Магические безобразия

Максимов Боря скучал. Постоянно. Масштабно. Вселенски. Скука руководила его жизнью, она диктовала ему свои правила, требовала полного удовлетворения своей ничтожной алчности до какого-нибудь дела. Откуда же пришла, эта ненасытная злая госпожа по имени Скука?

Боря был единственным ребенком в обычной семье, где папа – инженер, а мама – экономист. Родители отдавали много времени работе (что вполне естественно), но не забывали воспитывать своего ненаглядного сыночка. Максимов в одиннадцать месяцев начал ходить (никогда не ползал) и говорить, с раннего возраста проявлял различные способности. В шесть лет пошел в школу и учился далее до выпускного класса, совершенно не испытывая никаких трудностей; не просиживая много времени за домашним заданием, он умудрялся учиться хорошо. По мере взросления Боря перепробовал себя во многих видах спорта, состоял в творческих кружках, но ко всему терял интерес, бросая занятия на полпути.

Вот и в четверг, восемнадцатого октября, Максимов скучал на собрании школьного совета. Вечная дума вновь обитала на лице Бори, впрочем, мысли, что постоянно охватывали его голову, не отличались высоко интеллектуальностью и не претендовали на духовность. Но такое выражение лица и хорошая внешность обеспечивали ему заметную популярность у девочек, что тоже приносило скуку.

Совет вновь находился в тупике: приближался ноябрь, месяц, следовательно, и четверть подходили к концу, и для старшеклассников требовалось организовать Нечто тридцать первого октября, когда во всем мире празднуют Хэллоуин. Деникина Аня хотела решить этот вопрос просто и быстро, спортивная форма и сверкающие янтарные глаза кричали о желании покончить с собранием и отправиться на тренировку. Копейкина Света и Подлямкина Зоя с пеной у рта доказывали, что нужно устроить маскарад и наградить лучший костюм. Рыжики-двойняшки Андрей и Леша Белых фонтанировали странными идеями, одна другой страшнее. Максимов, как уже было сказано, молчаливо скучал, чуть нахмурив смоляные брови, он грациозно перемещал ручку между пальцами. На его лоб падала тень от черной челки, зеленые глаза равнодушно скользили по кабинету. Дмитрова Женя, в отличие от младшей сестры, не любила вмешиваться в чьи-либо дела, поэтому она лежала на парте, прикрыв глаза. Рин, как самый главный (негласно, конечно), лишь отстраненно наблюдал за происходящим. Магу тоже хотелось вернуться к себе в каморку, куда скорее всего уже пришла Варя. Вспомнив об ассистентке, он невольно улыбнулся, затем резко нахмурился и стукнул ладонью по парте:

– Так, пора заканчивать, – медленно произнес маг. – Времени осталось мало. Как обычно, – Рин усмехнулся. – Проведем Осенний бал. Пусть будут костюмы. Почему бы и нет? Девочки решите, какие будут призы. На этом все! Расходимся!

Варя Измайлова чувствовала себя счастливой. Абсолютно, полноценно счастливой. Недавно она долго и откровенно поговорила с мамой по скайпу, получила «пятерку» за сочинение по литературе, отлично провела время с ребятами на дне рождении Кирилла, никакие странные сущности в квартире больше не появлялись, а в школе не цеплялись. Никаких проблем! Именно так думала девочка, пока утром восемнадцатого числа не обнаружила на письменном столе старую записную книжку в коричневом кожаном переплете. На первой странице чернильная надпись гласила: «Мне скучно, я теряю себя. Кто-нибудь, помогите мне!» Проснувшись в семь утра, девочка несколько минут не могла понять, откуда взялся новый предмет, и что, собственно, он делает в ее комнате? Однако, когда Джо обрадовал Измайлову новостью: «Это Рина!», все сразу же встало на свои места. Похоже, очередная работенка для ассистента мага. Скрипнув зубами, она поплелась собираться в школу.

День продолжал изобиловать различными мелкими неурядицами, накапливающимися снежным комом: на первом уроке – геометрии – Варя получила «три с минусом», на экономике Галина Федоровна спустила всех цепных собак плохого настроения (последнюю неделю госпожа Стриж срывалась на каждого второго), на физике обнаружилось, что тетрадь с домашним заданием благополучно забыта, а два последних урока по технологии показались девочке, совершенно не умеющей шить, полнейшим адом.

Когда Измайлова вошла в «дом» мага, он сидел за столом и что-то скрупулезно чертил. В первой комнате стоял необычный полумрак – горела только настольная лампа. В правом глазу Рина торчало приспособление, похожее на то, которое используют ювелиры и оценщики драгоценностей.

– Что это такое? – помахивая книжкой в правой руке, левую уперев в бок, спросила Варя, напоминая фрекен Бок.

– Волшебный телефон, – не поднимая головы, пробормотал маг, – если перевести на современный лад. Ты сможешь узнавать о новых делах.

