Мать ветров

— Никакого! Соавторства! — рявкнул ректор, прерывая поток невозмутимой размеренной речи. — Все, Марчелло, ты свободен.

— Благодарю за беседу, — Марчелло встал, коротко поклонился и заметил, внимательно изучая лепнину на стене: — Может быть, мой труд согласятся напечатать в Лимерии. У меня как раз через полчаса встреча с Артуром Странником. Всего доброго, господа.

Страх привычно скребанул изнутри, по ребрам, внутренностям, отозвался тупой болью в старых отметинах. Витторио тоскливым взглядом проводил Алессандро, который, извинившись, покинул кабинет ректора вслед за своим любимым учеником. Счастливчик Алессандро! Как бы ни подтравливали эльфов-преподавателей после дворцового переворота, его авторитет ученого и лектора оставался незыблемым. Да и таких студентов, как Марчелло, набралось бы от силы с десяток на весь университет. Ректор, конечно, пришел в ярость от выходки мальчишки, но не мог причинить серьезных неприятностей молодому историку, который, доучиваясь на последнем курсе, уже читал лекции первокурсникам.

А ему, Витторио, только и оставалось, что по-мышиному копошиться в рутине и выполнять любые приказы, даже близко не соответствовавшие его статусу преподавателя и магистра. Эльф уткнулся носом в очередную бумажку, но вдруг почему-то прислушался к беседе ректора с одним из преподавателей.

— Право слово, зря Вы так. Да, мальчишка зарывается. Но он действительно талантлив, и его представления о стадиях исторического развития заслуживают самого пристального внимания. В конце концов, все мы до недавнего времени вместе с исторической наукой полагали конечность нашего государственного устройства. Падение дуумвирата наглядно продемонстрировало обратное. Талантливым людям свойственна взбалмошность, и обидно будет, если этот труд уйдет не просто из нашего университета, но и из нашей страны.

— И что Вы предлагаете? Ради потакания прихотям одного историка, пусть даже подающего надежды, изменить всю систему приема студентов?

— Не ради него. Вы же читали работу Марчелло. Ромалия зашла в тупик, нам нужны свежие силы, новые направления развития... Совет Его Величества дальновидно повысил пошлину на часть товаров из Лимерии и, соответственно, Новых Земель. Значит, нам придется самим осваивать известные им технологии, а для этого нужны образованные люди. Намного больше образованных людей, чем прежде.

— Даже простолюдины?

— Все, кто пожелает учиться. Иначе есть риск, что они выучатся без нас. Книги становятся доступнее с каждым днем. Разве мы хотим, чтобы образованные люди мыслили не так, как того требуют интересы государства? Вспомните давний бунт эльфийской бедноты. Разве среди бунтовщиков не было опасных самоучек? Эй, что скажете, Витторио?

Эльф вскинул голову, но глаз поднять не посмел. Пробормотал, заикаясь:

— Д-да, ко-о-о-конечно, б-были.

— Вот видите.

Были. Непрошеное, до рези под веками яркое воспоминание вспыхнуло, будто вчера расстались. Пылающие глаза цвета налитой соком вишни. Солнце в золотых волосах, дерзкая улыбка. Язвительная умная интерпретация самостоятельно вычитанного в книгах. Арджуна. Которого он предал, сломавшись под пыткой. Что-то с ним теперь? Он бежал из тюрьмы. Может быть, есть надежда на то, что его друг до сих пор жив и щедро дарит свой удивительный свет более достойным?

В полупустой в этот час — солнце еще не добралось до зенита — чайхане было занято лишь два столика. За одним из них устроился молчаливый лесной эльф, за другим — сама Хельга. Однако ожидаемая в другом заведении тишина здесь и не предвиделась. Суетливый хозяин то перетирал чашки, напевая под нос одну из тягучих родных мелодий, то убегал на кухню и гремел чем-то, то с пыхтением проносился между столиками, чтобы долить чаю своим гостям. Час до встречи с профессором Бернардо, и они отправятся в путь. Считанные минуты до встречи с Марчелло и еще одним человеком, который покинул Пиран больше двух лет назад.

— Доброе утро! — низкий голос друга, поднаторевшего в ораторском искусстве во время лекций и на собраниях маленького подпольного исторического кружка, прозвучал одновременно с грохотом всего лишь одного стула. Тренировки с Али сказывались.

