Мать ветров

Убогое жилище, в котором снимали каморку Али с Хельгой, сумели восстановить не иначе, как чудом. Гаспар с дочкой в тот день гостили в деревне у древней старушки, родственницы покойной Николь, а вот старику Жерару не повезло. Когда Али и Марчелло сумели прорваться в затянутые сплошной удушливой пеленой комнаты, бедняга уже не дышал.

В гробовой тишине сонного пожарища раздалось громкое ржание. Началось!

— Вивьен, это лошадка. Не бойся, лошадка тебя не обидит. Я с тобой, — ласково проговорил Али, склонившись к девочке, но болезненно-бледное, будто фарфоровое лицо уже исказила знакомая гримаска. Тоненькая ручка в крепкой ладони художника напряглась так, что он еле удержал свою подопечную. Все тело малышки задеревенело, и вслед за всхрапом неумолимо приближавшегося животного раздался громкий, пронзительный, разрывающий уши крик.

Али подхватил Вивьен на руки и поспешно завернул за ближайшую обгорелую стену. И это лишь квартал Ангелов. Дальше им предстояло миновать бараки рабочих, где лошади появлялись относительно редко, и квартал ремесленников, куда в такую рань вряд ли поедет богатый заказчик на личной двуколке или на извозчике. Зато оружейники и гончары могут грузить товар... Но потом — потом Верхний город, в котором девочка не бывала ни разу. Ладно, авось, прорвутся с минимальными истериками.

Нежно-лиловое небо едва посветлело, а значит, у них есть еще в запасе немного времени. Али решил не тревожить малышку понапрасну, и вскоре они свернули к ручью. Пройдут подольше, зато вероятность того, что Вивьен напугают резкие звуки или здорово припозднившиеся гуляки, почти сходила на нет.

Рядом с костями неизвестного происхождения паслась взъерошенная ворона. Она то деловито выискивала на бренных безымянных останках клочки мяса, то косилась на двуногих пугающе умным глазом. Вивьен замерла. Нет, не от страха, а, к счастью, явно из любопытства. Даже улыбнулась, и ее в общем-то красивое, но странное, немного отталкивающее личико аж засветилось изнутри. Али вспомнил гордость их старого знакомца, хозяина чайханы, который хвастался своим приобретением — чашкой из тончайшего, чуть желтоватого фарфора. Пухлый саориец тогда поднес ее к окну, и солнечные лучи напитали хрупкие стенки изумительно мягким сиянием.

— Ворона завтракает, — коротко объяснил художник. Вивьен, казалось, лучше понимала ясные, простые фразы, по крайней мере, она хоть иногда на них реагировала. — Ворона нашла кости. На них осталось немного мяса. Теперь ворона завтракает мясом. А ты что ела на завтрак, Вивьен? Кашу? — ну конечно, кашу, от остальной еды по утрам малышка категорически отказывалась. Девочка, разумеется, не ответила, зато заразительно расхохоталась, когда крупная птица забавно запрыгала в сторону коряги. Али тоже засмеялся, вторя веселью ребенка. Эх, а работа ведь не ждет... Он слегка растрепал темно-русые волосы Вивьен и подтолкнул ее вперед: — Идем, лапушка.

Мост через реку, богато снабженный коваными перилами и шестью фонарями, Вивьен преодолела на руках у своего няньки. В Верхнем городе ее здорово напугали стражники, зато обрадовали кусты пурпурного барбариса и мелкие жемчужно-белые розы. В родном квартале Ангелов она редко видела цветы. Тем более в последний год.

А вот и храм святой Зумурруд. Белый, с голубыми мраморными колоннами и веселой зеленой мозаикой фронтальных окон, с фонтаном во внутреннем дворике, где витал крепкий сладкий запах бесчисленных лилий, и пристройкой для ритуальных трапез. Ее-то и расписывали молодые художники под руководством мастера Гафура. С резной деревянной двери на входящих в пристройку ласково и печально смотрели слепые очи святой, покровительницы детей.

Взглядом ректора определенно можно было забивать гвозди. Или сваи. А от смачной красной физиономии — прикуривать. В голубых глазах Алессандро застыла немая мольба. «Возьми свои слова обратно, не требуй ничего, пожалуйста!» Эльфийские погромы и дворцовый переворот подкосили блестящего преподавателя, и он выглядел лишь немногим увереннее, чем бледный пугливый Витторио, который перебирал какие-то бумаги в углу кабинета и явно надеялся слиться со стеной. Двое других преподавателей и проректор по науке с интересом взирали на упертого студента как на заморскую диковинку. Диковинка мысленно пожелала им нефритовых стеблей толщиной с колонну в их агатовые пещеры, причем без масла, и спокойно продолжила беседу.

— Господин ректор, пожалуйста, обратите внимание: приложения занимают около четвертой части моей работы, причем половина принадлежит Хельге. Видите? Это ее, а не моя рука. Далее. Таблицы занимают не меньше четверти от оставшегося объема, и многие из них составлены также при помощи Хельги. Да, аналитическая и философская часть текста принадлежат мне, но базой аналитики являются сырые данные, которые и помогала подбирать Хельга. Это совершенно точно является соавторством, особенно если мы сравним с монографией господина...

— Ну хватит, — ректор небрежно махнул мясистой рукой и презрительно скривил полные, по-женски красивые губы. — О сравнении не может быть и речи. Не вздумай ставить на одну доску дипломированного специалиста, к тому же ромалийца, с какой-то северной простолюдинкой... Кто она там? Рыбачка?

— Из семьи рыбаков, — спокойно поправил Марчелло. — И Хельга вот уже три года является незаменимой помощницей профессора Бернардо. Он высоко ценит ее труд, Вы сможете убедиться в этом...

— А, он опять куда-то уехал! Труп у него, видите ли, в деревне уникальный. Как разрешили вскрывать, так Бернардо будто с цепи сорвался! Все, юноша, разговор окончен. Твою работу мы напечатаем, но никакого соавторства. Еще чего, позорить наш университет именами безграмотных иггдрисийцев.

— Вы не дослушали, господин ректор, — Марчелло подался вперед, чуть улыбнулся и с удовольствием отметил, как вытянулось лицо проректора по науке. Увы, прекрасные глаза Алессандро взглянули на него еще беспомощнее. Сердце болезненно екнуло. Горько видеть подобные перемены в том, кого когда-то любил. Кого и сейчас безмерно уважал. — Я предлагаю разрешить Хельге сдать вступительный экзамен, и тогда моим соавтором будет наша студентка. Это возможно, я проверял, существуют подобные прецеденты.

— Что за чушь! — ректор из спело-красного сделался багровым и хватил кулаком по столу. Алессандро и Витторио синхронно втянули головы в плечи. — Вот стоило бросить подачку, пустить несколько простолюдинов и баб в университет... И ты хочешь, чтобы я согласился учить безродную девчонку-сироту? Из захваченной нами страны?

— Это наша страна сделала ее сиротой. Это наша страна лишила ее родного дома. Обучение в университете было бы сносной компенсацией, — усмехнулся юноша. Он уже понимал, что ректора не переубедить. Ну так хоть заденет его напоследок.

— Ты слишком заносишься для студента, которого однажды публично выпороли, — с елейным видом протянул проректор, давая передышку слегка озадаченному начальству.

— Через месяц после воцарения на престоле Единственного короля его Совет принял новый Свод наказаний и прощений. Согласно параграфу пятому статьи восемнадцатой отбывшие наказание за преступления легкой и средней степени тяжести считаются вновь чистыми перед обществом. А то деяние, за которое меня привлекли к ответственности, является, согласно параграфу...