Маньякой

Пока шёл по коридору, мельком заметил в зеркале отражение – мешки под глазами, тонкая полоска засохшей крови у виска, надо было лучше умываться, какой-то испуганно-отрешённый взгляд. Такой, как у свидетеля крушения, который чудом выжил. Или… у выжившего виновника.

"Ты ковырялся в мозгах трупа. Ты вонзал пальцы и вытаскивал из него… что? Знание? Дар? Проклятие?" Кстати да, а чего в конце концов-то произошло?

– Всё нормально? – снова спросила медсестра, не поворачиваясь, но явно чувствуя, как завис. – У вас пульс, наверное, подскочил до ста пятидесяти.

– Да, просто… думаю, – пробормотал и ускорил шаг.

Сканирование головы заняло не больше трёх минут. Металлический обруч прошёлся над черепом, высвечивая во внутреннем зрении сложные линии. Некоторые из них казались... чужими. Как будто они не были моими. Но врач – мужчина лет сорока, с седыми висками и острым подбородком – только кивнул, что "всё в пределах нормы", и отпустил. Пожал плечами, как будто вообще не удивился.

Может, и правда – всё в пределах нормы. Правда, какой именно? И даже когда ты вытаскиваешь из мертвеца чужой дар – это тоже норма, только для меня.

Когда вернулся в палату, там уже кто-то был. Высокая женщина в тёмно-сером деловом костюме, с папкой в руках. Без эмблем, но с выражением лица, которое кричало: "Федералы."

– Господин Треш, – холодно начала она, – я представитель отдела психологической реабилитации при управлении городских ЧС. Мы хотим убедиться, что вы получили необходимую помощь после... событий.

Сел, глядя на неё, прищурившись.

– Это обязательно?

– Это протокол, – ответила она с механической вежливостью. – И, как я вижу, вам уже назначена повторная встреча через три дня. Пока добровольно. Но если будут выявлены тревожные паттерны…

Она не закончила. И не надо было. Всё и так ясно.

Мне улыбнулись. Холодно. По-человечески. Машинально.

– Спасибо за сотрудничество.

И исчезли так же быстро, как появились.

Я же сидел молча, чувствуя, как в груди поднимается паника. Значит, всё? Теперь за мной будут следить? Смотреть, записывать, анализировать каждый чих?

Словно в ответ, в кармане ощутилось лёгкое покалывание. Я нащупал визитку. Провёл пальцем – и вдруг поверхность дрогнула. Не цветом – ощущением. Словно оттуда кто-то смотрел. Нет, не видел, именно чувствовал. Улавливал состояние.

"Позови."

– Как? – прошептал в пустоту. – Как тебя звать, Лайя?

Вечером в палате включился слабый ночной свет. За окном сгустилась фиолетовая мгла, слышались отдалённые крики, где-то завыла сирена. Лос-Анджелес жил своей сверхнормальной жизнью. А я лежал на спине, глядя в потолок, и пытался не думать.

О том, что произошло. О том, что сделал сам. О том, что почувствовал.

И, чёрт подери, о ней.

Кожа всё ещё хранила её тепло. Пальцы – ощущение прикосновения. А разум – воспоминание о её взгляде. Мощном. Безжалостно честном. Красивом до боли.

Она сказала, что видела, что я сделал.

И не сбежала.

Более того – взяла за руку.

Кто она, чёрт возьми?

Уснуть удалось только под утро. И то – провалился в какой-то липкий сон, где улицы горели, а я снова стоял на коленях возле тела с расколотым черепом, и копался внутри, как в сломанной игрушке. Только теперь из раны вытекал не мозг, а свет. Слепящий, пульсирующий. И каждый раз, когда дотрагивался до него, внутри что-то шептало: "Это не твоё. Это не твоё."

Естественно проснулся в холодном поту, прижав визитку к груди.

И понял: не могу больше притворяться. Что всё это случайность. Что просто техник. Просто парень, который чинит сломанные вещи.

Потому что теперь мне пришлось чинить человека. Точнее – то, что от него осталось.

А если могу это... кто следующий?

***

Домой, если так можно сказать, вернулся ближе к вечеру. Асфальт ещё хранил тепло дневного солнца, но в тенях между зданиями уже затаивалась прохлада. Воздух был чистым – подозрительно чистым, как после тщательной магической фильтрации. Улица, где стояла моя мастерская, выглядела так, будто ничего не случилось. Ни стрельбы, ни магических вспышек, ни разбегающихся прохожих. Только немного скошенная вывеска соседнего кафе да трещина на витрине ювелирной лавки намекали, что здесь было нечто большее, чем просто буря в стакане воды.

А моя мастерская…

Она мастерская стояла, как и прежде, с замершими, запылёнными окнами, будто наблюдала за всем, что происходит, сквозь толстое стекло равнодушия. Открыл дверь и вошёл.

Первое, что ударило по нервам – это тишина. Абсолютная, неподвижная, с нотками машинного гула вдалеке. Второе – запах: металл, масло, старая ткань и чуть-чуть палёной проводки. Всё как раньше. И в этом-то было самое пугающее.

Будто ничего не случилось.

Будто никогда не вытаскивал чужой дар из трещащего мозга мёртвого сверхчеловека.

Будто меня не тащили под обстрелом сквозь заваленные улицы.

Будто не просыпался в больничной койке с мыслью, что моё сознание трескается по швам.

А в итоге, снял куртку, повесил её на крючок, подошёл к рабочему столу… и замер.

На столе было пусто.

Голая поверхность, с аккуратно сложенным блокнотом и чистым платком. Всё. Ни следа книги. Хотя помнил, как был уверен, что она здесь. В тоже время и то, что взял её с собой. Помнил, как она, тяжёлая, звенела на каждом шагу

Медленно повернул голову, и взгляд упал на полку.

Она стояла там.

Книга.

Одинокая. Чуть наклонённая, между двумя пустыми отсеками, словно кто-то поставил её туда, не глядя. Спешил. Или – не заботился о симметрии.

Я так никогда не делал.

Никогда!

Пальцы невольно дрогнули. Подошёл ближе. Встал перед ней. Коричневая обложка, выцветшие края, чёрное тиснение на корешке – всё то же. Но будто чище. Не так, как запомнил.

Протянул руку… и не решился взять.

Нет. Слишком просто. Слишком неуместно.

Потом покрутился на месте – осмотрел мастерскую. Всё стояло по своим местам. Мониторы погасли, инструменты лежали ровно. Лампа на шарнире повернута к стене, как и оставлял. Даже чашка с чаем – пустая, с засохшим следом на дне и та, где должно.

Шагнул к компьютеру. Включил. Система ожила, загудела, загорелся монитор. Заставка, логотип. Всё нормально.

Логин.

Пароль.

Вход.

Начался обычный мой день. Опять….