Маршал северных направлений
Шрифт:
Только несколько дивизий представляли вполне боеспособные, хотя наспех пополненные соединения — 191-я изначально обороняла Кингисепп, занимая позиции в укрепрайоне. Три дивизии — 115-я, 142-я (ее уже перевели в 4-ю армию) и 168-я были сняты с финского направления. А вот 128-я дивизия вообще из состава 11-й армии, но нелегкие перипетии войны направили ее от границы к берегам Ладоги, а теперь уже за реку Свирь. Относительно боеспособной была и 268-я дивизия, сформированная по мобилизации. Да в Карельском укрепрайоне засели отошедшие от границы потрепанные финнами войска 23-й армии — 43-я, 123-я и 198-я стрелковые дивизии, последняя была из состава упраздненного 10-го мехкорпуса, и лишилась «моторизации» — такой процесс пошел повсеместно. Для поддержки были направлены резервные дивизии, быстро сколоченные по «перманентной» мобилизации — уже изрядно потрепанная в боях с финнами 265-я и свежая 291-я дивизия, которая требовалась как раз на южных подступах к городу, но финны напирали, и угроза прорыва КаУРа была реальной.
От
По всей линии фронта наступило затишье — обе противоборствующие стороны рыли окопы. Вот только немцы собирались устроить «позиционное сидение» в духе 1-й мировой войны на Западном фронте, а маршал Кулик, прекрасно зная, чем закончится для группы армий «Центр» еще не начавшийся «Тайфун», начал подготовку войск к наступлению. Последнее намечалось на конец ноября, как только ударят крепкие морозы, которые закуют в ледяной панцирь речки и болота, дав войскам возможность свободно маневрировать. А вот снег помешает германским войскам действовать вне немногочисленных дорог, а танков у немцев не так и много, судя по всему, осталась одна панцер-дивизия, да еще пара моторизованных дивизий, но те слабее на один полк и совсем не имеют бронетехники.
Первым делом нужно было восстановить численность и боеспособность обескровленных дивизий. Взять пополнение было невозможно, маршевые батальоны такую убыль просто не восполнят. Было решено расформировать все ополченческие дивизии, фактически внесшие главный вклад в оборону Ленинграда. Их осталось всего шесть — от двух попавших в окружение под Лугой остались «рожки да ножки», еще две были обескровлены на Петрозаводском направлении. Одиннадцатая по счету, но по номеру седьмая, так и не появилась — набранный контингент направили для пополнения сразу трех самых сильно потрепанных стрелковых дивизий. Теперь после отправки опытных рабочих обратно на заводы, шесть оставшихся ополченческих дивизий сильно «усохли» в личном составе. А потому их стали вливать целиком в самые обескровленные стрелковые дивизии, чтобы за короткий срок получились вполне укомплектованные и главное боеспособные соединения. Остальные девять дивизий потихоньку доводить до штатов за счет маршевых пополнений, чтобы к началу зимы они полностью восстановили боеспособность. Формировать только из ополченцев нормальные стрелковые дивизии под новыми номерами маршал Кулик посчитал делом нерациональным — лучше иметь одну полную дивизию, чем пару «некомплектных».
Хуже было с танковыми частями — от прежних «могущественных» по числу бронетехники мехкорпусов не осталось и следа. А то, что все же уцелело или находилось в ремонте, представляло «крохи» от ушедшего в небытие «изобилия». Но Кировский завод продолжал выпускать КВ, которые шли исключительно в тяжелые танковые полки, теперь уже по решению Ставки, одобренному Сталиным. Так что в самом скором времени их количество резко возрастет — номера уже зарезервированы на четвертом десятке.
— Хоть это получилось, — пробормотал Кулик, вспоминая как доказывал «первому маршалу» необходимость вывода КВ из состава танковых бригад. Этот танк своими постоянными поломками изводил помпотехов, задерживал колонны на марше, тяжелую машину не выдерживали мосты и мостики, грунтовые дороги после прохода даже роты «климов» превращались в непроходимые для автотранспорта «препятствия», особенно после дождя. А семь машин недостаточно для ведения боя, их надо иметь втрое больше, как минимум. И до этой мысли доходили долго, лишь печальный опыт применения тяжелых танков на фронте «гомеопатическими дозами» заставил формировать «тяжелые танковые полки прорыва», которым наименование «гвардейских» давалась сразу, как полкам реактивных минометов.
— Да, с танками у нас не очень, но ситуацию можно поправить.
