Мать ветров

Стало доходить до того, что зазвучало доброе слово о временах междоусобиц. Мол, да, посевы топтали, скот угоняли, но хоть где-то иногда носило рыцарей! Нынче же остались от рыцарей лишь латы да имения, воевать не с кем, по замкам сидят, дурью маются, и смерть мальчишки во время представления у Теодора не слыла больше диковинкой.

И постепенно в отдельные головы пришла светлая мысль о том, что однова помирать, так лучше уж с песней на воле, чем с ярмом на шее. Фёны, опять же, не зря шестнадцать лет в княжестве Черного Предела работали. Набирали силу «Алые платки» в Блюменштадте и их подопечные в окрестных деревнях, пятеро воспитанников из приюта Богдана создали политический бродячий театр, ученики «Детей ветра» разъезжались по разным деревням княжества и за его пределами, открывали свои собственные школы. Шайка Хорька все меньше походила на шайку и все больше — на второе подполье, только более пестрое и разухабистое. Помимо них существовало еще минимум шесть то ли организаций, то ли банд в приграничье, и вот они договорились до того, что представители всех девяти боевых групп и представитель полулегальных «Детей ветра» встретятся нынче в этой каменной развалюхе для обсуждения возможной координации действий.

К полудню Зося, свежая, собранная, облаченная в короткое, чуть ниже колена платье, неторопливо расчесывала волосы и увлеченно спорила с Хорьком. Их вечный спор о вопросах дисциплины, принципах отбора новых людей и допустимости тех или иных методов расправы с противником. Марлен накрывала на стол, соображая нехитрую трапезу на предположительно дюжину человек, и то и дело прыскала в кулак. Еще бы! Главарь разбойничьей шайки практически по всем пунктам выглядел гораздо милосерднее командира подпольной армии сопротивления.

— Дык куда ж я дену тех, какие к порядку не способны? — горячился Хорь, багровея обожженной половиной лица. — Они ж к нам не от сладкой жизни бегут! Что ж им теперь, в деревнях оставаться, коли у нас не ко двору будут?

— Нет, не оставаться, — терпеливо возражала Зося. — Но и ядро организации, самая сильная и боеспособная ее часть — не богадельня, чтобы принимать туда всех сирых и убогих.

— Тихо! — шикнула на спорщиков Марлен. Из чащи до них донеслось лошадиное ржание. Ну, первые прибывали. А не перед всеми след было слишком уж открыто и сразу демонстрировать свои разногласия.

Вскоре в относительно просторной кухне сделалось суетно и шумно, но на поросший бурьяном двор никто не спешил. Мало ли, кто знает, какие гадюки тут ползают. Небо, опять же, насупилось, того и гляди, гроза разразится.

Мужики втащили в помещение все, что годилось под седалище, и оставалось только ждать, когда собравшиеся заморят червячка и наговорятся. Зося в который раз напомнила себе: терпение и еще раз терпение. Железная дисциплина Фёна формировалась больше двух десятилетий. Негоже предъявлять претензии тем, кто оторвался от сохи с полгода назад.

— Как папа? — вполголоса спросила Зося у юркнувшей к ней под бок Искры. Рыжая высокая девушка с дивными янтарными глазами была дочерью историка «Детей ветра» Янека и одним из основных координаторов организации. Она и явилась сегодня от лица всех своих товарищей на встречу.

— Получше, чем зимой, спина почти не болит, бодрячком держится, — грустно улыбнулась Искра. — Но работать ему с каждым днем все труднее. То забудет что, то несложные абзацы по несколько раз перечитывает, чтобы понять... А твой как? Он же через месяц приют передает, верно?

— Верно. Тоже держится. Только руки плохие совсем стали, суставы скрипят. И спина отваливается. Нет-нет, а скажет, мол, вот когда Раджи мою спину поправлял, так и хорошо было. Куда с таким здоровьем за ватагой бесенят следить? Пусть у нас в лагере в покое поживет, на правнука полюбуется.

— Это с Радко-то покой?

