Мексиканские негодяи
Шрифт:
– А это человек, который вместе с Моголем изобрел некий напиток. Так и называется – Гоголь-Моголь. Ну, как Гей-Люссак.
– Люссак был геем?
– Нет, это его партнер был геем, а он был просто Люссак.
– Подожди, если партнером Люссака был гей, значит и сам Люссак тоже гей.
– Да, ты права, Мария. В любом случае, их именем назван какой-то закон. Скорее всего, разрешающий однополые браки. А почему ты спрашиваешь?
– Я читаю справочник «Знаменитые люди со странными фамилиями». Вот смотри – Артур Шопенгауэр. Как ты думаешь, кто это?
– Ну, Артур – это
– А почему она не произносится?
– На этом настояли люди, которые не любят буквы «г», «а», «у», «э» и «р».
– А что настояли?
– Некий напиток. Скорее всего гоголь-моголь, который еще некоторые по ошибке называют гегель-мегель.
– Спасибо, Антонио, ты мне все объяснил. У меня все так четко разложилось в голове, что она сейчас лопнет.
– Иди, поспи, моя близкая… в смысле, недалекая.
115.
– Мария!
– Да, Антонио.
– Я тут подумал, ведь у нас с тобой типичный неравный брак.
– Как это, Антонио?
– Ну, смотри. Во-первых, ты весишь 140 килограмм, а я 85. У тебя 44 размер ноги, а у меня 39-й. И потом, я умный, а ты… ну, сама знаешь.
– Зато у тебя есть усы, и у меня тоже.
– Это правда. Но у тебя есть еще и борода. И самое главное – ты женщина, а я мужчина. А в равном браке все должно быть наоборот.
– Антонио, ты ошибаешься, неравный брак – это разный социальный статус и состояние.
– Я об этом и говорю. Мое состояние принципиально отличается от твоего. Ты – толстая дура, а мне уже хорошо; а допью эту бутылку – и будет еще лучше.
– Антонио, ты что, совсем ничего не понимаешь?
– Ну, почему, пока понимаю. А вот через полчаса уже действительно перестану.
– Тебе надо записаться в «Общество анонимных алкоголиков».
– О, отличная идея! Я там давно не был. Там так хорошо – никто не представляется, но все сильно выпивают. Так, про неравный брак мы поговорили, про Изольду я тебе и не собирался ничего рассказывать, а про анонимных алкоголиков ты сама завела разговор, так что я не виноват. Ну, все, я пошел, моя неравная.
– Антонио, но ведь мы собирались посвятить этот день уборке.
– И что нам мешает это сделать? Посвящаю этот день уборке. Ну, и военно-морскому флоту. До вечера, Мария!
116.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Вчера приходили хозяева квартиры и сказали, что мы не платим им уже три месяца.
– Открыли Америку! Я и сам это прекрасно знаю. Зачем было ради этого приходить? Я знаю даже то, чего они не знают – мы не будем платить им еще минимум три месяца.
– Но они пообещали нас выселить.
– А вот это просто глупо. Кто тогда заплатит им за 6 месяцев? Пушкин?
– Какой Пушкин, Антонио?
– Ну, это какой-то странный человек, который всем платит за квартиру и выносит мусор. К сожалению, он делает это только в России.
– Антонио, но, все-таки, что делать с хозяевами квартиры? С этими негодяями, которые не ценят, что мы убираем
их квартиру, поливаем их цветы…– Ну, положим, квартиру ты в последний раз убирала, еще когда мы жили на другой квартире, а цветы ты бы лучше не поливала…
– Кто же знал, что у них в этой бутылке уксус? И потом, они же не сказали, чем поливать. Если бы я была дура, я бы сразу полила их уксусом, а не через два дня по ошибке.
– А давай расскажем полиции, что они хранят в нашей квартире марихуану, и их посадят.
– Но это же твоя марихуана. И, потом, полиция придет и конфискует.
– Вот еще! Я перепрячу ее в другое место.
– Но тогда полиции не за что будет их арестовывать.
– Н-да, замкнутый круг, как всегда. Лягу поспать, во сне мне всегда приходят прекрасные мысли. Как Менделееву.
– А кто это?
– Это какой-то человек, который спал, а ему на голову периодически падала какая-то таблица со стены. И он что-то придумал.
– Что придумал – передвинуть кровать или перевесить таблицу?
– Не помню.
– Или как не платить за квартиру?
– Неважно. Спи, сейчас что-нибудь придумаем.
117.
– Антонио!
– Да, Мария.
– А давай поедем на экстремальный отдых. Будем сплавляться с водопада, прыгать с парашютом, спускаться на доске с гор…
– Знаешь что, Мария, экстремальнее, чем наша последняя поездка к твоей маме ничего не может быть. Ты поссорилась с ней в первую же минуту, и вы два часа ругались, пока я не решил вмешаться.
– Вот тут-то все и началось. Просто ты не должен был сразу пытаться убить маму топором.
– Сразу! Сначала я пытался ее задушить, но она спустила на меня доберманов, и мне пришлось их загрызть. Потом появились твои родственники и привязали меня к кровати, и я потратил минимум полчаса на то, чтобы перетереть веревку щетиной. И даже после этого я не сразу побежал за топором, а сначала побросал всех родственников в колодец.
– Да, хорошо, что мама успела выпрыгнуть из окна. Сломала два ребра и ногу, но все равно сумела уползти в курятник и затеряться там среди кур. А вот зачем ты выпрыгнул в окно…
– Я гнался за ней.
– Но это же было через четыре часа.
– Да? А вот этого я не помню. Видимо, в эти четыре часа я занимался чем-то очень важным. Ты не помнишь, чем?
– Ты пил текилу, матерился и ломал руками стаканы.
– Ну, вот.
– А потом ты пытался сдаться властям, кричал, что хочешь быть узником совести и согласен, чтобы тебя обменяли на ящик текилы.
– Знаешь, Мария, а я сейчас неожиданно понял, что мы таки хорошо отдохнули – есть что вспомнить. Может, опять поедем к твоей маме?
– Давай лучше к твоей. С ней интереснее – она моложе и быстрее бегает.
118.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Я хочу поговорить с тобой без свидетелей.
– Хорошо, Мария, сейчас я выйду, и ты сможешь начать говорить.
– Но я же хочу поговорить с тобой.
– Тогда я стану свидетелем этого разговора. Определись, Мария, чего ты хочешь.