– Как мило! – Измайлова разбрасывалась иронией. – И от кого это сообщение?

– От Максимова Бори. – Рин наконец посмотрел на ассистентку. – Сегодня ночью отправимся к нему домой. Твой взгляд: «Ты шутишь? Каким образом? Дети должны ночью спать!» просто смешон. Ты как-никак немного волшебница, не говоря уже обо мне. Так что жди меня к полуночи.

В комнате не было часов, их тикающий звук раздражал сознание, словно подтверждая, – жизнь протекает мимо. Комната Максимова Бори являлась личным, неприкосновенным пространством, личной маленькой коробкой, в которую всякому постороннему вход закрыт. Даже родителям. Нет, в особенности родителям. Мальчик спал на большой софе темно-коричневого оттенка, стоящей у дальней стены. С ней соседствовал прямоугольный письменный стол, кроме стаканчика с ручками и подставкой, ничего не имеющий. Над ним висели полки, заваленные книгами. У окна, где падал свет сквозь прозрачный тюль, находился мольберт; около него на табуретках кучковались краски, кисти, мелки, угольки и различные принадлежности для рисования. Пол был паркетный, а стены имели неказистый светлый цвет, который скрашивали многочисленные картины.

Выделялись среди них портреты девушки на вид лет двадцати трех; в цвете ее волосы пестрели гаммой оранжевого: то солнечный луч, то осенний листок, то апельсин, то мелькнет багрянец, точно автор экспериментировал с красками, словно в памяти художника волосы остались ярким пятном творческой фантазии. Глаза девушки были светло-карего оттенка, они смотрели прямо и открыто, в них светилась искренность. Лишь розовые, чуть полные губы совсем не улыбались, поэтому казалось, будто героиня чем-то озадачена, будто несколько осуждает смотрящего, будто вот-вот что-то выскажет. Но нет, портрет оставался безмолвным. Для семнадцатилетнего подростка Бори Максимова этот портрет значил многое. Перед сном у него появилась привычка мысленно говорить с нарисованной красавицей, тем самым поделиться самым сокровенным, как с лучшим другом. В этот раз, закончив монолог, мальчик быстро заснул.

Ближе к двум часам он видел странный сон: в его небольшой комнате, скорее похожей на мастерскую, появились двое. Темноволосая худая девочка, почему-то в белом летнем платье, напоминала фею, вся окутанная золотистыми нитями. Ее за руку чуть выше локтя придерживал высокий черноволосый парень.

– Открой глаза, Борис! – голос парня, который выглядел не старше самого Максимова, оказался властным и требовательным. Выполнив суровое приказание (чего только не происходит во сне!), Боря подобрался на софе и настороженно рассматривал пришельцев. Девочка казалась Максимову смутно знакомой, точно они уже встречались, а лицо парня не задерживалось в памяти, ускользая солнечным зайчиком. – Разве не ты призывал помощь? – чуть мягче спросил черноволосый. Боря продолжал демонстративно молчать, прикидывая, как они поведут себя дальше.

Девочка раскрыла записную книжку в коричневом кожаном переплете, где на первой странице в короткой чернильной фразе, Максимов узнал собственный почерк. От несдержанного удивления его лицо заметно вытянулось. Глаза черноволосого торжествующе блеснули. Подойдя, он присел на софу, вперив металлический взгляд черных бездонных глаз, который пронизывал до костей. Девочка осталась на месте и, казалось, чего-то ждала.

– Что ж, – через некоторое время сказал черноволосый. – Поздравляю, – тоном заботливого врача продолжал он, – твоя скука лечится!

Максимов дернулся всем телом, заметно скривился, от ощущения открытости и незащищенности, словно кто-то по-хозяйски порылся в его голове, узнал все тайные и явные мысли, оставил его раздетым перед огромной публикой.

– Не стоит бояться, – черноволосый, для которого не составило труда понять состояние Бори, улыбнулся. Тепло и мягко, даже дружески. И эта улыбка делала его лицо потрясающе красивым и добрым. – Подойди сюда, ассистентка, – обратился он к девочке, которая мгновенно поджала губы, хотя только, что выглядела крайне довольной. – Возьми Бориса за руку, да, а теперь сделай кокон, как себе.

Вначале прохладная узкая ручка девочки-феи постепенно нагрелась и вскоре стала обжигать, но расцепить рукопожатие не представлялось возможным. Из ее пальцев, а затем из всей ладони, потянулись тонкие золотые нити. Они легко оплетали Максимова перебираясь от руки к плечу, от плеча к голове, от головы к шее, от шеи все ниже и ниже к ногам, превращая парня в золотистую мумию. Нити наматывались, образуя прочный кокон, не вызывающий никаких ощущений. Девочка-фея старалась, ее ручка сжималась сильнее, лоб хмурился, по виску зазмеилась капля пота. Когда нити скрепились, и кокон вспыхнул ярким светом, девочка-фея, не разжимая руку, потеряла сознание.