Люди сороковых годов

– Что же, разве он тебе не нравится?
– спросил Павел.

– Я скорее за козла скверного пойду, чем за него.

– Гля-че же не пойдешь? Что ж я сделал тебе такое?
– спросил ее Иван.

– А гля того!.. Вы, Павел Михайлович, и приставать ему не прикажите ко мне, а то мне проходу от него нет!
– проговорила Груша и, совсем уж расплакавшись, вышла из комнаты. Вихрову сделалось ее до души жаль.

– Пошел вон, негодяй! Не смей мне и говорить об этом и никогда не приставай к ней!
– крикнул он на Ивана.

Тот, по обыкновению, немного струсил и вышел.

– Знаю я, куда она ладит, - да, знаю я!
– говорил он, идя и пошатываясь по зале.

XV ОПЯТЬ АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ КОПТИН

Вскоре после того, в один из своих приездов, Живин вошел к Вихрову с некоторым одушевлением.

– Сейчас, братец ты мой, - начал он каким-то веселым голосом, - я встретил здешнего генерала и писателя, Александра Иваныча Коптина.

– А!..
– произнес Вихров.
– А ты разве знаком с ним?

– Приятели даже!
– отвечал не без гордости Живин.
– Ну и разговорились о том, о сем, где, знаешь, я бываю; я говорю, что вот все с тобою вожусь. Он, знаешь, этак по-своему воскликнул: "Как же, говорит, ему злодею не стыдно у меня не побывать!"

– Да, я скверно сделал, что не был у него; совсем и забыл, что он тут недалеко, - отвечал Вихров.
– Когда бы съездить к нему?

– Поедем в Петров день к нему - у него и во всех деревнях его праздник.

– Очень рад! А что, скажи, постарел он или нет?

– Нет, мало! Такой же худой, как и был. Какой учености, братец, он громадной! Раз как-то разговорились мы с ним о Ватикане. Он вдруг и говорит, что там в такой-то комнате такой-то образ висит; я сейчас после того, проехавши в город, в училище уездное, там отличное есть описание Рима, достал, смотрю... действительно такая картина висит!

– Он принадлежит к французским энциклопедистам [85] , - заметил Вихров.

– Надо быть так!.. Математике он, говорят, у самого Лагранжа [86] учился!.. Какой случай раз вышел!.. Он церковь у себя в приходе сам строил; только архитектор приезжает в это село и говорит: "Нельзя этого свода строить, не выдержит!" Александр Иваныч и поддел его на этом. "Почему, говорит, докажите мне это по вычислениям?" - а чтобы вычислить это, надо знать дифференциалы и интегралы; архитектор этого, разумеется, не сумел сделать, а Александр Иваныч взял лист бумаги и вычислил ему; оказалось, что свод выдержит, и действительно до сих пор стоит, как литой.

– Все это может быть, - возразил Вихров, - но все-таки сочинения его плоховаты.

– Плоховаты-то плоховаты, понять не могу - отчего?
– произнес и Живин как бы с некоторою грустью.

– А что он про нынешнюю литературу говорит; не колачивал он тебя за любовь к ней?

– Почти что, брат, колачивал; раз ночью выгнал совсем от себя, и ночевать, говорит, не оставайтесь! Я так темной ночью и уехал!

– Что же он, собственно, говорит?
– спрашивал Вихров.

– "Мужики, говорит, все нынешние писатели, необразованные все, говорит, худородные!.." Знаешь, это его выражение... Я, признаться сказать, поведал ему, что и ты пишешь, сочинителем хочешь быть!

– Что же он?
– спросил Вихров, немного покраснев в лице.

– Да ничего особенного не говорил, смеется только; разные этакие остроты свои говорит.

– Какие же именно, скажи, пожалуйста!

– Ну да, знаешь вот эту эпиграмму, что Лев Пушкин [87] , кажется, написал, что какой вот стихотворец был? "А сколько ему лет?" - спрашивал Феб.

– "Ему пятнадцать лет", - Эрато отвечает.
– "Пятнадцать только лет, не более того, - так розгами его!"

– Какие ж мне к черту пятнадцать лет?
– воскликнул Вихров.

– Ну да поди ты, а ему ты все еще, видно, мальчиком представляешься.

В Петров день друзья наши действительно поехали в Семеновское, которое показалось Вихрову совершенно таким же, как и было, только постарело еще больше, и некоторые строения его почти совершенно развалились. Так же их на крыльце встретили любимцы Александра Иваныча, только несколько понаряднее одетые. Сам он, в той же, кажется, черкеске и в синеньких брючках с позументовыми лампасами, сидел на точи же месте у окна и курил длинную трубку. Беседовал с ним на этот раз уж не один священник, а целый причет, и, сверх того, был тут же и Добров, который Вихрову ужасно обрадовался.

– Ты разве знаком с генералом?
– спросил его тот, проходя мимо его.

– Как же, благодетель тоже!
– отвечал Добров.
– А когда я пил, так и приятели мы между собой были.

– Гордый сосед, гордый-с!
– повторял Александр Иваныч, встречая Вихрова.
– Ну и нельзя, впрочем, сочинитель ведь!
– прибавил он, обращаясь к Живину и дружески пожимая ему руку.

– Прошу прислушать, однако, - сказал он, усадив гостей.
– Ну, святий отче, рассказывайте!
– прибавил он, относясь к священнику.

– Несчастие великое посетило наш губернский град, - начал тот каким-то сильно протяжным голосом, - пятого числа показалось пламя на Калужской улице и тем же самым часом на Сергиевской улице, версты полторы от Клушинской отстоящей, так что пожарные недоумевали, где им действовать, пламя пожрало обе сии улицы, многие храмы и монастыри.

– Mon Dieu, mon Dieu! [159]– воскликнул Коптин, закатывая вверх свои глаза и как бы живо себе представляя страшную картину разрушения.

159

Боже мой, боже мой! (франц.).

– Что же это, поджог?
– спросил Живин.

– Надо быть, - отвечал священник, - потому что следующее шестое число вспыхнул пожар уже в местах пяти и везде одновременно, так что жители стали все взволнованы тем: лавки закрылись, хлебники даже перестали хлебы печь, бедные погорелые жители выселялись на поле, около града, на дождь и на ветер, не имея ни пищи, ни одеяния!

– О, mon Dieu, mon Dieu!
– повторил еще раз Александр Иваныч, совсем уже закидывая голову назад.

– Но кто же поджигает, если это поджоги?
– спросил Вихров.

– Мнение народа сначала было такое, что аки бы гарнизонные солдаты, так как они и до того еще времени воровства много производили и убийство даже делали!.. А после слух в народе прошел, что это поляки, живущие в нашей губернии и злобствующие против России.

– Но позвольте, поляки все известны там наперечет!
– возразил Вихров.

– Все известны-с, - отвечал священник, - и прямо так говорили многие, что к одному из них, весьма почтенному лицу, приезжал ксендз и увещевал свою паству, чтобы она камня на камне в сем граде не оставила!