Григорий Иванович пододвинул бумаги — первое с чего нужно начинать во время «передышки», так с внимательного изучения «отчетности», чтобы понимать реальное положение дел в каждой дивизии, а не видеть вместо нее один номер на карте, поставленный карандашом…
Война внесла свои коррективы в структуру советских стрелковых дивизий — они уменьшились в личном составе на четверть. Но особенно сократилась артиллерия — 152 мм гаубицы исчезли, число 122 мм оказалось «поделенным на четыре» — из 32 осталось восемь, а 120 мм минометов стало вдвое меньше. И так по многим показателям, но зато количество дивизий и бригад чуть ли не удвоилось — нужно было восполнить огромные потери лета сорок первого и держать фронт, при острой нехватке вооружения и боеприпасов…
Глава 25
Большая
канонерская лодка «Амгунь» получила три бомбы — корабль выбросился на берег возле пристани Хельтермаа, возвышаясь на камнях. Именно эта канонерка почему-то притягивала взоры германских летчиков, ее орудия со вчерашнего дня били по Вормсу, на который высадился десант. Бои за четвертый по величине остров Моонзунда, площадью почти в сотню квадратных километров, шли исключительно тяжелые. За две недели, что прошли после взятия Вормса, немцы на нем основательно укрепились, перевезли через узкий, всего трехкилометровый пролив, батарею 105 мм гаубиц, да роту противотанковых 37 мм орудий. Именно маленькие пушки ПТО стали выводить советские катера один за другим, используя бешеную скорострельность. Особенно досталось маленьким катерам «КМ» и ботам, что перевозили десантников — их потопили несколько, и повредили десяток. Да выбросилась на камни шхуна «Рудольф», но десант с нее, прибывшая с Ханко рота, под огнем пулеметов все же добрался до берега.В ответ канонерские лодки «Амгунь» и «Москва» били главным калибром — на каждой были установлены по паре 100 мм пушек с броневыми щитами, да по несколько 45 мм полуавтоматов. Противодесантные батареи были перемешаны с землей и камнями, взрывы ломали как спички толстые деревья. До этого по острову стреляли 180 мм башенные батареи Тахкуны и Осмуссаара, 152 мм с мыса Серош. Вормс нужно было отбивать любой ценой, остров закрывал собой Кассарский плес, на котором только и мог маневрировать пришедший Шхерный отряд КБФ. И если поставить на Вормсе 130 мм батарею, а лучше две, то в зоне их огня окажется город Хаапсалу с веткой железной дороги из Таллинна, и как на ладони будут видны обе гавани, использование которых станет невозможным, даже если как-то доставят разборные малые десантные баржи. А на штурмботах соваться, что на Вормс, что на Моон, для немцев смерти подобно — для них катера «МО-4» что линкор против тральщика, сметут огнем. Даже первую волну не успеют толком высадить, как «мошки» перехватят. Стрелять по ним будет опасно, больше своих лодок перетопят. А идти самой короткой дорогой через восточные проливы и для наших, и для вражеских катеров смертельно опасно — там все минами «нашпиговано». Вначале заграждения активно ставили немцы, что привело к подрыву нескольких кораблей, включая ценную «семерку», потом мины уже выставляли советские моряки, когда началась подготовка к эвакуации Таллинна, и флот стал уходить с Моонзунда…
Но стоявший на мостике «Красного Знамени» вице-адмирал Дрозд прекрасно понимал, что могло быть намного хуже — стоило немцам успеть поставить на Вормсе береговые батареи, то противник мог бы спокойно расстреливать все подходящие к островам советские корабли, и особенно бухту Трииги, где базировались подводные лодки. И этого нельзя было допускать, каждый день отсрочки с высадкой мог грозить крайне серьезными и опасными последствиями. Потому ежедневно он справлялся у штаба КБФ о посылке транспортов и катеров — Моонзунд нуждался во всем, от топлива для кораблей, боеприпасов и главное, в посылке подкреплений. Необходимо было обеспечить гарнизон как минимум пятимесячным запасом продовольствия — лед в архипелаге вскрывается в марте, а до этого время необходимо дотянуть, хотя навигация возможна при помощи ледоколов. К тому же со стороны Балтики лед непрочный, и прибрежный, бухты можно использовать. Беда только в том, что для кораблей они совершенно не подходят, абсолютно нет инфраструктуры. О таком даже думать не хотелось, хотя если базировать главные силы на Аренсбург, то можно выходить в Балтику до конца декабря, если не будет крепких морозов, впрочем, последние на островах редки — климат значительно смягчает незамерзающее здесь Балтийское море.
— Товарищ адмирал, на маяке Саксби поднят красный флаг!
Дрозд присмотрелся — да, действительно, вроде красное пятнышко намного выше крон деревьев, все же высота приличная 24 метра. И стал смотреть за двумя башнями створного маяка Норрби, одна примерно такая же по высоте, другая на десять метров выше — пирамиды из железобетона, без створных огней зайти в пролив очень трудно. На самом острове продолжал идти ожесточенный бой, по данным разведки немцев там стояло в гарнизоне до батальона с артиллерией. Канонерским лодкам они ничего не могли сделать, зато досталось от налетов вражеской авиации, с которой краснозвездные «ястребки» постоянно вступали в схватки. И если бы не истребители, постоянно вылетающие на прикрытие, то Шхерному отряду пришлось бы плохо — перетопили бы как котят. Так случилось в начале сентября, когда удар пришелся по бухте Трииги, где было потоплено или выбросилось на берег до десятка кораблей и суденышек, включая паром «Куйвасту», тральщик типа «ижорец» и катер «МО».
Этот налет привел к очень серьезному случаю, который моментально засекретили. Два командира тральщиков вступили между собой в преступный сговор, нашли себе столь же подлых соучастников и застрелили военкомов кораблей ночью, сбросив тела политработников за борт. После чего увели боевые корабли в Швецию, трусливо сбежав от войны, и бросив своих сражавшихся товарищей, и там интернировались — такая информация пришла из посольства в Стокгольме. Понятное дело, что на Моонзунде о факте группового предательства знал только сам Дрозд, все другие полагали, что корабли были потоплены германскими самолетами. Пусть пока так и думают, чтобы позорное пятно не легло на всех моонзундцев…