Мексиканские негодяи
Шрифт:
– Я хочу поговорить с тобой…
– Так…
– Но чтобы этого никто не слышал…
– Ага. Это бред, Мария. Как минимум я это услышу. Не говоря уже о тебе.
– А что же делать, Антонио?
– Давай заткнем себе уши, и никто ничего не услышит.
– А зачем тогда вообще что-то говорить?
– Ну, или так – я выйду, ты поговоришь со мной, а потом все мне расскажешь – как прошел разговор и о чем он был.
– Прекрасно, Антонио, иди… Ой, подожди… Я забыла, что я хотела тебе сказать.
– Мария!
–
– Так, Мария, я все придумал. Закрой глаза и никуда отсюда не уходи. Где-то тут была моя любимая чугунная сковородка.
119.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Давай играть в «съедобное – несъедобное».
– Вот еще! Мы уже играли в это на прошлой неделе, когда я съел курицу, которую ты приготовила, а потом три часа жалел об этом в туалете. Так вот она была съедобная или нет?
– Я же тебе уже говорила, что я просто размораживала ее в микроволновке, а ты схватил и съел. И вообще, я про другое. Я буду называть слова, а ты будешь говорить, съедобное это, или нет.
– Мария, ты дура. Слово не может быть съедобным. Разве что в качестве духовной пищи. Но тогда оно должно быть очень духовным… например «святоапостольский».
– Что это, Антонио?
– Это что-то очень духовное… хотя и абсолютно непонятное.
– Подожди, Антонио, не надо так сложно. Вот, смотри – яблоко! Говори, съедобное или несъедобное.
– Несъедобное.
– Ну, Антонио, ты же сразу проиграл!
– Ничего подобного! Мы же с тобой вместе рвали яблоки в саду этого негодяя Касильяса, вспомни, какие они были – жесткие, кислые и червивые. И что, они после этого съедобные?
– Ну, хорошо. Тогда… чашка!
– Съедобное.
– А вот теперь ты точно проиграл.
– Нет, я не проиграл. Смотри. (Грызет).
– Н-да, ты меня убедил. Тогда… телефон… ой, нет, не надо… телевизор… тем более, не надо… А, вот – хомячок! Ну, наш хомячок Густаво.
– Зря ты это сказала, Мария. Бедный Густаво, я так его любил. (Грызет). О, оказывается, я его и так люблю.
– Господи, Антонио, наш хомячок!… С другой стороны, теперь его можно не кормить.
– Да, а весь корм съем я!!! (Грызет).
– Антонио, что с тобой?!
– У меня серьезно разыгрался аппетит. Пойду в комнату к нашему сыну, у этого негодяя были канарейки…
120.
– Антонио! Антонио!
– А! Что случилось, