Мексиканские негодяи

– Как это – мой? Это твой дедушка.

– Мой?! Да у меня вообще никогда не было дедушки.

– А кто же тогда у нас наверху?

– Не знаю. Но я помню, что его внесли вместе с мебелью, когда мы въезжали в эту квартиру двадцать лет назад.

– Так нам его подкинули! Вот негодяи – эти мексиканцы: рожают дедушек, а потом подкидывают их порядочным людям.

– Мария, а давай сдадим его в дом малютки.

– Но он же дедушка.

– Зато довольно маленький. И наверняка какая-нибудь семья, которая не может иметь дедушек, его удедит… удедерит… удедушкит.

– Какой ты у меня умный… и человечный!

110.

– Антонио! Куда это ты так тихо крадешься?

– Я не крадусь, я иду.

– Куда?

– На войну.

– Но ведь никакой войны сейчас нет!

– Правильно, сейчас – нет. Все ждут меня… в смысле, в любой момент она может начаться.

– А кто хочет на нас напасть?

– Да кто угодно! Например, Ирландия.

– А почему?

– Ну, как?… У нас большая страна, а у них маленькая. И потом, мы придумали текилу, а они любят выпить.

– Но они же придумали виски.

– Да, но у них уже заканчивается.

– А это что?

– Это бутылки с зажигательной смесью, чтобы смешивать, а потом зажигать… поджигать вражеские танки. Вдруг эти негодяи ирландцы смогут доплыть до нас из Ирландии в танках… вряд ли, конечно, но мы должны быть готовы ко всему…

– А что это за квадратные пакетики с колечками внутри?

– Это кольца от гранаты. Вот это красное с запахом клубники – основное, а это с пупырышками – запасное, если граната не раскроется… не взорвется.

– А зачем ты так сильно надушился?

– Мы же будем сидеть в засаде – чтобы нас не нашли вражеские собаки. А этот запах отбивает у них всякое желание нюхать. Все, Мария, спи, я вернусь завтра, надеюсь, что мы победим этих негодяев несколько раз. (Напевает). Темная ночь, только пули свистят по степи…

111.

– Антонио!

– Да, Мария.

– Как ты думаешь, а среди животных тоже бывают негодяи?

– Еще бы! Особенно птицы. Кто, кроме законченных негодяев мог так обгадить памятник Хуану Родригесу Чистоплотному, прозванному так за то, что этот негодяй ввел налог на мусор и мылся три раза в день, от чего и умер.

– От налогов, или от мытья?

– От того и от другого. И еще от старости.

– С другой стороны, он тоже был порядочный негодяй. Во-первых, стоит посредине площади, и все должны его объезжать, а во-вторых, мы теперь вынуждены платить полтора песо в месяц налога на мусор. Да за это я бы сама нагадила ему на голову, если бы он был жив.

– А то, что птицы нас будят рано утром своими криками? А то, что журавли едят лягушек, как эти негодяи французы? А чайки рыб? Не выгораживай этих негодяев.

– Рыбы, кстати, тоже хороши – жрут всякую дрянь, а мы потом вынуждены это есть, да еще и с удовольствием.

– Да, или возьмем, к примеру, макак…

– Нет, макак мы брать не будем. У нас и так в квартире мыши, тараканы и мухи. С меня хватит.

– Мария…

– Пусть я дура, но макак мы возьмем только через мой труп!

– О, какой неожиданный, но приятный поворот. А ну-ка…

– Антонио, зачем ты взял гантелю? Ты же не занимался уже 14 лет?

– Ошибаешься, Мария, этим я занимался только вчера, когда бил тебя сковородкой.

– Не надо, Антонио, не надо!

– Макаки ей не понравились! Ты от них произошла, сволочь неблагодарная!

112.

– Мария!

– Да, Антонио.

– Я решил начать качаться.

– Не надо, Антонио. Ты уже вчера качался на стуле, упал и разбил вазу.

– Ты не поняла, Мария. Я хочу качаться, чтобы быть сильным и здоровым.

– Все я поняла. Это бредовая мысль. Твой дедушка всю жизнь качался в гамаке, и, в результате у него закружилась голова, его стошнило, и он умер, захлебнувшись. Ты хочешь, чтобы и с тобой случилось то же самое? А что буду делать я с тремя детьми, а, главное, с этой сломанной шваброй? Кто ее починит?

– Не в этом смысле, Мария. Ты видела, как накачался этот негодяй, наш сосед?

– Спасибо, Антонио, видела. В этом смысле ты на дне рождения у Лопесов накачался не меньше. Залез в клетку к попугаю и клюнул его в глаз, а потом еще всю дорогу домой шел и качался.

– Не тот сосед, Мария, не Хорхе, а Рамос Диас… ну, этот красивый молодой негодяй с четвертого этажа. Новый жилец.

– Он уже не жилец. Он занимался штангой, на него упал блин и он впал в кому.

– Какая ужасная, блин, трагедия. Пойду, возьму его гантели, пока их не свистнул кто-нибудь из этих негодяев – наших соседей.

– Да, и будем заниматься спортом! А то «качаться, качаться»!

– Или все-таки кидать их с восьмого этажа в прохожих, ведь это так весело?

– Ура, Антонио, конечно, кидать! Ура, ура, у нас есть занятие на целый вечер!

113.

– Мария, как я соскучился по нашим детям! Где они, наши птенчики?

– В соседней комнате, курят марихуану. Вот уже три дня.

– Три дня – а я уже соскучился. Какой я все-таки добрый… и…

– Усатый?

– Нет. Я…

– Толстый?

– Нет! То есть, да, но не в этом дело. Я… подожди, Мария,… я соскучившийся!

– Какой ты многогранный, Антонио – добрый, усатый, толстый и соскучившийся.

– Я вообще талантлив и могу делать много вещей одновременно. Вот, например, сейчас – я смотрю телевизор, разговариваю с тобой, пью текилу и скучаю. А еще говорят – Юлий Цезарь, Юлий Цезарь!

– Ты лучше! Помнишь, когда мы ездили в Акапулько, ты одновременно спал, храпел, потел, видел сон, падал с верхней полки, кричал и ругался матом и разбил чашку…

– И при этом я еще ехал на поезде!… А о чем мы говорили?

– Не помню.

– А я помню – мы говорили о текиле. Тащи ее сюда, я буду ее одновременно пить, закусывать, занюхивать, пьянеть, петь песни, плакать и, конечно, скучать по нашим деткам. Где-то они сейчас, наши птенчики?

114.

– Антонио, послушай, а кто такой Гегель?

– Ну, Гегель – это тот же Гоголь, только люди об этом не знают и называют его Гегелем.

– А, понятно. А кто такой Гоголь?