Люди сороковых годов

– Белое!

– Это очень будет красиво!
– проговорила Пиколова, и таким образом судьба "Гамлета" была решена: его положено было сыграть во что бы то ни стало.

– Я буду играть Гамлета, - сказал Вихров, - и вы будете в меня влюблены, - прибавил он, видя, что его собеседнице надобно было растолковать самое содержание пьесы.

– Но я, однако, не очень буду в вас влюблена?
– спросила она.

M-me Пиколова побаивалась в этом случае своего обожателя, который был сильно ревнив.

– Нет, не очень!
– успокоил ее Вихров.
– Так вы, значит, и скажете Ивану Алексеевичу (имя губернатора), что мы выбрали "Гамлета"?

– Непременно скажу; но только вы наверное ли знаете, что в последнем акте я должна буду быть в вуале и в цветах?

– переспросила она еще раз его.

– Наверное знаю, - отвечал он ей и поспешил уехать, потому что наступал уже час обеда Захаревских.

– Довольны ли вы, что я впутал вас в театр?
– спросил его Виссарион Захаревский.

– Ни то, ни се, - отвечал Вихров, садясь около Юлии.

– Что же вы решили: что будете играть?
– спросил Иларион Захаревский.

– "Гамлета", - отвечал Вихров и покраснел немного. Он заранее предчувствовал, что ему посыплются возражения.

– Как "Гамлета"?..
– воскликнули все в один голос.

– "Гамлета"-с, - повторил Вихров.

– Но это очень трудно, - заметил Иларион Захаревский.
– Кто самого Гамлета будет играть?

– Ваш покорный слуга, - отвечал Вихров.

Прокурор и при этом ответе недоумевал.

– Вы отлично сыграете Гамлета, - подхватила Юлия.

– Но Офелию - кто же?
– продолжал прокурор.

– Офелию - madame Пиколова, - отвечал Вихров.

Опять оба брата придали несколько удивленное выражение своим лицам.

– Но разве вы не заметили, что она очень глупа, - проговорил прокурор.

– И Офелия в самой пьесе не очень умна, - отвечал Павел.

– Мне, значит, в вашем спектакле и нет никакой роли - бедная я, бедная!
– проговорила как-то шутя, но в глубине души с грустью, Юлия.

– Вам Гертруду можно играть, - сказал ей Вихров.

– Хорошо, я хоть Гертруду буду играть, - сказала Юлия с просиявшим взором.

Слушая все эти переговоры с усмешкой, инженер вмешался, наконец, в разговор.

– Я не знаю, прилично ли девушке играть Гертруду: она немножко дурного поведения.

– О, вздор какой, - проговорила Юлия.

– Ну, это что же!
– поддержал ее и Иларион Захаревский.

IV ГЕРОЙ МОЙ В РОЛИ ГАМЛЕТА

Выбор такой большой пьесы, как "Гамлет", произвел удивление и смех в публике; но m-me Пиколова хотела непременно, чтобы пьесу эту играли, - хотел того, значит, и грозный начальник губернии и в этом случае нисколько не церемонился: роль короля, например, он прислал с жандармом к председателю казенной палаты, весьма красивому и гордому из себя мужчине, и непременно требовал, чтобы тот через неделю выучил эту роль.

Многие насмешники, конечно, исподтишка говорили, что так как Клавдий злодей и узурпатор, то всего бы лучше, по своим душевным свойствам, играть эту роль самому губернатору. Полония m-me Пиколова отдала мужу, жирному и белобрысому лимфатику [98] , и когда в публике узнали, что Полоний был великий подлец, то совершенно одобрили такой выбор. Прочие роли: Лаэрта, тени, Гильденштерна и Розенкранца - разобрали между собой разные молодые люди и не столько желали сыграть эти роли, сколько посмешить всем этим представлением публику. Все эти насмешки и глумления доходили, разумеется, и до Вихрова, и он в душе страдал от них, но, по наружности, сохранял совершенно спокойный вид и, нечего греха таить, бесконечно утешался мыслью, что он, наконец, будет играть в настоящем театре, выйдет из настоящим образом устроенных декораций, и суфлер будет сидеть в будке перед ним, а не сбоку станет суфлировать из-за декораций. Перед наступлением первой репетиции он беспрестанно ездил ко всем участвующим и долго им толковал, что если уж играть что-либо на благородных спектаклях, так непременно надо что-нибудь большое и умное, так что все невольно прибодрились и начали думать, что они в самом деле делают что-то умное и большое; даже председатель казенной палаты не с таким грустным видом сидел и учил роль короля Клавдия; молодежь же стала меньше насмешничать. Костюм Офелии Пиколова переменила, по крайней мере, раз пять и все совещалась об этом с Вихровым; наконец, он ее одел для последнего акта в белое платье, но совершенно без юбок, так что платье облегало около ее ног, вуаль был едва приколот, а цветы - белые камелии - спускались тоже не совсем в порядке на одну сторону. Пиколова, взглянув на себя в трюмо, была в восторге от этого поэтического растрепе.

