Люди сороковых годов

– А, ведь, с Сивцовской горы, должно быть, экипаж какой-то едет.

– Где, папаша?
– спросил Павел и, взглянув по указанию полковника, в самом деле увидел, что по едва заметной вдали дороге движется какая-то черная масса.

– Кто ж это такие?
– спросил он довольным голосом: ему уж сильно поприскучило деревенское уединение, и он очень желал, чтобы кто-нибудь к ним приехал.

– Не знаю!
– отвечал протяжно полковник, видимо, недоумевая.
– Это к нам!
– прибавил он, когда экипаж, выехав из леска, прямо повернул на дорогу, ведущую к ним в усадьбу.

– А есть ли запас у нас, и будет ли чем накормить гостей?
– спросил с беспокойством Павел.

– Есть, будет! Это две какие-то дамы, - говорил полковник, когда экипаж стал приближаться к усадьбе.

– Какие же это могут быть дамы?
– спросил Павел с волнением в голосе и, не утерпев долее дожидаться, вышел на крыльцо, чтобы поскорее увидеть, кто такие приехали.

Коляска, запряженная четвернею, вкатилась на двор. В одной из дам Павел узнал m-me Фатееву, а в другой - m-lle Прыхину.

– Боже мой!
– говорил он радостно, и сам отпер у коляски дверцу, когда экипаж остановился перед крыльцом.

– Вот, вы не хотели ко мне приехать, так я к вам приехала, - говорила Фатеева, слегка опираясь на руку Павла, когда выскакивала из коляски, а потом дружески пожала ему руку.

Он почувствовал, что рука ее сильно при этом дрожала. Что касается до наружности, то она значительно похорошела: прежняя, несколько усиленная худоба в ней прошла, и она сделалась совершенно бель-фам [56] , но грустное выражение в лице по-прежнему, впрочем, оставалось.

– Monsieur Вихров не хотел меня пригласить к себе, но я сама к нему тоже приехала!
– повторила за своей приятельницей и m-lle Прыхина с своею обычно развязною манерой.

– Познакомьте меня с вашим отцом, - сказала m-me Фатеева торопливо Павлу. Голос ее при этом был неровен.

– Непременно!
– отвечал он и торопливо повел обеих дам к полковнику.

– Это madame Фатеева!
– сказал он отцу.

– Очень рад, - отвечал полковник, привставая со своего места.

– Я давно, Михаил Поликарпович, желала быть у вас, - начала как бы совершенно искренним голосом m-me Фатеева, - и муж мой тоже, но он теперь уехал в вологодское имение свое и - как воротится, так непременно будет у вас.

– Благодарю покорно!
– говорил полковник, стоя перед нею, немного наклонившись и растопырив руки.

– Да вы сядьте, пожалуйста, - проговорила m-me Фатеева, слегка дотрогиваясь до полковника и усаживая его, - вас, я слышала, очень тревожат раны ваши несносные.

– Не столько, я полагаю, раны, сколько лета мои.

– А с сыном вашим мы давно друзья, - продолжала Фатеева.

– Слышал это, - произнес полковник с улыбкой.

– И мы с вами - соседи весьма недальние: не больше тридцати верст.

– Ну, будут и все сорок, - сказал полковник. По его тону весьма было заметно, что у него некоторый гвоздь сидел в голове против Фатеевой. "Барыня шалунья!" - думал он про себя.

М-lle Прыхина, все время стоявшая перед полковником, точно солдат, навытяжке и дожидавшаяся, когда придет ее очередь рекомендоваться Михаилу Поликарповичу, воспользовавшись первой минутой молчания Фатеевой, сейчас же отнеслась к нему:

– А мне позвольте представиться... я - Прыхина.

– Дочь казначея, вероятно, нашего?
– произнес, и перед нею склоняя голову, полковник.

– Точно так. Отец мой тридцать лет казначеем!
– проговорила она с какою-то гордостью, обращаясь к Павлу, и затем, поведя как-то носом по воздуху, прибавила: - Какой вид тут у вас прекрасный - премиленький!

– Да, недурной, - отвечал полковник, несколько пораженный ее бойкостью.

М-me Фатеева между тем села с Павлом несколько в стороне на диване. Он был почти в лихорадке: пожатие прелестной ручки m-me Фатеевой пронзило как бы электрическими иглами все тело его.

– Что же, ваша история с Постеном кончилась?
– спросил он ее вполголоса.

– Давно, - отвечала она ему тоже тихо.

– Как же вы приехали к вашему мужу?

– Я сначала написала к нему... Я года полтора жила уже у матери и оттуда написала ему, что - если он желает, то я к нему приеду. Он отвечал мне, чтобы я приезжала, но только с тем, чтобы вперед ничего подобного не повторялось. В письмах, разумеется, я ничего не говорила против этого, но когда приехала к нему, то сказала, что с моей стороны, конечно, никогда и ничего не повторится, если только с его стороны не повторится.

– Что же, с его стороны и не повторялось?
– спросил Павел.

– С его стороны и не прекращалось никогда, - отвечала m-me Фатеева с грустною усмешкой.

– И пьет он также по-прежнему?

– Еще больше, кажется; но, по крайней мере, я рада тому, что он соберет к себе разных дряней приятелей, играет, пьет с ними на своей половине, и не адресуется уж ко мне ни с разговорами, ни с нежностями.

M-me Фатеева остановилась и вздохнула.

– Но ведь нельзя же так жить вечно?
– заметил ей Павел.

– Да, трудно, - произнесла m-me Фатеева.
– Но вы, однако, я надеюсь, заедете ко мне!
– прибавила она вдруг.

– Непременно!
– отвечал Павел.
– Но только как досадно: вакации мои кончаются, и мне надо будет ехать в Москву - когда же мне это сделать?

– Но вы должны же, однакож, это сделать?
– произнесла m-me Фатеева уже с укором.

– Конечно, сделаю! Вы позволите мне, совсем уже ехавши, заехать к вам?

– Хорошо, но скоро ли это будет: мне все-таки хочется поскорее вас видеть у себя!

– Через два - три дня.

– Хорошо!
– проговорила m-me Фатеева и так взглянула на Павла, что он даже сконфузился немного.

М-lle Прыхина, в это время, вздумавшая или, может быть, принявшая на себя обязанность занимать полковника, несла ему бог знает какую чушь.

– Были у нас в городе вольтижеры, - говорила она ему, - только у них маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то в середину-то бочки не попал, а в край ее головой ударился, да так как-то пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..