного начальника тот же путь. Он, наверное, понимал, что иначе о нем никто не вспомнит, — усмехнулась Инна.

Аня и Жанна согласно закивали, всерьез и полностью разделяя ее мнение.

— Заметьте, я, как всегда, оказываюсь права. — Инна и тут не упустила возможности похвалить себя.

Подруги не возражали.

— …Ленка, а я думала, ты займешься упорным самобичеванием, а заодно и Риту вздуешь, как следует. Я, например, не понимаю, почему она в последней книге некоторых своих героев не описала, а только обозначила и то несколько условно, даже абстрактно. Какая их внутренняя актуализация на сегодняшний день? Подцепи Риту багром… за ушко да на солнышко. Боишься, что ее чаша весов перетянет? — Инна снова вернулась к обсуждению творчества подруг с известной долей иронии.

— В бой рвешься? Так и разбирает тебя. Не слишком ли далеко заходишь в своих шутках? Окажи любезность, посиди хоть немного в резерве, — тихо и сокрушенно-насмешливо посоветовала Лена подруге.

— Не исходи благородным гневом. Ты от меня слишком многого хочешь.

«Бузит, паясничает, ну совсем как школьница. Вот ведь натура. Упреков, как и раньше, не принимает. За подругу снова принялась. Удивляюсь Ленкиной бесконечной снисходительности и великодушию. Я на месте Лены уже давно бы ее расчихвостила, и разбежались бы мы с ней навсегда», — мысленно посетовала на Инну Жанна.

— …Если уж на то пошло, писатели всегда выставляют свои переживания на всеобщее обозрение, — сказала Аня.

— И что из того? — спросила Инна.

Лена приподняла голову.

— Вот-вот, давай сама отчитывайся, — рассмеялась Инна. — Только не переводи стрелки на Риту, о себе рассказывай, хотя бы затем, чтобы оправдать себя в собственных и наших глазах. Уснащай свой монолог чужой лестью, не забывая, что она есть чья-то месть. Я разрешаю. Не чинись. За чем дело стало? Доложись, почему о судьбе русской женской души пишешь? Потому что в литературе по большей части и авторы, и герои — мужчины?

«Совершенно ясно, что Инка хочет подискутировать, распалить жаркий спор. Желает с кем-то посчитаться или потягаться? Пусть не надеется, я не оправдаю ее ожиданий», — самолюбиво подумала Жанна.

— Инна, некритическое отношение к себе приводит к казусам, — тихо отозвалась Лена.

Разговор на этом пресекся. Наступившая тишина была слишком напряженной. И кто из присутствующих женщин, о чем думал в это время, понять было невозможно. Имело смысл только догадываться. Чем Аня и занялась. Но Инна прервала ее размышления своим пустяшным вопросом к Лене:

— Я запамятовала: почему ты ручкой пишешь, а не сразу на компьютере?

— На компьютере я работаю медленно, а мои мысли бегут слишком быстро. Я не успеваю их записывать и часто забываю то, о чем и как хотела сказать. А иногда, многократно переделывая фразу, вдруг обнаруживаю, что первая была лучше, но я ее уже стерла не только в компьютере, но и из своей памяти. Переживаю, конечно. А мне это надо?

«Вопросы теряют свою «глобальность» и, похоже, скоро совсем иссякнут», — медленно проплыла в мозгу Лены приятная, успокаивающая мысль.

28

— Как-то узнала из энциклопедии об одном знакомом писателе, что он издал шестнадцать книг. Заинтересовалась. Пошла в библиотеку. Выдали мне маленькую стопку книжечек формата записных. «Всего-то? — удивилась я. — Кот наплакал стишков и рассказиков? Как подобное квалифицировать? У моей подруги издана всего одна книга, но какой том, какие стихи! Во всяком случае, в Москве она прозвучала. А у этого числится много, но все — на четыре аккорда», — поведала Аня подругам с грустью. — По мне так это неуважение к себе. И вообще… это что-то вроде обмана. Да… из первых рук узнать о человеке всегда вернее.

— А может, те книжки стоящие? Маленькие, да удаленькие, — возразила Жанна. — Толстый том будет итогом всей его творческой жизни. А до этого как ему прозвучать?

— Читая энциклопедию, я представляла себе маститого писателя. А-а… — раздраженно махнула рукой Аня.

«Можно подумать ненароком вспомнила. Себя превозносит. Ей это удалось на славу. Не заведешь меня. Перебьешься», — ревниво фыркнула Инна и, успокаивая себя, сквозь зубы произнесла необщеупотребительное, неприличное слово.