Люди на болоте. Дыхание грозы

По тому, как она сказала это, как покачала головой, видно было: такой

ужас, такой ужас!

– Почему это произошло?
– Дубодел взглядом приказывал Василю отвечать.

Кровь текла Василю в глаза. Он оттолкнул, мать, которая лезла помочь,

вытер лоб черной ладонью, почувствовал, как щемит рваная кожа. Боль

сменилась обидой, злобой, которые жгли теперь, кажется, еще сильнее, чем

до драки.

Ответил за него старый Глушак:

– Чужое поле хотел захватить силой! Против советского закона! Против

сельсовета!..

– Сразу уж и против советской власти!
– ехидно подхватил Миканор.

– Не против!
– отозвался Василь.

– А если и против! Если бы и вспахал сам!
– набросилась на Глушака

Дятлиха.
– Так за это бить надо? Убивать до смерти?

– Никто его не убивал! Сам он Евхима чуть на тот свет не отправил!

– Сам?
– Дятлиха запричитала, заголосила как только могла. Все

понимали, что своими причитаниями она пробует защитить, спасти сына.

– Замолчите, тетка! Еще не знаете, что будет!
– попробовал успокоить ее

Хоня, но она запричитала еще сильнее.

Зайчик улучил момент, весело вставил:

– Вот и начался, деточки, передел!

Засмеялся только Ларивон. Но и он тут же взглянул на Евхима и смолк.

Никому больше Зайчикова шутка, видно, не показалась смешной.

5

– Может, они пускай идут по хатам, - сказал Дубоделу и уполномоченному

Миканор.
– Потом разберемся. А то ведь - начали работу, собрали столько

народу. К делу надо вернуться...

– Правильно! Время дорого!
– поддержал его уполномоченный, и Дубодел со

всей строгостью приказал Василю и Евхиму:

– Завтра явитесь в сельсовет! Рано! На расследование!

– Я только должен на несколько минут задержать их, - вмешался опять -

вежливо и вместе с тем строго - уполномоченный.
– Для предварительного

выяснения обстоятельств и причин.
– Он кивнул Миканору и Дубоделу: -

Продолжайте пока без меня.

Как только люди начали расходиться, Дятлиха, притихшая было, услышав,

что говорят о судьбе Василя, опять запричитала. Зубрич, как мог, наспех

допросил ее, перебивая, кивая в знак согласия: так, так, понятно, - мягко

сказал, что она может идти. Дятлиха, однако, не послушалась, начала

причитать снова, и уполномоченный пригрозил, что плачем своим она только

помешает справедливо разобраться в поступке сына. Повредит сыну...

Вслед за этим уполномоченный так же, догадливо кивая головой, быстро

допросил Степана и старого Глушака и разрешил обоим уйти. Но и они, как и

мать Василя, в деревню не пошли, отступили на каких-нибудь сто шагов и

остановились, наблюдая за тем, что будет дальше...

Они не слышали, что говорил уполномоченный Василю и Евхиму. Но,

казалось им, держался он с обоими иначе: не кивал в ответ, засунув руки в

карманы, выпрямился важно, строго и все будто чем-то угрожал,

немилостивый, неподступный. И Дятлиха и Глушак не на шутку тревожились.

Зубрич, оставшись с Василем и Евхимом, заговорил не сразу. Засунув руки

в карманы, внимательно, как-то пронизывающе, рассматривал сначала одного,

потом другого и не спешил выкладывать, что таилось в его голове.

Долгодолго, казалось обоим, молчал - аж терпеть трудно было это молчание.

– Ну-с, значит, так, - разжал наконец губы уполномоченный, - сами

начали землеустройство!,. Т-так!..

Евхим возразил:

– Я не начинал... Он ко мне полез, я только за свое добро вступился!..

– Было твое! Полдесятины теперь мои!,. Полдесятины мне выделили!..

– Эти тебе выделили?

– А какие! Может, те, что ты сам выберешь?

Зубрич отрезал строго, жестко:

– Прекратить спор! Тут не дискуссия! Я допрашиваю вас, и будьте добры

слушать меня! И отвечать тогда, когда я спрошу.
– Он взглянул на Василя,

вдруг ударил вопросом: - Сидел уже?

У Василя похолодело в груди.

– Ну, чего молчишь?

– М-меня отпустили!..

– Ненадолго, видно!..
– Василь смотрел, не узнавал уполномоченного:

куда девалась улыбка? Не лицо, а камень.
– Снова захотел туда?!

Василь был сражен.

– Все равно!
– возмущался уполномоченный.
– Что хочу, то и беру! Законы

ему - ничто! Ноль!.. Советские законы не для него писаны!.. Анархизм

полный! Не анархизм, а разбой!

Разбой среди бела дня! Открытый бандитизм!..

– Я не... бандит!..

– Не бандит, так прислужник бандитский!

– И не... прислужник...

– Мы всё помним! Мы не забыли, как вы Маслака водили под окна советских

депутатов.

– Так они ж заставили, обрез ткнули в живот!..
– Василь готов был

зареветь от обиды.

– Обрез! Кто вам поверит! Дураков нашли! Вы и теперь - не успел Маслак,

опекун ваш, объявиться - снова распоясались! На законы советские плюете!

Думаете, при Маслаке все позволено!
– Уполномоченный гневно помахал

пальцем перед лицом Василя.
– Нет, руки коротки! Советская власть и не

таких утихомиривала! Не таких обрубала!..

Зубрич так же грозно, гневно приказал:

– Идите! Да ждите, как мы решим!..
– Он заметил, что парень и не

смотрит на мирно дремлющего Гуза. Крикнул вслед: - Коня заберите!

Василь спохватился, поплелся к Гузу.

Мать, довольная, что допрос окончился так быстро, что Василя отпустили,

хотя и видела, что сын уныло горбится, вытерла слезы, сказала весело:

– А я боялась, что, не дай бог, заарестует! АН нет - отпустил! И не

мучил долго!
– Она, видимо, хотела успокоить сына: - Хороший, говорят,