Люди и нелюди

Второй малыш, со светлой чешуей, наоборот, не выказал агрессии. Он даже промолчал, когда Буш дотронулся до его спинки кончиком пальца, и только зашипел и задергал лапками, когда его подняли в воздух. Это было забавно. Может, светлые не ядовиты? Что же с ним делать? Убить, как брата? Или оставить тут?

В конце концов, Буш принял решение. Он свалил в кучу останки самки и убитого детеныша, прикрыл их ветками и ушел, оставив выжившего малыша его судьбе. В конце концов, он же на охоте, а самка зубоскала — не столь ценная добыча, чтобы тащить ее в стойбище. Когда-то Буш считался одним из лучших охотников и должен доказать всем, что шрам на ноге и его вынужденная леворукость ничуть ему не помешают. Он добьется того, чтобы опять охотиться вместе со всеми! А для этого надо найти крупную дичь, справиться с нею в одиночку и притащить в стойбище.

При свете Злого Глаза равнина казалась вымершей. Несколько пестрокрылов и парочка кусак-летунов не в счет. Ну, иногда под ногами что-то шуршало — всякая мелочь, на которую настоящий охотник не обращает внимания. Но вот глаз заметил знакомые силуэты.

Броненосцы.

Их было несколько разновидностей, различавшихся между собой размерами и формой панциря. Эти были так называемые полосатики — их панцири состояли из нескольких пластин, словно нанизанных на тело. Между полосами, когда животное двигалось, виднелись полоски более темной и мягкой кожи. Охота заключалась в том, чтобы заставить полосатика двигаться и во время движения вонзить копье в кожу, да не абы где, а ближе к голове. Там есть шанс пробить внутренние органы, смертельно ранив зверя.

Шесть полосатиков сейчас отдыхали, распластавшись по земле. Трава вокруг них была вырвана с корнем и съедена подчистую. Даже кое-где они разрыхляли землю, чтобы добыть сочные корни. Три полосатика были довольно крупными, еще один — среднего размера, ему по пояс и два совсем мелкие, едва достававшие Бушу до колена.

«Надо напасть на среднего», — решил Буш. Спугнуть мелких, конечно, легко, но взрослые встанут на защиту малышей, и тогда одинокому охотнику несдобровать. У него всего одно копье, значит, один удар. Был бы тут хотя бы вожак Хых или силач Мрачный, или…

Ладно. Он справится один. И Буш решительно зашагал к полосатикам. При этом он нарочно громко топал и несколько раз, подобрав найденные по дороге камни, кидал их в полосатиков, а, приблизившись, даже чуть-чуть попрыгал на месте и постучал копьем по земле.

Этот маневр не остался незамеченным. Полосатики зашевелились. В позе отдыха они напоминали овальные валуны с двумя утолщениями-наростами спереди, где массивный щиток прикрывал голову, и сзади, где такой же щиток нависал над хвостом. Отличить щитки было друг от друга легко. И Буш, подобравшись, решительно грохнул копьем по заднему щитку ближайшего полосатика.

Тот медленно приподнял головной щиток, и Буш, чтобы напугать его, ткнул в него копьем.

Полосатик мигом свернулся, спрятав уязвимые места. Остальные лишь чуть повозились. Малыши, правда, забеспокоились и попытались подползти ближе к матери, издавая тихие звуки, похожие на чихание. Мать ответила негромким бормотанием.

Буш вскочил на спину ближайшего зверя и несколько раз подпрыгнул, стуча копьем по щиткам.

И еле успел сгруппироваться для приземления, когда тот решительно стряхнул его со спины. Приземлился на обе ноги — шрам напомнил о себе — и, недолго думая, несколько раз ударил полосатика по спине.

Дальнейшее вышло настолько случайно, что Буш даже не обратил на это внимания.

Его копье, в отличие от копья вожака Хыха, имело не круглое, а слегка уплощенное острие, поскольку Буш для его обработки использовал камень, срезавший с древесины стружку. И когда он ударил в очередной раз, копье слегка повернулось в его пальцах, и плоская сторона скользнула между пластин, достав до кожи и поцарапав ее.

Почувствовав боль, полосатик басовито заверещал — «вриэ-вриэ» — и неожиданно сорвался с места.

Буш оторопел, но всего на миг. В следующую секунду инстинкт охотника взял верх над удивлением, и он в два прыжка настиг бегущего и ударил копьем между первым и вторым кольцом.

Наконечник ушел внутрь почти на две ладони. Рывок был так силен, что копье вырвало из рук охотника, а верещащий полосатик пробежал еще несколько шагов прежде, чем споткнулся. Попытался свернуться, но задергался, вереща и визжа еще отчаяннее. Хвост его распрямился и стал бить во все стороны. Буш отскочил, выжидая. Копья было жалко. Где он найдет такое второе?

Остальные полосатики по-своему отреагировали на визг и верещание сородича. Они разразились целым каскадом хрюкающих и шкворчащих звуков, после чего развернулись и затрусили в противоположном направлении. Если бы тут были остальные охотники стада, они бы накинулись на них и перебили до единого, но Буш был один. И он думал, как спасти копье.

Раненый полосатик продолжал биться, и Буш, улучив минуту, поймал древко и дернул. Но оно застряло внутри, так то ему пришлось несколько раз провернуть его туда-сюда в ране, из которой обильно текла кровь.

Наконец, копье осталось в его руках. От последнего толчка полосатик упал на бок, открыв мягкое голое брюхо, и Буш, не раздумывая, ткнул туда, пропоров кожу.

Это был конец. Сердце охотника не стукнуло и дюжины раз, как зверь вытянулся и издох. Только кровь еще слабо сочилась из двух глубоких ран, да чуть подергивалась в последней судороге задняя лапа.

— Га-ар!

Громкий крик вырвался у Буша. Крик удивления, радости и гордости. Он это сделал. Он в одиночку убил целого полосатика. Он — охотник. Настоящий охотник. И леворукость тут не помеха.

— Га! Га! Га-а-ар!

Прокричавшись, он немного успокоился. Надо было сказать остальным. И сказать как можно быстрее — в одиночку он, может быть, и смог поразить такого крупного зверя, не того, который высотой до бедра, а взрослого, что еще важнее, но вот дотащить добычу домой у него точно не получится. И сделать это надо как можно быстрее — пока сверху смотрит Злой Глаз, многие животные, в том числе падальщики, смирно сидят по норам. Но когда начнет темнеть, мир оживет. И тогда его добыча может достаться другим.

Буш поднял голову, оглянулся на Злой Глаз — высоко ли тот стоит над краем мира? То есть, смотрел он не прямо на него — неохота потерять зрение! — а чуть вбок, цепляя его образ краем глаза. Посмотрел на небо и…

И оцепенел.

В той стороне, куда он смотрел, наверху в небе открывался второй Глаз.

Он был немного меньше Злого, но гораздо ярче. Его сияние увеличивалось с каждым ударом сердца. Чуть позже, словно дав время случайному зрителю насладиться ужасом увиденной картины, пришел звук.