Люди на болоте. Дыхание грозы

побыл у Любы Харитонихи взводный Гайлис, когда гнали за Припять банду

Балаховича, но и через год среди всех военных дорог не забыл тропки к ее

хате. Вернулся, осел возле вдовы ..

Хотя - куда было податься ему, молодому, одинокому, если родной угол

остался где-то там, по ту сторону границы...

Гайлис пригласил Миканора пообедать, но тот отказался:

некогда, мол, надо добраться домой засветло. Договорившись обо всем,

что касалось начала работ на гребле, он вскинул на плечи две тяжелые

связки топоров и лопат, которые Гайлис вынес из сеней.

– Это груз! Если поскользнешься - сразу на дно!
– засмеялся Миканор.

Через минуту, согнувшись под тяжестью ноши, он уже шагал к болоту.

3

Ходил по дворам, заглядывал в хаты, в хлева, на пригуменья, - где бы

кого ни встретил, приказывал завтра утром выходить на греблю. Рядом

покорно плелся Грибок, то поддерживал Миканора несмелым "эге", то стоял

молча.

Снова пришлось Миканору не одного уговаривать, не с одним ругаться

Будто и не было никакого собрания, никакого постановления - хоть начинай

все сначала. Правда, Чернушка, к которому Миканор с Грибком завернули

раньше всех, слова не сказал против, но зато жена его так набросилась,

проклиная и болото, и греблю, и собрание, что Миканор вышел из хаты, не

дослушав всего.

Василь Дятел, услышав приказ Миканора, недовольно засопел, хггвед глаза

в сторону.

– Тут со своим неуправка... И без того как уж крутишься...

– Позже труднее будет оторваться на греблю, - Трудне-то труднее... Да и

теперь...

Иван Зайчик встретил весело, сказал, что охотно придет - если только

Миканор с Грибком угостят водкой.

– Поставь, Миканорко, бочку горелки, так не то что я - все бросятся

наперегонки! Ей-богу, Миканорко, прилетят, вот увидишь! Только скажи -

сразу прилетят!.. Можно, конечно, горелку и не везти, а только пообещать -

будет, мол! А потом, как соберутся, скажешь - нет!.. Вот смеху будет!

Ларивон, которому надо было приехать с конем, заявил наотрез:

– Что я - горбатый? Другие - без коней, а мне так коня гробить!..

– Приходи без коня!
– вскипел Миканор.
– В болото полезешь, канаву

копать!

Казалось, после всех этих споров, всех огорчений каким приятным должно

было показаться вежливое обхождение Глушака, который не только сразу

пообещал, что обязательно пришлет Евхима с конем, но даже похвалил, что за

хорошее дело взялись. Хотя так же вежливо, без лишних слов, проводил

Глушак их за ворота, у Миканора было такое ощущение, будто он прикоснулся

к чему-то скользкому, холодному.

Всю деревню обошел Миканор, не пропустил ни одного двора. Возвращался

домой уже затемно, усталый, возбужденный, думал: снова стольких пришлось

уговаривать, упрашивать, упрекать - будто эта гребля не всем, а ему одному

нужна.

"Вот же люди! Что б ни велел сделать - все наперекор. Как будто беду им

какую готовишь..."

Утром в распахнутой холщовой сорочке, босоногий, вышел на крыльцо,

огляделся вокруг, прислушался: собираются на греблю или не собираются?

Увидел за изгородью Василя, поившего коня из желоба, по холодноватой,

росистой траве подошел к парню, поздоровался.

– На греблю собираешься?

Василь отвел глаза в сторону, буркнул, словно отмахнулся:

– Пойдет кто-то ..

– Почему - кто-то?

– Ну, может, дед пойдет.

– Почему дед? А ты?

– А мне тут работы - по горло.

– У всех дома работы много. Не секрет. Так если каждый будет дедов и

баб посылать, а сам дома сидеть - вот построим греблю!

– А тут ты за меня работать будешь?

– И тут и там за тебя никто работать не будет!
– Миканор заговорил

резко, властно: - Тут - как хочешь делай: хоть деду, хоть Володьке

поручай, а на гребле - чтоб сам был!

Миканор повернулся и сердито, твердо зашагал к хате.

"Вот - скажи ты - натура: так и норовит, чтоб в сторонке отсидеться!
–

чуть не ругался он.
– Аж трясется, чтоб не переработать за другого! Молоко

еще материно на губах не обсохло, а уже хитрее всех быть хочет.
– Не

впервые вспомнил воинскую службу: - Попался б ты мне там такой! Я бы тебя

– не секрет - в момент человеком сделал!"

Ничего, ничего, дайте срок - он, Миканор, и тут кое-кого по-людски

работать научит!

На греблю выехал вдвоем с отцом не очень рано, так, чтобы сразу вслед

потянулись и другие. Но половину деревни пришлось ехать одним, никто к ним

не пристал ни на подводах, ни пешком. Так одни и вые-хали в поле. Все же

не беспокоился - видел, что люди собираются, раньше или позже подойдут. На

душе было по-праздничному радостно: вот он, давно желанный день!

День выдался как на заказ. На ласковом, бесконечном просторе неба не

было ни одной тучки, только сияло веселое, искристое солнце. Огороды,

кочковатый выгон, на котором Хведька Чернушков пас вислоухую свинью, тихие

заросли за прудом, поле, выплывавшее из-за зарослей, - все чудесно,

празднично лучилось, тоже будто знало, какое сегодня утро.

Все-таки чем ближе подъезжал к гребле и, оглядываясь на хаты, не видел

никого позади, настроение портилось.

Когда же проехал цагельню и остановил коня на приболотье, почувствовал

себя совсем неловко. Командир без войска!

Правда, на другой стороне, где виднелись на островке олешницкие крыши,

тоже не было ни души. Даже Гайлис еще собирался. Миканор заметил, что над

трясиной, над ржавой болотной водой, еще дымится пар. Попробовал успокоить

себя: рано приехал...