Любовь Венценосного

— Крелл. Я рад тебя видеть. Как ты живёшь? — Он тоже выглядел не лучшим образом.

Младший прошёл по ковру и сел в кресло, с иронией и неприязнью посмотрел в глаза брату: — Повелитель Рэндам, сообщаю тебе, что у нас с Настъей двое птенцов! Они, пока что, в виде яиц, но скоро вылупятся!

Рэндам выпрямился и откинулся на спинку кресла. По его виду Крелл понял, что ему было известно о Настиной беременности, но вот о яйцах Повелитель не знал. Он задумчиво смотрел на брата, не испытывая ни малейших угрызений совести: — я рад за вас с Настъей, Крелл. На самом деле, искренне рад, как бы плохо ты обо мне не думал. Наверное, я ошибался, и она действительно твоя настоящая пара, — он задумчиво посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу: — не думай, пожалуйста, Малыш, что мне легко далось и Настъино беспамятство, и твои терзания. Мне тоже очень тяжело, Крелл…. Прости за то, что я причинил тебе столько горя.

Младший брат встал, прошёлся по кабинету, заложив руки в карманы брюк. Остановившись напротив стола и, в упор глядя Рэндаму в глаза, со сдержанным бешенством сказал: — а как же Настъя? Самая пострадавшая сторона — это она! Именно ей пришлось пережить позор, унизительное изгнание из Йоханнеса и потерю памяти! Я уж не говорю о том, что я предал её и нашу любовь, поверив не своему чувству, а твоим убедительным доводам, тебе, старшему брату — Повелителю! — Его голос прерывался от гнева, яростные глаза с ненавистью смотрели на Рэндама.

Тот выдержал его взгляд, ровно сказал: — я извинюсь перед Настъей, Крелл, попрошу у неё прощения.

Крелл хмыкнул, но ничего не сказал, вернулся в кресло, где сидел. Они помолчали, потом младший, уже спокойнее, спросил: — ты хочешь меня уверить, что полетишь к мархурам, чтобы извиниться перед Настъей?

Рэндам пожал плечами: — мне ничего не остаётся, как навестить её во Фрикании. Она… я надеюсь, она меня простит. Я думаю, она всё поймёт правильно. Никто не может похвастаться тем, что не делает ошибок. — Он вздохнул, — не обижайся на меня, Крелл, прошу. Я был уверен, что поступаю верно. — Он помолчал: — Крелл, тебе надо подумать о том, на чём везти Настъю и птенцов. Как она себя чувствует? Как яйца? Как она их греет? И проходят ли последствия гипноза?

Крелл поднял голову и с неприязненной усмешкой слушал Повелителя: — ты опять за своё? С чего ты взял, что Настъя с птенцами куда-то поедет? И нет, память к ней не вернулась, хотя, мне кажется, она уже не так агрессивно меня воспринимает.

Рэндам с недоумением посмотрел на него: — но раз она твоя пара, она должна жить с тобой, в Йоханнесе…. Тот жёстко ответил: — решать это будешь не ты, это точно. А теперь скажи мне, когда ты отправляешься во Фриканию и сколько воинов сопровождения намерен взять?

После ухода Крелла Повелитель вызвал к себе сангому: — Лукас, я ошибся. Настъя родила от Крелла двух птенцов. Я намерен извиниться перед ней за свою ошибку. Мы летим через десять дней, как только я закончу некоторые срочные дела. Ты летишь со мной, потому что память к ней не вернулась. Может быть, ты сможешь снять свой гипноз.

— И она немедленно спустит нас с ближайшей лестницы, Повелитель, — продолжил Лукас.

— Может быть, и спустит, — холодно согласился Рэндам, — и будет права, но я скорее соглашусь на лестницу, чем на то, чтобы не попытаться вернуть ей память.

— Повелитель, ты будешь просить у Настъи прощения? — Да. — А как же я? — А что — ты? Ты выполнял мой приказ, и только. — Лукас покачал головой: — скажи это баасу Креллу, Повелитель Рэндам. Он ненавидит меня и пообещал убить…

Рэндам передёрнул плечами: — Крелл никого не убивал исподтишка. У вас будет поединок и равные шансы на жизнь.

