Мать ветров

— Да? — повторила девочка с той же вопросительной интонацией.

Синие глаза предательски заблестели. Али потянулся к любовнику, сцеловал с ресниц соленую влагу и поуютнее устроился на родном плече. Его звереныш, обожаемая обоими диковатая фарфоровая девочка. Не город, а чаща заповедная, честно слово!

В дверь постучали. Отрывисто, четко. День стуков, как понеслось с самого утра... Али поднялся, открыл дверь — и не упал только потому, что его удержала крепкая жилистая рука.

Марчелло узнал их сразу. Эту пару невозможно было спутать ни с кем на свете. Чуть полноватый седой мужчина с невероятно ласковой улыбкой и добрыми морщинками в уголках губ и глаз. Тоже седой, но поджарый, гибкий его спутник с жесткими чертами лица и черными матовыми глазами, от взгляда которых захотелось срочно спрятаться под стол или за занавеску, делившую каморку пополам. И Али, спокойный, мягкий, смешливый, взрослый не по годам Али, превратившийся рядом с ними в ошалевшего от восторга ребенка. Он втянул за собой в комнату дорогих гостей, как-то умудрился повиснуть на обоих сразу и представил их, поочередно целуя каждого в щеку:

— Знакомься! Ты догадался, конечно, но все равно... Это мои Эрвин и Шалом!

— Представь и нам своих, — насмешливо прошелестел черноглазый чародей, и Марчелло понял, что рановато перестал его бояться.

Али выскользнул из объятий друзей, подошел к любовнику и прильнул к нему со всей допустимой в присутствии трехлетнего ребенка откровенностью. Прижал палец к губам, предупреждая, чтобы чересчур громко не хохотали, и промурлыкал:

— Мой Марчелло.

Обогнул стол и тронул рукой плечи по-прежнему рисовавшей малышки:

— А это — Вивьен, дочка нашего соседа и время от времени наша замечательная воспитанница.

— Очень рад с вами встретиться, — выдал Марчелло, суетливо поднимаясь с лавки и неловко пожимая протянутые руки старых фёнов. Обернулся к любовнику: — Али, еще не все лавки закрыты, я куплю пирожков к чаю, хорошо?

Пирожки в последней открытой лавочке отыскались довольно быстро, но Марчелло покружил по кварталу еще где-то с час. Возвращался он, малодушно замедляя шаги, то и дело останавливаясь и бездумно разглядывая ущербную луну, что мелькала меж затянувших небо облаков. Он знал: по давней договоренности фёны не делились с Али самыми радостными и горестными событиями, о которых след бы сообщать лишь лично. Али покинул свой лагерь без пары месяцев четыре года назад. Скольких его друзей и товарищей не стало за это время? А если — родных?

Ну, сколько ни топчись на пороге, а возвращаться надо! Марчелло постучал, предупреждая о своем появлении, потом повернул ключ в замке и шагнул в комнату.

Вивьен на диво доверчиво, смирно сидела на коленях у Шалома и возилась в миске с камушками. Эрвин, глубоко ушедший в себя, разглядывал портрет Горана, то и дело касаясь холста будто кожи живого человека. Али расставлял на столе чашки. Лицо его было жутко опухшим от слез, глаза покраснели, но на губах играла немного безумная улыбка.

— Мама, Саид, дедушка? — выпалил Марчелло, поспешно подойдя к любовнику.

— Живы, — отозвался Али. Глубоко вздохнул, продолжил почти шепотом: — Друзья. Я тебе потом расскажу. Зато! — любимый голос неуловимо изменился, и сердце историка почему-то забилось чаще. — Зато яблочко от яблони недалеко укатилось. Мамочка моя теперь не одна, и... — художник развернулся, хохотнул и торжественно объявил: — …у нее любовница!

— Кха, — невразумительно отреагировал преподаватель с полугодовым опытом чтения лекций, оседая на лавку.

— Постой, это еще не все. Я ведь тебе рассказывал о любовных похождениях Саида? Так вот, мой любимый братец-кобелина женился! Женился. На одной женщине. Повторяю: на одной-единственной женщине.

— Ум-м-м, — выдал главный оратор подпольного исторического кружка.

— Нет-нет, солнце, ты преждевременно лишился дара речи! За это время Саид успел не только жениться, но и, что довольно естественно, стать папой.