Женщины тихо засмеялись, соприкасаясь лбами, а Зося привычно выхватила взглядом в толпе Марлен. Еще в начале встречи она расспрашивала о чем-то Ядвигу, командира «Алых платков», а сейчас с самым наивным видом, приоткрыв прелестный рот и мило хлопая ресницами, слушала беседу троих мужчин. К горлу подкатил комок, ладонь заныла от невозможности прикоснуться к пушистым каштановым кудрям. Хорек, Ядвига и, само собой, Искра знали об отношениях подруг-любовниц. А вот остальным эту карту раскрывать было негоже. Тем более что мужики так явно велись на обаяние аристократки.

Один из троицы, ладный, со светлой бородой и россыпью родинок под правым глазом, нахмурился, прислушиваясь к словам Марлен, грубовато поцеловал ее пальцы и громыхнул на всю кухню одновременно с раскатом грома:

— Попиздели? Не серчай, барышня. Натрепались, говорю? Пора бы того, к делу заворачивать.

Часа через два споров, хохота, отступлений «за жизнь», перебранок и едва не вспыхнувшей драки Зося более-менее уяснила для себя основные позиции.

«Алые платки», созданные вроде бы при непосредственной поддержке Фёна, все-таки являлись самостоятельной организацией. Однако близость их позиций не могла не радовать сердце командира. Они постепенно расширяли свое поле деятельности. Формально они помогали только женщинам и детям, требовали от судей расправы над насильниками, защищали по мере сил жен и ребят от домашнего произвола, пару раз поддерживали служанок, уволенных без оплаты нескольких дней. Но, кроме того, они старались пропагандировать иной способ построения семейных отношений, более равноправных, и нацелились на работу в трудовой сфере.

Хорек с десятком-другим самых близких ему людей был следующим серьезно настроенным товарищем. Он понимал свободу буквально, порой сиюминутно, чем ставил Зосю в тупик. Мол, не хочет кто из его шайки идти на дело, так и не надобно! И не важно, рядовой ли это грабеж или помощь беглым крестьянам. Боевые навыки, конечно, дело нужное, но насильно никого из лука, скажем, стрелять не научишь. Пусть арбалеты берут, не страшно!

— Ты последних сплетен о милосердии Ордена что ли не слышал? — проворковала Марлен, рассеянно наматывая на палец крутой локон. — Я тут пела давеча в одном трактире, где старший жрец останавливался... Орден ходатайствует перед королем о запрете на изготовление, продажу, использование и хранение арбалетов на территории Грюнланда.

— Это с какой такой радости? — опешил Хорек.

— Бесчеловечное оружие, — развела руками арфистка. Подмигнула нахмурившемуся разбойнику: — Да ты же сам сказал, у кого терпения не хватает на лучника учиться, тот с арбалетом пойдет! В Ордене, чай, не только брюхо набивают да молитвы бормочут. Соображают, что крестьянин из горячей привязанности к барину может где-нибудь арбалет раздобыть, по назначению применить.

Но все-таки в главном Хорек и фёны соглашались друг с другом: источником власти должен быть народ и только народ. И добровольно эту власть народу никто не передаст.

Еще две группы, почти целиком состоявшие из беглых крестьян, нескольких городских, попавших в долговую кабалу, и приговоренных к смертной казни за непочтительные отзывы о его величестве, что с укреплением власти монарха приравнивалось к государственной измене, стояли на близких, хотя и более осторожных позициях. Они не намеревались отсиживаться в горах, надеясь на «авось» и внезапное смягчение политики короны, и готовы были решиться на восстание. Только на вопрос о том, какое непосредственное участие они собираются принять в подготовке к вооруженному сопротивлению, пробурчали что-то вроде «там видно будет» и «как все пойдут, так и мы пойдем».

С двумя бандами, очень похожими на шайку Хорька года четыре назад, договариваться пока что казалось бесперспективным. Да, даем приют беглым. Да, не прочь грабануть сборщиков податей или выполнить какое поручение за деньги. Нет, никаких бунтов, нам и в горах неплохо сидится, а с вами мы встретились, чтобы, значит, за власть в приграничье не передраться да, случись чего, друг другу подсоблять. Без излишнего риска для своих шкур.

А вот оставшиеся три формирования заставили Зосю глубоко задуматься. Они очень походили по своему мировоззрению на Хорька: свобода, свобода и еще раз свобода здесь и сейчас. Никаких принуждений, подавлений или, спаси Пламя, дисциплинарных взысканий. Беда вся в том, что в представления о «здесь и сейчас» входило само предполагаемое восстание.