— Дай угадаю: ректор отказал в моем соавторстве? — спросила Хельга, отвечая на поцелуй.

— Да, а я отказал ректору в печати моей работы, — пожал плечами Марчелло и устроился напротив. Поприветствовал хозяина, с благодарностью принял чашку чая и грустно вздохнул, как только добрый саориец вновь укатился на кухню: — Жутко было смотреть на перепуганного Алессандро. Энцо, на что осторожный, и то спокойнее воспринял мой рассказ о беседе с ректором. А, вот и Артур!

Сердце утбурда несчастно заколотилось, когда в чайхану ворвался светлый улыбчивый вихрь.

— Дорогие мои! Два года! Север того стоил, но два года вас не видеть! — воскликнул лимериец и сгреб в охапку одновременно и Марчелло, и Хельгу, хотя оба были, вообще-то, выше него.

Солнце заискрилось в зеленом чае и спутанных серебристых волосах Артура. Бедная девушка и мечтала бы забиться в уголок, отвести взгляд от ослепительного блеска бездонных серых глаз, но проклятый художник не оставил нежити ни единого шанса. Он восторженно делился с друзьями впечатлениями о плавании к северным островам, поочередно хватал их за руки, улыбался, смеялся, спрашивал, наклонялся близко-близко, подмигивал, вытаскивал из стопки зарисовок то один лист, то другой и тревожно ждал оценки, мол, что думаете? Это он-то, уже известный мастер, жадно ловил каждое слово простой девушки из семьи рыбаков!

— Постой-ка, — Марчелло забрал из рук Хельги очередной набросок. — Выходит, у островитян, как и у вервольфов, нет привычной нам системы семейных отношений?

— Да, именно! Меня тоже поразил этот факт, — живо откликнулся Артур.

— Так, — густые брови историка сдвинулись в хмурую линию. — У тебя есть подробные описания, дневниковые записи?

— Ну, — серые глаза виновато глянули исподлобья. — Я записывал все, с чем сталкивался. Но дневники со мной как-то не уживаются, да и специально о семье я не писал. Надо порыться в моих бумагах, попробовать найти, что есть. Тебе для работы важно?

— Важно. Хельга?

— Чуть что найти, сразу Хельга, — проворчала девушка, холодея и ликуя от мысли о том, что друг предоставил ей законный предлог для встречи с Артуром в гостинице, где он остановился. Может быть, даже наедине. — Когда мы с профессором вернемся со вскрытия...

— У вас разрешили вскрытия? — опешил художник. Друзья ответили ему согласными кивками. — Хельга, а твой профессор позволит мне отправиться вместе с вами? Я зарисую все, что он скажет!

Синие шнурки на шторах ехидно зашипели. В синих глазах Марчелло мелькнуло нечто среднее между сочувствием и предательством.

— Ох, у меня скоро лекция. Я читаю, опаздывать нельзя, простите! До встречи завтра вечером?

Утбурду невольно вспомнились некоторые методы ее спасителя, Раджи. Напомнить себе: при случае подмешать Марчелло что-нибудь в чай.

Тихое пение коллеги, который в этот день тоже работал в пристройке, только в другом ее крыле, отчетливо слышалось в гулкой пустоте. Аккомпанементом веселой мелодии служил перестук деревяшек. Вивьен подобрала по дороге несколько палочек, еще что-то Али отыскал во внутреннем дворике храма, и девочка уже часа два не отрывалась от загадочного, но очевидно осмысленного перекладывания своих игрушек с места на место. Привычные игрушки вроде кукол она не признавала.

Али окинул критическим взглядом поле грядущей деятельности. Он уже перенес контуры с картона на подготовленный участок стены, заштукатурил поверхность будущего фрагмента фрески и теперь смешал на пробу несколько оттенков коричневого. Выискал в кучке на полу подходящий кусок гипса, капнул на него каждой из смесей и положил его перед малышкой.

— Посмотри, Вивьен. Это — краски. Они коричневого цвета. Коричневый цвет бывает разных оттенков. Краски высохнут, и я решу, какой оттенок мне понадобится. Пока краски сохнут, мы с тобой пообедаем. Согласна, Вивьен?