Люди на болоте. Дыхание грозы

утих, - можно не делать гребли. Можно обойтись, как тут кто-то сказал.

Отцы и деды жили без нее, верно. Сидели в болоте, в топях, не было спичек,

керосина - обходились без них. Не было хлеба - обходились и без хлеба.

Коры, желудей, слава богу, вдосталь. Спокон веку жили так отцы и деды -

как паны жили! Задыхались от дыма, пухли с голоду, умирали без помощи. А

если уж сильно припекало, пробивались и сквозь эту душегубку. Ломали

телеги, топили коней, сами, может, тонули?!

– Бывало... Хоня Матрунчинл . Перед колядами уже...

– Хоня! А Василь Торба? С конем...

– Вспомнили! А Сахвея Петрикова? ..
–

– Оно правда, и осенью, и летом, как арестанты какие.

Ни отсюда, ня сюда...

– К свату вроде в гости и то не выберешься!

– Что к свату, к девке чужой - и то!
– заржал Ларивон.

– Тебе девки только и на уме!
–

– Кому что! Кому - вдовы, а кому - девки!

Апейка переждал, пока гомон немного уляжется, потом снова ринулся в

наступление:

– Вот я и говорю: надо, чтоб человек жил как человек, а не как зверь.

Чтоб не задыхался от дыма, не пух с голоду.

Чтоб не пропадал век в темноте и не боялся никого и ничего.

Вот вам тут не давала спокойно вздохнуть бандитская шайка. Ползала тут,

угрожала, грабила. Без опаски ни в лес не пойдешь, ни дома не поспишь.

Может, не один из вас ругал власть за то, что так долго с шайкой этой

справиться не может! А как справиться с ними, помочь вам, если тут

попробуй доберись до вас с милицией или красноармейцами! Вы вот упрекаете

нас, что землеустройство до сих пор не проведено! Правильно упрекаете, -

но подумайте хорошенько, почему так случилось?

– Да разве мы против? Мы ж только о том, что нам это не под силу!

– Надорвемся, а не сделаем!.. Коней замучим - и только!

– И сами замучаемся!

– Да о себе говорить нечего! Сам отойдешь, а без коня как потом, по

хозяйству?

– Вот чтоб власть взялась!

Тут вдруг вскочил Миканор, за весь вечер не проронивший ни слова.-

– Вот не люблю это наше нытье! Ну прямо слушать неохота! Еще и за топор

не взялись, а уже стонем - спина болит!

– А не болит?

– Тебе хорошо, отъелся на армейских харчах!

– Отъелся или не отъелся - не о том разговор. Как отъедаются на службе

– все мужчины знают. А кто из хлопцев или женщин не знает, так

расспросите. Не о том разговор. Ныть и стонать, не тюкнувши топором, не

положив хворостины в греблю, - вот что плохо! И собака его знает, докуда ж

мы будем сами от добра своего отворачиваться?!

– Нас, ей богу, как телят- дурных, тычут к корове, а мы - будто нас

резать собираются. Будто добра себе не хотим... Вот тут товарищ Апейка

говорил о телегах, о земле, о бандитах.

Правильно ведь говорил, ей-бо! А вот как мучаемся мы со своими

жерновами! Ветряки же в Олешниках, туда не доберешься! Аж жалко смотреть

на бедных наших женщин и детей, как они мучаются! А то еще и пожилая мать

– не секрет - часто бывает, надрывается, чтоб смолоть что-нибудь!

Кое-кто из мужчин сильнее задымил цигарками, женщины же начали

вздыхать, сокрушенно качали головами:

правду говорит, горе без ветряков! А в Олешниках их целых два, и так

быстро, хорошо мелют!

– Да не о том речь. Гребля, конечно, дело неплохое, кто против?

– А если не против, так не надо, ей-бо, плакать да стонать! И не

надеяться на кого-то другого, а браться за нее!

– Да тебе ли, Миканорко, говорить: ведь целый год как черт лысый

крутишься! Дня свободного нет!..

– Можно найти! Если захотеть.

– Зимой же не будешь. Снег...

– Зимой - не секрет - можно заготовить, подвезти все.

А летом, отсеявшись, можно ухватить какую-нибудь неделю!

– Ухватишь тут. Один возьмется, а остальные - цигарку в зубы и будут

поплевывать.

– Один будет надрываться, а другой на мураве качаться!

– Никто не будет качаться! Если решим, чтоб всей деревней, так и приказ

будет: всем идти!

– А если кто, грец его, не пойдет? Возьмет - да и не пойдет!

– Так неужто мы не можем всей деревней одного заставить, чтоб не ломал

строй?

, - В сельсовет передайте, - заявил Дубодел.
– Мы найдем, что с таким

сделать!

– Столько страху, ей-бо, с этой греблей! Будто, скажи ты, не гребля, а

собака его знает что! В других деревнях, не секрет, давно уже за болота

взялись, осушать начали. Не чешут затылок, а копают канавы и делают луга.

И коноплю, и всякие другие культуры сеют! А у нас - будто и нет болота?

Будто у нас земли лишек?

– Возьми ее, если такой смелый!

– Мало гребли, так еще и болото!

– Дело говорит!

– Пустое!

Василь тоже подумал; "Вот же влезла человеку в голову дурь, не дает

покоя. Будто это так просто - пошел и осушил, неизвестно с чем и кем,

такую прорву кругом! Да и зачем сеяли - чтоб на другой год все затянуло

топью и ряской!

Ведь, кажется, слышал от мужиков умный ответ, так нет же, все одно,

лезет на рожон!.. В других деревнях, говорит...

В других - всюду рай, сам хлеб сеется, сам мелется, сами булки в рот

летят, а мы - без хлеба с зимы! Болтает, будто делать ему нечего!" Василь

более мирно думал о гребле, но считал, как и многие другие, что это - дело

"казенное".

"Если б казна взялась да заплатила какую-нибудь копейку, то можно было

б и оторваться в свободное время. Заработать можно было б кое-что..."

Миканор, заговорив об осушке болот, и сам сразу же почувствовал, что

перехватил, - все равно никто не поддержит, но, разгоряченный,