— Ы?

— Не торопись терять весь свой словарный запас. Жена Саида — вервольф, а его сын и мой двухгодовалый племянник, как ты догадываешься...

— Оборотень? — просипел Марчелло, звучно роняя на пол кулек с пирожками.

Комментарий к Глава 14. Али. Безуминки Автор слегка окосел, но автор это наконец-то написал!!! Я эпизод с Али, Вивьен и Гафуром в храме знала еще месяца два или три назад. Теперь замысел воплощен в жизнь, ур-р-ра!

упоротый довольный автор уперся обниматься с Баськой

====== Глава 15. Саид. Шаг за границу ======

Несмотря на смолистое ласковое безветрие ночи, Саид невольно поежился будто от внезапного порыва кусачего ветра. Еще бы. Молчаливая Петра сама по себе внушала некий трепет, граничивший с паникой. Но молчаливая великанша Петра с шестимесячным пузом на фоне костра и в свете полной луны кого угодно испугала бы до икоты. Темно-русые кудри обрамляли ее чуть пополневшее, светлое лицо мерцающим ореолом и спадали на выдающихся размеров грудь, и до беременности бывшую весьма пышной, а не по-женски загрубевшие ладони кузнеца покоились на животе. И да, громогласная бедовая дивчина за добрых четверть часа не проронила ни звука.

— Сам за два года все никак не привыкну, — рассмеялся Саид. И тут же резко втянул носом воздух, чтобы удержать невольный вскрик. Немаленькие зубки заигравшегося волчонка цепко впились в его правую руку. — Радко, чудовище лохматое! Мне Шалом кости сращивал, чтобы тебе потом было что погрызть?

— У-у-у, — виновато проскулило чудовище и широко лизнуло теплым мокрым язычком по четким вмятинам от клыков на смуглой коже.

— Какой же он... — вымолвила, наконец, Петра, красноречиво всхлипнув. Робко коснулась пальцами угольно-черной шерсти: — … милый...

— Милый? — лучник с интересом посмотрел на бывшую свою любовницу, а ныне жену командира третьего отряда Мариуша. — Раньше в твоем лексиконе подобных словечек не водилось. Вот что грядущее материнство с девчатами вытворяет! Ну, куда, неугомонный! — а это уже волчонку, который выразительно потянул его за штанину. — Ладно, идем, идем к реке, только с рук моих без разрешения не слезай. Фенрир! Подсоби, что ли, а?

Из темноты бесшумно выросла пушистая бело-рыжая фигура пса. Карие глаза дружелюбно сверкнули, подтверждая полную боевую готовность. Саид послал воздушный поцелуй Петре, подхватил на руки пушистый черный комочек и в сопровождении преданной няньки-овчарки отправился к спуску.

Формально разница в возрасте между волчонком и овчаркой составляла чуть больше года, однако развивались они совершенно по-разному. Фенрир в год был уже вполне взрослым, как и положено обычной собаке. В Радко, несмотря на ежемесячные обращения во время полнолуния, явно преобладала человеческая, а не звериная природа. Пару часов назад он вел себя ровно на свои два с небольшим года, то есть постоянно что-то находил, грыз, ломал, исследовал, повторял вслед за взрослыми какие надо и особенно какие не след бы слова, а сейчас превратился в точно такого же волчонка. Разве словарный запас сократился до «у-у-у» и «р-р-р», да грыз он чуть сильнее, не всегда умея рассчитать силу собственных клыков.

А еще у него появлялось новое оружие массового поражения Саида. Волчий язык. Лучник искренне иногда опасался сойти с ума из-за переизбытка волчьих языков на одну свою несчастную тушку. И если Герда в полнолуние обожала доводить его до исступления влажными ласками, то Радко, радостно вылизывая лицо и руки Саида, лишал его последних остатков и без того эфемерной отцовской строгости.

Постепенно, отчасти ради Эрвина с его больными суставами, отчасти ради малолетнего прибавления в отряде, фёны таки выкроили время на выдалбливание приличной лестницы в скальной породе, а потому спуск к реке они преодолели без особых усилий. Саид оставил сына под присмотром Фенрира, быстро скинул одежду и вместе с обоими мохнатыми созданиями устроился на широком плоском камне у самой воды.