Мать ветров

— Я из порта порой и позже возвращаюсь, — пожал плечами Али. И добавил в ответ на недоверчивый взгляд приятеля: — И ты же знаешь, кто я. Поверь, нужен кто-то посерьезнее пьяных колобродов, чтобы меня обидеть.

На следующий день хозяйка Хельги внезапно вознамерилась съездить к родственникам в соседний городок, и девушке пришлось срочно отпрашиваться в университете. Стараниями Марчелло и Джордано — почти без скандала. А самому библиотекарю и его сыну тем же вечером пришлось несладко. Привычное обострение у Лауры сопровождалось особенно тяжелым бредом.

А в одиночку Али за листовки не взялся. Просто не было сил.

На лекаря для Николь он выложил последние сбережения, но особо не переживал, ведь ему должны были заплатить в трактире. А день на остатках чечевицы и еще день на воде он как-нибудь продержится. Два дня превратились в три — хозяин, искренне рассыпаясь в извинениях, обещал отдать ему деньги чуть попозже, потому что пришлось срочно закупить посуды взамен побитой особо лихими клиентами. Но фён и не думал жаловаться. В конце концов, у него наклевывалась подработка в порту, а там и возобновятся уроки с дочерью бакалейщика.

Но, видно, двое суток впроголодь дали о себе знать. А ведь он успел позабыть о том, как терял сознание — единственный из троих братьев. В последний раз, кажется, еще до того, как его приняли в Призраки. Давно.

Очередная лужа блевотины на полу у трактирной стойки, которую он вытирал, вдруг поплыла перед глазами. Али медленно доделал работу, ополоснул тряпку в ведре и очень осторожно выпрямился. Кажется, прошло. Руки подрагивали от слабости, но и только. Ничего, через пару часов он получит честно заработанные монеты, и тогда уж...

… Тогда не случилось. Что-то произошло с его инстинктами самосохранения. Что-то такое, из-за чего он полез заступаться за робкую лесную эльфиечку и не слишком ласково побеседовал при этом с богатым завсегдатаем заведения. Нет, его бить не стали. Просто вышвырнули из трактира, отказав разом и в дальнейшей работе, и в оплате предыдущих дней.

И что делать?

В по-летнему теплом Пиране даже в сумерках бурлила жизнь, а он брел по улочкам, засматриваясь на булочные, приветливые окошки забегаловок, лотки с вяленой рыбой. Огни шумной столицы то вспыхивали перед глазами до боли ярко, то меркли до черноты. Дойти бы до дома... Нет, к соседям он и не думал соваться. Догадывался, что после непомерно дорогих родов и сами родители, и старик Жерар едва сводят концы с концами. А он — молодой, сильный. Потерпит. Отлежится до утра и пойдет в порт. Там уж заработает наверняка.

Так твердил его разум, но ватное, непослушное тело то и дело приваливалось к стенам, к деревьям, а мутный взгляд задерживался на столиках, выставленных на улице рядом с очередным трактиром.

— Красивый мальчик проголодался? — раздался вдруг где-то сбоку приветливый вкрадчивый голос. Али обернулся и увидел рядом с собой очень светлого ромалийца средних лет, северянина, а может, полукровку. Тот откровенно и похабно облизнул губы и промурлыкал: — Если красивый мальчик доставит мне удовольствие, я заплачу столько, что ты вдоволь поешь в этом чудесном месте. Поверь, готовят здесь — пальчики оближешь.

— Верю, — сухо кивнул Али. — Чего ты хочешь?

— У тебя симпатичная крепкая задница. Я ее оценил. И оценю недешево, если ты меня в нее пустишь, — сально ухмыляясь, ответил мужчина.

— А сколько будет стоить отсос?

— Подешевле, но тоже неплохо, — светловолосый чуть покривился и назвал цену. Художник снова кивнул и махнул рукой в сторону ближайшего темного переулка.

Не думать. Не думать сейчас ни о чем. Надо лишь потерпеть несколько минут, поесть и дотянуть до утра. И не думать о том, что первая в его жизни близость выйдет такой.

Короткий, но толстый член ромалийца на удивление вонял почти не отвратительно — чужой смазкой и мочой, зато не больше чем двухдневной давности. К горлу подкатила тошнота, но Али кое-как справился с собой и на пробу прикоснулся губами к твердой плоти. Не думать. И желательно — не чувствовать тоже.

— Неопытный, а какой старательный, — довольно пробормотал мужчина и даже не очень больно вжал лицо юноши в свой пах. — Давай, давай, сладкий, еще чуть-чуть... Сейчас...

Али дернулся в сторону, судорожно сплюнул вязкое семя и резко поднялся на ноги.

И провалился в черноту.

— Эй... Саориец... Эй, ты слышишь? — чья-то рука настойчиво трясла его за плечо. Али с трудом разлепил веки и сквозь противную пленку увидел перед собой не на шутку перепуганного ромалийца. Тот с облегчением выдохнул и улыбнулся: — Ну наконец-то очухался! Вставай, — и мужчина протянул ему руку.

Художник этот жест проигнорировал и мягко поднялся на ноги самостоятельно.

— И правда голодный. На вот, наешься как следует, — светловолосый развязал кошелек и протянул юноше монеты — в два раза больше условленного.

— Доплата за подлинность? — усмехнулся фён и взял деньги. Оставляя в ладони опешившего ромалийца ровно половину. — Пожалуй, я откажусь.

К середине ночи мама начала понемногу приходить в себя. Насколько к ней вообще подходили подобные слова. Но, по крайней мере, ей не мерещились в каждом углу ожившие трупы с почерневшей кожей и бледные духи с фосфоресцирующими синими глазами, которые норовили сжать полупрозрачные когтистые пальцы на шеях ее детей. Джордано в свои годы плохо переносил две бессонные ночи подряд, а потому Энцо и Марчелло осторожно отнесли задремавшего отца в свою комнату и до рассвета остались с мамой. Кажется, очередной кризис миновал.

Утром пришла сиделка, и братья оставили на нее обоих родителей, а сами отправились в университет. И выполнять отцовскую работу, и преподавать и учиться.

Первые две пары по древнему праву пролетели будто во сне. Марчелло машинально, бездумно записывал слова лектора, а сам не столько даже душой, сколько телом мечтал о следующем занятии у Алессандро. Там он встретит Али и просто привалится к нему. Ничего не объясняя, друг прекрасно знал о его беде. Просто почувствует плечом теплое плечо и слабо улыбнется в ответ на солнечную понимающую улыбку.

Но по закону подлости в аудитории гораздо раньше Али появились совсем другие студенты. Поутихшая было травля злополучного эльфа возобновилась с новой силой. К счастью, хотя бы Яри в этом кошмаре не участвовал. Гном молча сидел на первом ряду и хмуро сверкал антрацитовыми глазами, взирая на мрачное представление.

— Хорошо, что ты вовремя мне по голове дал, — вместо приветствия сказал он Марчелло и кивнул в сторону группы парней, окруживших темноволосого.

— Вам не надоело? — рявкнул переводчик, расталкивая товарищей. — Что на этот раз? Эльфы месят хлеб на крови человеческих младенцев?