Люди и нелюди

Мягкая волна нарастающего гула ударила Буша в грудь так, что охотник покачнулся. Рев долетел позже, уже когда свет вспыхнул так ярко, что охотник упал ничком на траву, закрывая лицо ладонями. Из груди вырвался истошный вопль ужаса. Новый Злой Глаз!

Страх сковал Буша. Он полежал некоторое время, не смея дыхнуть, ожидая, когда тело начнет корчить жуткая боль, но время шло, а ничего не происходило. Пронесся порыв ветра, слабого, нежного. Зашуршала сухая трава.

Выждав еще несколько ударов сердца, охотник поднял голову.

Второй Злой Глаз пропал, погас, будто его и не было. Более того, и первый Злой Глаз тоже стал меркнуть, как ни в чем не бывало, опускаясь к краю земли. Равнина понемногу оживала. Послышался писк какого-то зверька. Промелькнул крылан. Кто-то зашуршал травой. Еще немного и…

Добыча! Как он мог забыть! Этот второй Злой Глаз, наверное, явился ему нарочно, чтобы тот поторопился.

И Буш сорвался с места, начиная забег.

Он мчался наперегонки с закатом, торопясь достичь стойбища прежде, чем Злой Глаз коснется края земли. Именно в это время просыпались охотники и собирались на промысел. Женщины и подростки наверняка уже встали — кто-то пошел к реке, кто-то бродил по округе, собирая плоды и семена. Надо спешить. Надо опередить вожака Хыха, пока тот не увел всех на охоту.

Знакомую рощу, недалеко от которой была стоянка, он увидел издалека и завопил, срывая голос и спеша привлечь внимание.

Его увидели. Кто-то закричал, размахивая руками. Несколько охотников и подростков устремились навстречу, криками выражая удивление.

— Ар! Ар! Бу-гу! Гу! — кричал Буш, подпрыгивая на месте и показывая всем копье с кровью полосатика.

— Ар? Ум-гу? Га? — послышались голоса.

— Гу! Гур! — надрывался Буш.

Привлеченный шумом, вперед протолкался вожак Хых. В порыве Буш схватил его за руку, тряханул:

— Ар! Ар! — и тут же ринулся бежать, не оборачиваясь и не зная, следуют ли за ним остальные. Он не чувствовал боли в ноге, не ощущал усталости, не обращал внимания на бешеный стук сердца. Он звал своих за собой.

И охотники поспешили.

Правда, не все. Некоторых остановил рев вожака:

— Ы-р-р! Хо!

И лишь несколько подростков и косматый Чух бросились следом.

Они успели вовремя. Несколько зубоскалов уже крутились возле туши полосатика. Кто-то из них, самый смелый, прыгнул вперед и вонзил зубы в мягкое брюхо, торопясь разорвать шкуру и насытиться. Но остальные, завидев охотников, отбежали в сторону, разразившись квакающими звуками.

Буш завопил, размахивая копьем и отгоняя зубоскала. Тот успел отскочить в самый последний момент, унося в пасти кусок мяса. Его не преследовали — охотники с криками удивления и восторга окружили тушу, колотили по ней палками и ладонями, дружески толкали и трепали Буша, указывая ему на порванное брюхо. Они намекали, чтобы Буш, по обычаю, оделил их мясом. Но тот решительно отверг это — мясо должно достаться всем. Вожак Хых должен увидеть, что он, Буш, достаточно силен и ловок, чтобы добыть такого зверя. И он снова может считаться полноправным охотником.

— Ак! Ак! Бу! — он первым ухватился за хвост полосатика, пытаясь сдвинуть тушу с места.

Наконец, его поняли. Подростки впряглись в убитого зверя и, напрягая мускулы, кое-как поволокли тушу к стойбищу.

Дорога была долгой. Туша оказалась слишком тяжела, и им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Кончилось тем, что одного подростка, самого слабого, отправили вперед, позвать остальных. Буш упирался и тащил вместе со всеми, но часто останавливался — свою часть работы он выполнил, теперь черед других.

Во время одной из таких остановок он прислушался к странным звукам, доносившимся из куста. К тому времени Злой Глаз скрылся за краем земли почти целиком, и лишь на том месте, где он только что был, еще полыхали отблески заката. Небо расцветилось маленькими глазками, которых было много, и которые светили не в пример добрее. Странные звуки напоминали плач младенца. Ребенок? Тут? Откуда? Неужели одна из самок их стада пошла гулять и разрешилась от бремени за кустами? Нет, кажется, среди их самок нет таких, кому пришла пора рожать. Тогда кто это? Неужели чужак?

Припав к земле, Буш пополз на голос и оказался возле неглубокой ямки в земле. Резкий запах подсказал ему ответ — это было логово той самой убитой им самки зубоскала. Ее туша все еще лежала на дне, возле нее притулились два малыша. Один — мертвый, с разбитой головой, а второй был еще жив. И этот второй скулил и плакал, тщетно пытаясь расшевелить мертвую мать.

Шкура взрослого зубоскала с торчащими между чешуек шерстинками вполне годится для подстилки в гнездо. Подумав об этом, Буш за хвост вытащил мертвую самку…

И живого детеныша.

Он сам не знал, что заставило его так поступить. То ли плач малыша напомнил ему что-то — а именно Уаллу, внутри которой тоже растет малыш, то ли просто не хотел, чтобы тот и дальше орал, нарушая тишину ночи, то ли подумал о том, что, когда этот малыш станет взрослым и обзаведется шерстью, его шкуру можно будет использовать в дело.

Остальные без восторга отнеслись к появлению крошечного зубоскала, но Буш сердитым ворчанием отстоял свое право распоряжаться детенышем. Тем более что вскоре появилась приведенная подмога, и стало не до малыша, который, к тому же, постепенно пригрелся и замолчал.

Посадку совершили на закате. Ната всегда плохо переносила именно эти моменты — взлет еще туда-сюда, но вот посадка… Всякий раз, как челнок входил в плотные слои атмосферы, она испытывала приступ тошноты и терпение стюардесс. Даже киборги начинали как-то натянуто улыбаться и говорить нарочито механическими голосами, когда «та самая пассажирка» в шестой раз за сорок минут требовала индивидуальный гигиенический пакет.

Эта посадка — отнюдь не на челноке круизного лайнера экстра-класса — была столь же жесткой, если не больше. Памятуя о своей «индивидуальной особенности», Ната накануне отказалась от обеда, да и позавтракала кое-как, заслужив порцию замечаний — мол, неужели, так не терпится приступить к работе. Когда ее окончательно достали эти бестактные замечания, она огрызнулась — да, в отличие от вас! — и ушла к себе. Там выпила двойную дозу успокоительного, залакировав сверху парочкой препаратов от укачивания, и разлеглась на койке, на всякий случай приготовив еще парочку капсул с таблетками. Это и были ее обед и ленч. Полдник по случаю приземления отменялся, а вот ужинать они должны были уже там, «на грунте».

Она уже уютно устроилась в койке, пристегнувшись и проверив, находятся ли в зоне досягаемости гигиенические пакеты — всего десять штук, на пустой желудок этого должно было хватить, — и таблетки и приготовилась занять это время письмом и чтением, как ее срочно вызвали по внутренней связи. Ната со вздохом свернула последнее письмо Линель, пришедшее с утренней радиопочтой и отстоящее от корабельного времени почти на трое суток, и поднялась. Успокоительное пока еще не всосалось в кровь и добраться до рубки удалось относительно быстро.