Мать (CИ)

– А есть предложения?

– Навалом. Зависит от ваших предпочтений.

– Хм... Вы скажите, а я решу.

– Как вы относитесь, например, к тому, чтобы прогуляться по Парку победы? Погода замечательная, там уже фонтаны включили. Вечером даже подсветка есть.

Он пытался говорить уверенным голосом, хотя чувствовал себя как сапёр на минном поле - любая фраза могла стать последней.

– Мм, заманчиво, - ответила Людмила, окрыляя Гаева надеждой.

– Давайте тогда встретимся там в субботу. Согласны?

– В субботу я не могу - иду с детьми в цирк.
– Её мурлыкающая интонация сводила Гаева с ума.

– Может быть, в пятницу?

– Хорошо, давайте в пятницу. Может быть, в два на станции "Парк победы"? Как вам?

– В два? Хорошо. На месте созвонимся. Я на машине.

– На машине? А, ну да, конечно, - пробормотал Гаев, досадуя на своё нищебродское мышление.
– Ну хорошо, до встречи!

– До встречи, Володя.

Гаев отложил телефон. Ну вот, всё и устроилось. Если не считать прокола с метро, всё прошло отлично. Голодранец чёртов. Видно, сказались отцовские гены. В метро... Ты бы ещё сказал, на автобусной остановке.

Он доел макароны с котлетами и поставил тарелку в раковину. Отошёл к окну.

Страна отмечала День победы. По телеку традиционно показывали "Семнадцать мгновений весны". Штирлиц прощался с пастором Шлагом. Маманя грызла семечки за столом.

Следя за пролетающим над трубами ТЭЦ вертолётом, Гаев пробурчал:

– Не надоело? Сто раз ведь смотрели.

– Да всё равно смотреть нечего, - ответила маманя.

Она подошла к плите и сняла накипь с супа.

– Вчера к нам в магазин сплошным потоком алкашня текла, - поведал Гаев - Наследники героев, блин...
– Он развернулся, присел на батарею.
– У тебя где были предки во время войны?

– В Перми, в эвакуации, - ответила маманя.

– Под немцами никого не было?

– У дедушки сестра была, в Орловской области. С сыном, дядей Митей. Он хромал всю жизнь - его немцы сильно избили.

– За что?

– А он где-то гранату нашёл и в них кинул. К бабушке соседи прибежали: "Ксенька, там твоего Митьку немцы лупцуют! Беги быстрей спасай!". Она кинулась было, а идти не может. "Если увижу, как его бьют, говорит, так у меня сердце не выдержит". И осталась дома. А он вечером, как пришёл в себя, доплёлся, держась за заборы.

– И что, долго потом прожил?

– Долго. На элеваторе работал. У себя на участке яблоневый сад разбил. Всё нас вареньем угощал. Мне ещё мама говорила: "Сходи к дяде Мите за вареньем".

Гаев помолчал, глядя на экран телевизора. Странное дело - до сих пор он стеснялся спрашивать о маманиных предках. Почему? Боялся развеять иллюзию родства, которую они оба соткали, изображая семью. По той же причине, кстати, не стремился узнать, как она познакомилась с отцом.

Маманя сняла с конфорки горячую кастрюлю.

– Ну вот, суп готов! Будешь?

– Да я только поел!

– Ты попробуй. Вкусны-ый!
– она даже зажмурилась от удовольствия, вдыхая запах.

Гаев попробовал. Суп был вкусный. Но есть не хотелось.

– Ну а ещё про кого знаешь?
– спросил он.

Маманя опять уселась за стол, высыпала на скатерть горку семечек.

– Дедушка Федя на приграничном аэродроме служил. Об этом я тебе рассказывала. Аэродром в первый же день разбомбили, дедушка получил тяжёлое ранение, и его вывезли в Оренбург. Там тоже был аэродром. На нём дедушка прослужил до конца войны. Бабушка Таня туда к нему выехала. Она как раз из отпуска возвращалась, когда немцы напали. Доехала до Смоленска, а там её какой-то начальник завернул: "Ты куда приехала, дура? Сейчас сюда наших солдат привезут. Думаешь, они на тебя смотреть будут? Возвращайся назад". Ну, она и вернулась.

– Куда?
– не понял Гаев.

– В Москву, к родственникам. А когда узнала, что дедушка Федя в Оренбурге, к нему выехала. Там моя мама родилась.

– Хм, - сказал Гаев.
– Что же, так никто по-настоящему и не воевал?

– Как же не воевали? У дедушки Феди два брата погибло. В сорок первом, кажется.

Война в рассказах матери была похожа на производственный роман: поехал, работал, женился, уехал. Никакой драмы.

– А как они погибли, ты знаешь?
– спросил он.

– Нет. Я же их никогда не видела. Дедушка упоминал как-то - и всё.

– Ну, может, фотографии остались?

– Володька, какие фотографии? Они работали в колхозе, были простыми людьми.
– Она подумала.
– Когда голод был, бабушка детям хлеб с отрубями делала. А средний сын, дядя Коля, с отрубями есть не мог, так она специально для него делала маленькие лепёшки из чистой муки. Потом до самой смерти держала дома сундук с солью.
– Она вздохнула.
– Помню, говорила нам: "Мы-то жизни не видели, ну хоть вы поживите".

– Ну и как, пожили?
– спросил Гаев.

– Ну мне-то грех жаловаться, - сказала маманя.
– Я сейчас получаю больше, чем при Союзе. Но раньше как-то спокойней было. Отпускали детей погулять, и никто не волновался. Люди были душевней. - Она встала, налила себе чаю.
– Дурости, конечно, тоже хватало. Истмат, диамат, история партии... Это же невозможно было выучить! Я вообще не понимаю, как такое можно было сдавать. Открывала учебник, и ничего не понимала.

– И что, честно списала?
– спросил Гаев.

– Нет, зачем? Сдала как-то. Сейчас уже ничего не помню.
– Маманя взяла из вазы конфету, развернула блестящую зелёную обёртку.
– Хочешь?

– Давай.

У выхода из метро, по пути к фонтанам, развевались выставленные в круг красные флаги. Они то распадались языками, то сливались в трепещущую алую стену. Вдоль фонтанов носились роллеры. Из динамиков на столбах гремели военные песни.

Гаев быстро оценил диспозицию. Как и следовало ожидать, все скамейки были заняты. Хорошо хоть, погода не подкачала, хотя вечером обещали дождь. По этому случаю Гаев запасся зонтом.

"Надо было другое место выбрать, - сокрушённо подумал он.
– Ресторан какой-нибудь. А здесь и не присядешь даже".

На рестораны у него не было денег. И вообще, в рестораны водят женщин, на которых имеют далекоидущие планы. С Людмилой он никаких глобальных планов не связывал - переспать пару раз, и только. По крайней мере, он надеялся, что так будет. "Ничего. Авось не обидится, - думал он, взбадривая себя.
– Она, поди, меня тоже в мужья не прочит. Коли согласилась встретиться, значит, всё нормально. Не хрен страдать фигнёй".

У него завибрировал телефон. Гаев выхватил его из кармана, поднёс к уху.