Первая репетиция назначена была в доме начальника губернии. Юлию возить на репетицию братья Захаревские поручили в ихней, разумеется, карете Вихрову. Когда Юлия в первый раз поехала с ним, она ужасно его конфузилась и боялась, кажется, кончиком платья прикоснуться к нему. Все действующие лица выучили уже свои роли, так как все они хорошо знали, что строгий их предприниматель, с самого уже начала репетиции стоявший у себя в зале навытяжке и сильно нахмурив брови, не любил шутить в этом случае и еще в прошлом году одного предводителя дворянства, который до самого представления не выучивал своей роли, распек при целом обществе и, кроме того, к очередной награде еще не представил.

Вихров начал учить всех почти с голосу, и его ли в этом случае внушения были слишком велики, или и участвующие сильно желали как можно лучше сыграть, но только все они очень скоро стали подражать ему.

– Бога ради, - кричал Вихров королю, - помните, что Клавдий - не пошлый человек, и хоть у переводчика есть это немножко в тоне его речи, но вы выражайтесь как можно величественнее!
– И председатель казенной палаты начал в самом деле произносить величественно.

– Madame Пиколова, - толковал мой герой даме сердца начальника губернии, - Гамлет тут выше всей этой толпы, и вы только любовью своей возвышаетесь до меня и начинаете мне сочувствовать.

– Тише говорите об этом, - шепнула она ему, - Ивану Алексеевичу может это не понравиться!

– Очень мне нужно, понравится это ему или нет!
– возразил ей Вихров.

Пиколова погрозила ему на это пальчиком. Лучше всех у Вихрова сошла сцена с Юлией. Он ей тоже объяснил главный психологический мотив всей этой сцены.

– Это стыд - стыд женщины, предавшейся пороку, и стыд перед самым страшным судьей - своим собственным сыном!

Юлия представила, что она убита была стыдом. О величественности королевы ей хлопотать было нечего: она была величественна по натуре своей.

Всеми этими распоряжениями Вихрова начальник губернии оставался очень доволен.

– Благодарю вас, благодарю!
– говорил он, дружески пожимая ему руку, когда тот раскланивался с ним и уезжал с m-lle Захаревской домой.

Та в карете по-прежнему села далеко, далеко от него, и, только уж подъезжая к дому, тихо проговорила:

– А что, хорошо я играла?

– Отлично!
– ободрил ее Вихров.

– Это вы меня вдохновили; прежде я очень дурно играла.

Вихров ничего ей на это не отвечал и, высадив ее у крыльца из кареты, сейчас же поспешил уйти к себе на квартиру. Чем дальше шли репетиции, тем выходило все лучше и лучше, и один только Полоний, муж Пиколовой, был из рук вон плох.

Как Вихров ни толковал ему, что Полоний хитрец, лукавец, Пиколов только и делал, что шамкал как-то языком, пришепетывал и был просто омерзителен. Вихров в ужас от этого приходил и, никак не удержавшись, сказал о том губернатору.

– Пиколов невозможен, ваше превосходительство, он все испортит!

– Что за вздор-с, не хуже других будет!
– окрысился на первых порах начальник губернии, но, приехав потом к m-me Пиколовой, объяснил ей о том.

– Я тогда еще говорила, - отвечала та, - где же ему что-нибудь играть... на что он способен?