Магические безобразия

– Перестаралась! – проворчал черноволосый, поднимая ее на руки. – С ней все хорошо, – ответил он на немой вопрос, взволновавшегося Максимова. – Теперь и с тобой все будет хорошо, Борис! Она ведь говорила, – черноволосый кивнув на портрет, – что ты талантлив. Это правда. Возвращайся к своим краскам. Пора вернуть настоящего себя! Не бойся. Ну а мне пора. Приятных снов!

Последнее, что запомнилось Максимову Боре перед тем, как глаза, налившиеся каменной тяжестью, закрылись, черноволосый парень бережно уносил сквозь стены его комнаты маленькую фею.

14

В знаменательный четверг восемнадцатого октября, когда все получали от Судьбы «подарки», Кирилл Колесов и его друзья-одноклассники – Пряжкина Оля, Юрьева Настя, Одуванчиков Ярослав – после занятий отправились в торговый центр «Волна», дабы полакомиться мороженым от одной известной компании. Выбрав два ванильных, одно шоколадное и одно клубничное мороженое, ребята расположились за столиком у окна. Сквозь их огромные, витражные глаза просматривалось низкое северное небо, с которого то и дело порывались сорваться белые хлопья снега; стоянка перед торговым центром, заполненная прямоугольными коробками автомобилей, блестящими своими глянцевыми боками; прохожие и покупатели, передвигающиеся маленькими группками, нагруженные разноцветными пакетами. Вдалеке торчала остановка, с периодичностью встречающая желтые автобусы, синие троллейбусы и бело-зеленые маршрутки. В кафешке, где сидели ребята, напротив, было немноголюдно, стояла приятная прохлада от новенького кондиционера, пахло нежной сладостью молока и сливок с фруктами замешанного на терпкости кофе, и играла тихая мелодия.

– И как танцы? – спросил Ярик, отправив в рот большой кусок ванильного мороженого, приятно проморозившего зубы. – Я на такое ни за что бы не согласился!

– Конечно, – по-доброму усмехнулся Кирилл, – ты же типичный представитель программистов: худой и высокий, точно ходячий скелет! Очков не хватает.

– У каждого есть свои способности и недостатки, – аккуратно перемешав вафельную крошку с шоколадным мороженым, философски заметила Настя.

– Точно! – поддержал подругу Ярик, торжественно взмахнув ложкой, словно дирижерской палочкой.

– Меня больше волнует то, что Настя видится на репетициях с Глебом! – резко сменила тему Пряжкина. Ее клубничное мороженое изобиловало множеством добавок: кусочками ананаса и шоколада, воздушным рисом, кокосовой стружкой. Сладость ее десерта зашкаливала, заставляя остальных незаметно кривить рот. – Он и Лужайкина доставили много проблем. А теперь вы танцуете в одной команде! – прибавила Оля, укоризненно взглянув на Юрьеву.

– Он друг Дианы, – начала Настя, загибая пальцы, – к тому же Глеб больше не задирается. У нас вполне ровные, ничего не значащие отношения.

– Он даже не извинился за свое поведение! – продолжала возмущаться Оля. Но не найдя поддержки со стороны друзей, переключилась: – А Кристина? Она-то врала на каждом углу и распускала про тебя всякие гадости, сделав «звездой» школы! Ты хочешь это просто так оставить? А как же наказание для обидчиков?

– Первое время меня это беспокоило, но после Дня учителя перестало. – Настя пожала плечами и улыбнулась. – Я решила простить ее и не обращать внимания. Так что и ты не беспокойся.

Оля надулась, но промолчала, прекрасно зная, какой упрямой и твердой может быть лучшая подруга. Сама Пряжкина обладала не менее упрямым характером, поэтому спускать такое поведение в адрес любимых людей не собиралась.

После чудесных десертно-кофейных разговоров ребята разошлись по домам. Семейство Пряжкиных имело прекрасную четырехкомнатную квартиру в хорошо отремонтированном сталинском доме на третьем этаже. Это было интеллигентное семейство ученых и преподавателей: дедушка учил школьников, бабушка преподавала в физико-математическом институте, мама преподавала в педагогическом институте на историческом факультете, отец работал с бабушкой. В их семье преобладал культ науки и девиз: «Учиться, учиться и учиться», как завещал Ленин.

Оля уродилась явно в кого-то другого. Родительские наставления девочка слушала довольно стандартно – в одно ухо влетело в другое вылетело. Ни физика, ни математика, ни тем более преподавание ее не интересовали. Она любила детективные истории, химию и еду, потихоньку сочиняла стихи и короткие рассказы. И сколько бы Оле не говорили задуматься о своем будущем, Оля задумывалась на две минуты, немного колебалась, а затем возвращалась к своим делам, забывая, о чем думала эти две минуты.

Единственное, на чем девочка остро заостряла внимание – фотографии. В дедушкиной с бабушкиной, самой большой комнате, разделенной внутренней перегородкой на спальню и кабинет, имелось множество старых альбомов с черно-белыми фотографиями из советских времен. Оля могла часами сидеть и разглядывать эти альбомы, благодаря им, она чуть-чуть подумывала о работе фотографа и мечтала поскорее накопить на собственную камеру.

Придя домой, Оля оставалась недовольной и несколько раздраженной, а главное, захваченной идеей наказать Лужайкину и Флаева за оскорбления в адрес Насти. Если Глеб ей просто не нравился, то к Кристине в Оле, в целом спокойной и добродушной девочке, пузырилась отвратительной жижей ненависть. Поэтому направившись к себе в комнату, Оля устроилась за компьютером, вошла в Интернет и приступила к поиску способов для реализации своей ненависти.

В понедельник двадцать девятого октября Варя Измайлова пришла в школу с четким ощущением беды. Интуиция кричала, верещала, судорожно рвала на голове волосы от паники. Ей вторил организм. В целом все было в порядке: короткая первая четверть стремительно летела к концу, посмеиваясь тыквенным хэллоуинским ртом, оценки обещали станцевать в дневник красивыми положительными цифрами, за исключением английского и геометрии, с танцевальным кружком дела шли неплохо, не считая заболевшего гриппом Глеба, не появлявшегося в школе вторую неделю, но обещавшего все выучить после, Игорек присмирел со своими идеями, только Лена ходила несколько задумчивой, но каждый раз лукаво подмигивавшей при упоминании Рина.

С самим магом их отношения оставались на прежнем уровне – он командует, Варя во всем слушается. После ночного похода в дом к Максимову Боре, Рин выглядел крайне довольным и впервые похвалил девочку за работу, при этом поворчал, напомнив, что перенапрягаться вредно для здоровья. Сам Максимов с той ночи несколько изменился: дума на лице сменилась со скучающей на мечтательную. Встретив однажды Измайлову в столовой и сказав, что видел во сне похожую фею, привязал к Варе это прозвище. Теперь при каждом случае называл ее «Девочка-фея». Варя, которой очень понравились картины Максимова, легко приняла такую вольность.

Выйдя из гардероба и поднимаясь на второй этаж, девочка поняла причину своего необъяснимого беспокойства: по школе носились с различной прытью черные, коричневые и грязно-серые кляксы облачков-эмоций. Воздух давил затхлостью. Даже сквозь золотую защиту кокона проникали злобные ядовитые мысли и испарения. В кабинете географии Варю встретила неожиданная тишина. Одноклассники сидели за партами, хотя до начала урока было пятнадцать минут, и переговаривались шепотом. Лена заняла им третью парту первого ряда, уткнувшись в книгу с названием «Как понять чувства человека?», ничего не замечала вокруг. Поздоровавшись с Измайловой рассеяно, подруга читала до самого звонка.

Роман Викторович впорхнул в кабинет взъерошенной птицей: одежда имела следы беспорядка, пучок оставшихся волос торчал во все стороны, совиные светло-карие глаза беспокойно бегали из стороны в сторону. Дав обещанную контрольную работу, Стриж что-то писал за учительским столом, то и дело отрываясь от такого занимательно занятия и окидывая аудиторию зорким взглядом прожженного орла.

Второй урок – информатику – отменили из-за неожиданно сломанной ноги учителя, и в итоге 10 «В» посадили в пустой кабинет, наказав молчать в тряпочку. Первые десять минут ребята так и делали, пока не узрели стремительно ворвавшегося Потапова Леонида, в узких кругах мага Рина. Он был зол, что совсем не отражалось ни на лице, ни в движениях, но Измайловой хватило секунды, чтобы заметить эти перемены. Отыскав Варю, Рин схватил ассистентку за руку и вывел из класса. Вслед им неслись возбужденные возгласы.