Люди на болоте. Дыхание грозы

теперь хмурый Прокоп обрубал топором ветви с ольхи, а Рудой суетливо,

горячо что-то доказывал ему. Но Прокоп, казалось, и слушать не хотел,

отвернулся. Андрей забежал на другую сторону, наперед.

– О чем спор?

– Да вот, та-скать, ветки не обрубает, - бросился за поддержкой к

Миканору Рудой.
– Те, что торчат вниз или вверх, обрубает. Они, та-скать,

мешают уложить дерево на землю, торчат. Он, следовательно, срубает их и -

правильно, что срубает.

Прокоп уже стоял, хмуро сжимал волосатой рукой топорище, молчал.

Миканор перебил Рудого:

– Так о чем же спор?

– Да о том, что он не все ветки счищает. Те, что сверху и снизу,

срубает/ а те, которые по бокам, та-скать, обрубать не хочет! Думает,

следовательно, - можно мостить на них другие бревна и слеги. Что,

та-скать, совсем неправильно!

– Почему неправильно?

– Так по ним потом будешь ехать как на пружинах! Подкидывать будет!

Прокоп пренебрежительно сплюнул. Было видно: то, что сказал Рудой, он

считал глупостью, не стоящей внимания.

Миканор стоял между ними и чувствовал, что оба ждут его слова, оба

уверены в своей правоте. Ему никогда не приходилось мостить греблю, но то,

что говорил Рудой, казалось и ему пустой выдумкой. Почему нельзя оставлять

ветви, если с ними деревья будут лучше цепляться одно за другое?

"Жить не может, чтобы не намудрить чего-нибудь!" - подумал он о Рудом.

– Я думаю, что вы, дядько Андрей, напрасно беспокоитесь, - твердо

заявил Миканор.

Рудой загорелся:

– Я - напрасно? Вся новая наука, та-скать, этой мысли придерживается. А

то, что делает Прокоп, это - вредное заблуждение!

Миканор какое-то время работал с ними. Пока он был рядом, оба

сдерживались, но Миканор чувствовал, что, как только он отойдет, споры и

нелады начнутся снова.

Надо было как-то развести их, поставить тут кого-то старшим.

К Андрею у Миканора было больше доверия - работает от души; Прокоп же в

глаза никогда прямо не взглянет, - кажется, таит что-то про себя. И все же

Миканор выбрал старшим Прокопа: этого будут слушаться! Этот наведет

порядок

Еще раньше заметил Миканор, что земля с боков гребли осыпается в

канаву, и подумал, что надо бы сплести и поставить там плетень.

– Работа есть у меня для вас, дядько Андрей, - сказал Рудому.
–

Важнецкая, аккуратная!..

4

Василь был среди тех, кто мостил греблю. Он держался Прокопа и, заметно

было, старался угодить ему. Любо было глядеть, как парень старался. Будто

и не он хотел отвертеться, прислать деда вместо себя. Но вскоре Миканору

бросилось в глаза, что Прокоп сердито взглянул на своего помощника -

Дятлик будто не видел того, что делал. Тут Миканор и понял, - хоть Василь

и суетился возле старика, но не столько помогал ему, сколько мешал. Куда

больше, чем за Прокопом, глаза Василя следили за Ганнои Чернушковои.

Иной раз, кажется, только ее одну и видел.

Хитрил, таился и тут: смотрел исподлобья, воровато, будто боялся, что

кто-то позарится, обворует его. Непросто было скрывать это: он весь горел

то неудержимым любопытством, то нетерпеливым ожиданием. Ждал не напрасно,

нередко она встречалась с ним глазами, веселыми, приветливыми, - и тогда

лицо Василя сияло счастьем. Только миг можно было видеть это счастье, он

тут же опять опасливо опускал голову...

Миканор видел, как насторожился, помрачнел Василь, когда к Ганне,

форсисто поводя плечами, с папироской в зубах, подошел Евхим Глушак, стал

насмешливо говорить чтото, помог нести ольху. Ганна хотела было отнять ее,

но он не отдал с игривой улыбочкой шел рядом, пока ольху не донесли до

Прокопа, до Василя, который и глаз не поднял на них Со смехом пошел Евхим

с Ганнои назад, а Василь, растерянный, волковатый, стал помогать Прокопу

так неудачно, что старика прорвало:

– Ослеп ты, что ли?

Василь ни слова не ответил, не заспешил, только еще больше затаился.

"Ревнивый! Ну и ревнивый!" - подумал Миканор. Он внимательно взглянул на

Ганну, словно хотел угадать, почему к ней так льнут: и Евхим цепляется, и

Василь сохнет по ней. Зайчик и тот не пройдет мимо, чтоб не пошутить.

Хадоська почему-то надулась. Столько беспокойства доставляет одна Чернушка!

"Перевести надо, куда-нибудь подальше. К Сороке, копать землю, что

ли..." - подумал Миканор.

Он больше не забивал себе голову этим. Жил другим - великой, широкой

радостью. Работа все больше спориласьуже чуть не все Курени хлопотали на

гребле и возле нее.

Вскидывались и вскидывались лопаты, чавкала и чавкала жидкая грязь; с

шорохом заметая торф, тянулись за людьми деревья и хворост, поскрипывали

подводы со свежей землей, отрадно желтели все новые холмики, которые

вскоре исчезали, превращались в ровную чистую полосу, которая все

удлинялась и удлинялась.

Тут под ногами была уже не податливая топь, клятаяпереклятая, а

твердый, надежный грунт, под которым чувствовалась приятная прочность

бревен. Перемешанная с песком земля желтела весело, празднично...

Молодые и пожилые, мужчины и женщины, белые и крашеные холщовые

сорочки, кофты, ситцевые платки - когда это было, чтобы столько людей в

Куренях сошлись вместе ради одного, общего дела? Миканор видел - на другой

стороне такие же фигуры, такие же рубашки и платки.

Вот если б собрать всех - и на болото. Да если бы не только из Куреней