Люди сороковых годов

– Господи помилуй!
– произнес полковник.

– Ужасно!
– подтвердила и m-lle Прыхина. У них в городе никаких вольтижеров не было и никто себе не раскраивал головы. Это все она выдумала, чтоб только заинтересовать полковника.

– А то знаете еще что, - продолжала она, расходившись, - у папаши работал плотник и какой ведь неосторожный народ!
– рубил да топором себе все четыре пальца и отрубил; так и валяются пальцы-то в песке! Я сама видела.

– Что такое?
– произнес полковник, начинавший уже недоумевать.

– А то у священника у нашего соборного, вы слышали, утонули два сына...

– Да, слышал; но ведь это - года три тому назад.

– Может быть, но вообразите себе: их вынули из воды и видят, что они, мертвые-то, целуются друг с другом.

– Как целуются?
– спросил с удивлением полковник:

– Ах, нет! Что я, тьфу!
– обнимаются, - поправилась m-lle Прыхина.

Полковник наконец понял, что все это она ему врала, но так как он терпеть не мог всякой лжи, то очень был рад, когда их позвали обедать и дали ему возможность отделаться от своей собеседницы. За обедом, впрочем, его вздумала также занять и m-me Фатеева, но только сделала это гораздо поумнее, чем m-lle Прыхина.

– Я как-то тут читала, - начала она своим тихим и скромным голосом, одну старинную историю Кавказа и там прочла, что жена какого-то грузинского царя, непокорная нам...

– Да, знаю-с, знаю!
– подхватил лукаво Михаил Поликарпович.

– Что когда наш полковник стал брать ее в плен, то она убила его.

Обе дамы, как мы видим, заговаривали с полковником все о страшном: они, вероятно, его самого считали немножко за тигра кровожадного.

– Вот-с, как это было, - начал Михаил Поликарпович, - не полковник, а майор подошел к ней, и только было наклонился, чтобы руку ей подать и отвести в карету, она выхватила из-под фартука кинжал да и пырнула им его.

– И, говорят, тут был, - продолжала Фатеева, - какой-то еще ординарец Вихров: вы это были или нет?

– Я-с, я самый!
– отвечал полковник с самодовольством.

– Я вот никак не могу себе представить, как это женщина может решиться на убийство?
– вмешалась в разговор m-lle Прыхина.

– Э, азиатки!
– подхватил полковник.
– На другое что у них ума и толку не станет, а на это - пырнуть кого-нибудь кинжалом - каждая из них, бестия, сумеет.

– Но черкешенки, говорят, очень пылко и страстно любят, - проговорила Фатеева и при этом мельком взглянула на Павла.

– Что они любят?
– возразил полковник.
– Нет, я думаю, ни одной из них, чтобы червонцев за сто ее нельзя было купить.

– И ревнивы, наконец, ужасно!
– прибавила m-me Фатеева, отламывая кусочки хлеба и продолжая взглядывать на Павла.

– Да, вот на это они тоже мастерицы: мужу как раз глаза выцарапают, это их дело!
– подхватил полковник. Вообще он был о всех женщинах не слишком высокого понятия, а об восточных - и в особенности.

После обеда, когда дамы вышли в задние комнаты поправить свой туалет и пораспустить несколько свои шнуровки, полковник заметил сыну:

– Какая, брат, эта Фатеиха умная баба и собою-то какая красивая: за неволю этакая убежит от мужа, не станет ему подставлять шеи.

– Муж ее совсем негодяй, - проговорил как бы совершенно равнодушно Павел.

– Слышал это я... Прекрасная барыня, прекрасная!
– повторил полковник.
– Но зато другая-то, брат, так - полохоло, я тебе скажу.

– Другая - дрянь!

– Носище-то, брат, какой у нее, носище-то! Точно рулем каким-то ворочает, - говорил полковник и захохотал.

Дамы между тем возвратились и объявили, что они желают прогуляться в поле.

– Ступайте, бог с вами! А я покамест сосну, - разрешил им полковник.

Выйдя на двор, гостьи и молодой хозяин сначала направились в яровое поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок и тот весь прошли. В продолжение всего этого времени, m-lle Прыхина беспрестанно уходила то в одну сторону, то в другую, видимо, желая оставлять Павла с m-me Фатеевой наедине. Та вряд ли даже, в этом случае, делала ей какие-либо особенные откровенности, но она сама догадалась о многом: о, в этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!

M-me Фатеева и Павел, каждоминутно взглядывавшие друг на друга, оставаясь вдвоем, почти не разговаривали между собой и только как-то (и то, должно быть, больше нечаянно) проговорили:

– Вы, я думаю, во все время нашей разлуки и не вспомнили меня? спросила его m-me Фатеева.

– Напротив, беспрестанно! А вы меня вспоминали ли?
– спросил ее и Павел.

– О, как еще часто!
– воскликнула m-me Фатеева.

Когда, наконец, они прошли и перелесок, m-me Фатеева остановилась.

– Где мы это теперь?
– спросила она, поводя кругом черными глазами.

– Довольно далеко от дома; надобно вернуться назад!
– проговорил Павел.

Все повернули назад. В перелеске m-lle Прыхина опять с каким-то радостным визгом бросилась в сторону: ей, изволите видеть, надо было сорвать росший где-то вдали цветок, и она убежала за ним так далеко, что совсем скрылась из виду. M-me Фатеева и Павел, остановившись как бы затем, чтобы подождать ее, несколько времени молча стояли друг против друга; потом, вдруг Павел зачем-то, и сам уже не отдавая себе в том отчета, протянул руку и проговорил:

– Так вот как-с, а?

– Да, - отвечала Фатеева и тоже, неизвестно зачем, в его руку положила свою руку и крепко ее пожала.

Павел с дрожащими губами потянул к себе и поцеловал эту руку. Затем к нему притянулось лицо m-me Фатеевой, и они поцеловались, и Павел еще было раз хотел ее поцеловать, но m-me Фатеева тихо его отстранила.

– Наша спутница скоро вернется: я слышу шелест ее платья, - проговорила она.

И спутница, действительно, показалась из-за кустов.

– Какой, однако, у вас отличный слух, - проговорил Павел, обращаясь к m-me Фатеевой и задыхаясь от волнения.

– У меня слух отличный, - отвечала она. Лицо ее тоже пылало.

М-lle Прыхина нарочно глазела по сторонам, чтобы не оконфузить еще более молодых людей. О, она была преопытная в этом случае! Когда молодые люди возвратились домой, полковник уже проснулся. По необходимости пришлось сидеть с ним и занимать его. Павел выходил из себя и начинал уже грубо говорить с отцом, вдруг m-lle Прыхина (выдумай-ка кто-нибудь другой, не столь опытный в этом деле!) предложила в горелки побегать. Павел, разумеется, сейчас же принял это с восторгом, m-me Фатеева - с явным удовольствием: даже полковнику это было приятно.