Сангома попытался улыбнуться: — у меня? С Креллом? Равные шансы?? Ты смеёшься надо мной, Повелитель Рэндам!

Тот досадливо дёрнул головой: — иди, Лукас, не отнимай у меня время.

Настина радость

Настя лихорадочно собиралась во дворец. От Кумбо прибежал мальчишка — посыльный. Колдун ждал её, чтобы попробовать перенести её мать. Сердце девушки трепетало в радостном возбуждении. Сегодня с утра был, пожалуй, первый по-настоящему солнечный день. Она торопливо забежала в детскую, сунула руку в корзину и погладила яйца. Ей было смешно признаться даже самой себе, что она уже любила их. Она представляла, как младенцы, её и Крелла, сломают скорлупу и выберутся наружу. Интересно, какие они будут? И смогут ли потом летать? А кто вылупится, мальчики или девочки? И на кого будут похожи? Она немножко боялась, что Крелл предъявит на них свои права, но про себя решила, что ни за что их не отдаст. В конце концов, здесь не Йоханнес и он не имеет тут никакой власти. Пусть ищет себе свою единственную пару, как решил Рэндам, а дети останутся с ней. Она не доверяла больше Креллу, несмотря на то, что продолжала его любить.

Она в последний раз наказала Ани следить за бутылками с горячей водой и не забыть перевернуть яйца на другой бочок. После этого торопливо выбежала из дома и направилась во дворец.

Её уже ждали. Посредине лаборатории колдуна, на столике, на подставке красовался принесённый Настей хрустальный шар. Солнце играло на его полированной поверхности, отбрасывая радужные блики на стены и пол. В отдалении, в кресле, сидел Повелитель Джамайен. Он радостно привстал навстречу Насте, но был остановлен недовольным окриком колдуна:

— Джамайен, сиди и не дёргайся! Если ты только ещё раз пошевелишься, я тебя выгоню! Я бы и Настю не пустил! Один вред от вас и никакой пользы!

Джамайен замер в кресле, хитро подмигнув Насте. Она засмеялась: — баас Кумбо, но как же без меня — то? Ты ведь не знаешь мою маму!

— То-то и оно, что не знаю, — недовольно пробурчал колдун, — хватит прыгать, Настя, пока опять что-нибудь не сломала, и садись сюда.

Хотя Настя вовсе даже не прыгала, а боялась пошевелиться, чтобы, не приведи Создатель, что-нибудь не задеть, она послушно села на стул напротив шара и спросила: — баас Кумбо, а в тот раз для шара нужен был самый первый солнечный луч, рано утром. А сейчас почти полдень… Это ничего?

Кумбо важно устроился в стоящее рядом с ней кресло и сказал: — Настя, я хочу испытать своё умение управлять шаром в любое время дня, лишь бы было солнце. Вот если не получится, тогда попробуем завтра на восходе. А теперь помолчи. Сосредоточься на своей матери, а когда увидишь, представь, что тянешь её сюда, к себе. Я буду тебе помогать. Готова?

Настя только кивнула, не отрывая взгляда от шара. Кумбо чуть двинул его вместе с подставкой, и прямой солнечный луч ударил в него, вызвав вспышку света. Крепко стиснув руки на коленях, Настя вглядывалась в сияющую глубину и оттуда, ей навстречу, медленно всплыло лицо матери. Она сидела за столом, в офисе. Справа туманно расплылись силуэты папок на её письменном столе, какие-то бумаги. Мать работала бухгалтером в небольшой фирме, которая дышала на ладан и где всё время задерживали зарплату. Её лицо было печальным, глаза смотрели в пустоту.

Настя совсем было открыла рот, чтобы позвать её, но Кумбо схватил девушку за руку, и она вспомнила, что нужно молчать, принялась мысленно, со всей силой своего одиночества звать, а потом представила, что вытянула руки далеко, туда, к маме, обняла её и тянет, тянет к себе!

Вдруг шар вспыхнул алым, нестерпимым для глаз светом, окутался розовым туманом, и… Настя непроизвольно откинулась на спинку стула. Сзади Джамайен издал какой-то странный звук. Не то икнул, не то захлебнулся воздухом. Настя обернулась и… мама!!! Её мать стояла у стены и испуганно смотрела на Джамайена. А он — на неё. Настя вскочила со стула, бросилась к матери: