Маленькая женщина Большого

А еще выглядел, наверно, до того дико, что к нам не решались подойти мои люди. Они терлись молчаливым испуганным эскортом на расстоянии метра, не двигаясь ближе и не отходя дальше. И только Бешеный, определив издалека, что Воробушек признаки жизни подает, аккуратно присел рядом с нами на корточки.

— Большой… Давай ее в машину, да? Или скорую?

Я медленно, с огромным усилием оторвал взгляд от бледного лица Воробушка и посмотрел на Бешеного.

— Че?

За его спиной мои люди массово шатнулись назад. Наверно, взгляд у меня был… Диким.

А Бешеный ничего, лишь чуть побледнел, и все.

— Я говорю, не надо лежать тут… Простынуть можно.

Я все еще ни слова не понимал, слышал, а смысл просто улетучивался.

И в этот момент Воробушек подняла руку и мягко провела пальчиками, холодными и мокрыми, по моей щеке.

Клянусь, током долбит легче!

Я тут же забыл про Бешеного, снова пропадая во взгляде своей женщины.

— Привет, Зевс Виталик, — улыбнулась она мне, — ты тут откуда?

— За тобой приехал, Воробушек, — прошептал я, — а то на день оставить нельзя… То на вертолетах с чужими мужиками летаешь, то в судах чужих мужиков защищаешь, то под машины чужих мужиков шагаешь… Пиздец просто, Воробушек…

— Прости… — смущенно сказала она, — я просто как-то… Не могла сказать… Подумала, что вдруг это по тебе ударит…

— Ударило, — кивнул я, — когда женщина моя пропадает, оно, знаешь, бьет. И я бью в ответ. Не люблю щеки подставлять. Хоть и верующий.

— Ты? — она удивленно распахнула ресницы, отчего глаза сделались еще больше, огромными просто. Поглощающими.

— Ага, — сказал я, — прикинь? Сам в шоке. Храм обещал построить. У нас там…

— Если обещал, надо строить, — серьезно ответила она.

— Построю. Теперь — сто процентов.

— Эм-м-м… Большой… — голос Бешеного был чуть-чуть виноватым и напряженным, — проверить надо, нет ли серьезных повреждений у Алевтины Семеновны. И, если нет, то переместить ее…

— Ты как? — спросил я у Тины, — встать сможешь? Болит где?

Она чуть уперлась в мои плечи, давая понять, что хочет сесть, я, скрипнув зубами, позволил.

Воробушек села, аккуратно провела пальчиками по волосам, повела плечами, согнула ноги в коленях, затем посмотрела на меня:

— Знаешь, вроде бы все хорошо… Сейчас попробую встать…

— Нет, я сам.

Я поднялся и подхватил ее на руки.

— Большой, надо ее в больницу… — попытался скорректировать мой маршрут Бешеный, но я его не воспринял.

Я нес свою женщину в свою машину. С тем, чтоб в самое ближайшее время увезти ее к себе в берлогу. Там запереть на десять замков и больше никогда, НИКОГДА, мать ее, не повторять однажды совершенных ошибок!

Бешеный, по выражению моей физиономии поняв, что тут никто ничего не услышит, просто вовремя отшагнул с пути бронепоезда.

А я определил Воробушка на заднее сиденье своего джипа, содрал и выкинул мокрое пальто и обувь, укутал в пушистый плед, который мне передал один из помощников.

И коротко приказал водителю:

— Домой.

Моя квартира в Питере, в районе Мурзинка, пустовала все это время.

Ждала.

И дождалась.

И вот сейчас мы едем через весеннюю питерскую хмарь, легкий дождичек уже переходит в стадию нелегкую, но мне похер.

Мне даже Питер теперь нравится.

Все же, он вернул мне мое.

А значит, с ним можно договариваться.

Мое сидит у меня на коленях, укутанное по самые уши в мягкий плед, и я не могу перестать ее трогать, жамкать, стараясь сдержаться и не сдавить судорожно, лишний раз утверждаясь тактильно, что мне не померещилось. И все мое — тут, в моих руках.

И что в этот раз судьба была ко мне благосклонна.

Мы молчим.

Воробушек, должно быть, переживает, не зная, что сказать, а я… У меня все еще нет слов.

Я все еще не человек.

Зверь, жадно и судорожно обнюхивающий чудом уцелевшую самку.

В парадную захожу с Воробушком на руках. И взлетаю на лифте на тридцать четвертый этаж, крепко прижимая к груди свою драгоценную ношу.

Водила еле успевает за нами, запрыгивает в соседний лифт, и буквально в последнюю секунду вырывается вперед, чтоб открыть нам дверь.

И предупредительно закрыть ее с другой стороны, оставляя нас наедине.

42. Все конкретно

Мой Зевс пытается прямо с порога нести меня в комнату, чтобы там, подозреваю, определить на кровать, но я прихожу в себя настолько, что могу открыть рот и выдать что-то членораздельное.

Для разнообразия.

До меня еще не дошла вся жуть случившегося, но, судя по всему, это скоро произойдет.

Первые признаки, типа тремора и излишней сухости в горле — предвестники грядущего нервного срыва.

А мне не надо такого. Мне надо быть максимально собранной сейчас.

Когда мой Зевс Виталик рядом.

Несмотря ни на что, рядом.

Мой обман, исчезновение, ворох проблем, которые я притащила на хвосте.

Он, серьезный, жесткий, самодостаточный мужик, со своей устоявшейся жизнью, в которой, держу пари, его вообще все устраивало до моего появления, все же решил не закрывать за мной дверь, которой я так смачно хлопнула, а вернуться.

И меня вернуть.

И я буду дурой редкостной, если сейчас что-то сделаю не так.

Например, выдам ему всю свою палитру ПТСР-приступа. Нет уж… Я, конечно, та еще звезда, но в руки себя взять способна.

И найти силы, чтоб поговорить.

Мгновения слабости, когда увидела его, и, обомлев и забыв обо всем на свете, рванула через дорогу, даже не осмотревшись толком и вынудив его в очередной раз спасать мою жизнь, и шока после, когда не могла оторвать взгляда от его глаз, таких тревожных, таких темных, и сказать ничего не могла, лишь раскрывая рот, словно рыбка… И когда потом сидела на его коленях в машине, умирая от наслаждения, и пушистый ласковый плед тут вообще ни при чем!

Вся эта какофония эмоций, вроде бы, минула.

И теперь мне надо пару минут с собой наедине.

Просто купировать приступ и прийти в себя.

— Я… Мне надо в туалет… — говорю я, ерзая в руках Зевса, пока он с целеустремленностью бульдозера тащит меня через большую гостиную с панорамными окнами.

Виталик тут же, ни слова не говоря, сворачивает в другом направлении. Рядом с здоровенным окном — неприметная дверь, ведущая в санузел.

Зевс носит меня в большую ванную комнату, тоже с панорамным окном, кстати, аккуратно ставит на пол.