Мадонна без младенца
Шрифт:
Аля кликнула на иконку.
Изображение дернулось. Никаких титров. Комната. Очень безликая, скудно обставленная. В центре – крытая черным покрывалом кровать.
– Ничего не понимаю, – растерянно прошептала Аля.
А Муху вдруг охватило тревожнейшее предчувствие. Может, пока не поздно, просто вырвать айпад из Алиных рук да шваркнуть о стену?
Но на экране уже появился мужчина. Атлетически сложенное, обнаженное тело.
– Нет! – жалобно пискнула Аля.
Мухино сердце тоже дрогнуло, трепыхнулось. Она прекрасно узнала этого типа.
…Из тени вышла, обняла мужчину, прижалась
Их тела сливаются. Аля закрывает лицо руками. И Муха не находит слов, чтобы ее утешить. Потому что она тоже знает тех двоих, на экране. Мужчина – это Вася, Алин любимый муж. А дама – ее подруга Вера. Та, чьего ребенка Аля сейчас вынашивает.
Горе навалилось, придавило к земле. Аля бы, наверно, пережила, узнай она просто об измене мужа. Но когда выясняется, что самый лучший в мире мужчина, тот, кого любишь и кому доверяешь, изменяет с твоей подругой… Подло, до чего подло!
У нее перехватило дыхание, малышка отчаянно завозилась в животе.
– Врача? – услужливо бросилась к ней Мушка.
– Н-нет! – прохрипела Аля.
Хотя ей становилось все хуже: в сердце отчаянно кололо, дышать было нечем.
Она кое-как добрела до окна, попыталась его открыть – заклеено на зиму. И наплевать! Аля распахнула его – клочья бумаги полетели во все стороны, – уронила голову на ледяной подоконник.
– Алечка! – жалобно пискнула за ее спиной Мушка.
Алла выкрикнула в ответ – злобно, сквозь слезы:
– Не трожь меня!!!
Ледяная стынь за окном завораживала. В воздухе лениво кружились снежинки, хирургический корпус – здание напротив – желтел огнями. Далеко внизу кучковались очередные новоявленные отцы, худосочный мужчинка выводил на заборе мелом: «ПОЗДРАВ…»
Любимый человек тоже когда-то встречал ее из роддома. И впереди была целая жизнь: Аля не сомневалась, что лет через пять родит сына, потом, может быть, еще одного, и будет в их семье много радостных моментов – первые детские шаги, первые слова, первые путешествия, первый класс…
Что ж, в первый класс она своего единственного ребенка отвела. На этом семейное счастье и кончилось. До чего беспросветно, гадко! И камень на сердце – буквальный, будто булыжник внутри, распирает, ворочается. Аля перегнулась через подоконник еще ниже, жадно хлебнула очередную порцию стылого воздуха, поймала языком снежинку. Беспечную, крошечную. Стать бы, как она. Летишь, куда хочешь. Ни проблем, ни забот.
Голова закружилась, Аля – сработал инстинкт самосохранения! – схватилась покрепче за оконную раму.
– Любимая! – раздалось снизу. – Смотри!
Алла повернулась на крик. Увидела: в небо величественно и неспешно поднимается разноцветье воздушных шаров. Штук пятьдесят, не меньше. А мужчина, который их запустил, – даже с высоты шестого этажа видно – лучится от счастья, продолжает вопить:
– Поднеси к окну сына! Пусть тоже посмотрит! Он уже большой! Целых два дня!!!
Прежняя Аля, конечно, только порадовалась бы чужому счастью, но сейчас ее вдруг ужасно взбесил этот неведомый молодой отец. И еще почему-то очень захотелось,
как наполненные гелием воздушные шары, медленно подниматься все выше, вверх.Она разжала ладони, отпустила оконную раму. Снег усилился, ударил в лицо. Как ты мог, Васька? Я ведь верила тебе – как никому.
Голова кружилась все больше.
– Аля, хватит, пожалуйста, – умоляла из-за спины смешная Муха. – Отойди от окна!
Но Аллу все больше завораживал лет снежинок – вниз, полет шаров – вверх. Возможность подняться, воспарить над суетой. Пусть все закончится. Прямо сейчас. Подоконник в палате низкий, узкий. Даже забираться на него не нужно, надо всего лишь чуть-чуть податься вперед. Ночь за окном совсем не кажется холодной или враждебной, снег мягок, свет луны манит…
Она сама не поняла, как и когда потеряла равновесие. Ноги оторвались от пола, голова качнулась вниз. Но вместо того, чтоб отдаться полету, Аля в ужасе схватилась – уже снаружи! – за кирпичную стену. Что она делает?! А с кем останется дочь?!
Алла рванулась обратно, попыталась нащупать ногами пол – но бездна, уже наметившая себе жертву, не хотела ее отпускать. Вниз, за окно, тянуло, словно сильнейшим магнитом, и удерживаться за стену – снаружи! – было все трудней, пальцы сами собой разомкнулись, и…
– Дура психованная! – услышала Аля отчаянный вопль.
А дальше ее изо всех сил дернули обратно в палату. И тут же на щеку обрушился ощутимый удар. И еще один, опять по лицу.
Аля попыталась отстраниться, но не тут-то было. Силушки и ярости у Мухи оказалось в избытке. Когда удалось схватить ее за руки, все норовила ногой Алю пнуть. Орала:
– Больная! Идиотка! Из-за какого-то козла в окно прыгать??!
– Муха, да не собиралась я прыгать, – успокаивала ее Аля.
Но та была неумолима, продолжала вопить:
– А то я не видела! Как не стыдно тебе! Дочку бы погубила!!! Ангела невинного!
Алла машинально погладила себя по животу. Пробормотала:
– Моя дочка дома…
– Да обе они – твои! – Муха наконец обмякла. – Эта, не родившаяся, тебя еще больше радовать будет. В благодарность за все, что ты ради нее пережила.
– Она не моя, – упрямо повторила Алла.
– Ну, и отдавай ее своей подружке, – фыркнула Муха. – Мужа уже отдала, теперь и ребенка потеряешь.
– Как ты можешь так говорить? – горько упрекнула Аля.
– А как ты можешь лапки опускать из-за какой-то ерунды! Подумаешь, муж гульнул! Приползет еще, покается.
Алла лишь усмехнулась. Она могла бы, допустим, простить Василию измену. Но измену с Верой?! Никогда.
Новый бизнес у Василия никак не мог раскачаться. Аукцион на его участок все переносили и переносили. Демократия, чтоб ее! Жильцы микрорайона откуда-то пронюхали, что земля будет с молотка продаваться. Быстренько создали инициативную группу и стали требовать не автосервис им в шаговой доступности строить, а детский садик. И без толку объяснять, что автосервис – частная собственность, а садиками ведает государство. Заваливают префектуру и мэрию письмами, устраивают пикеты.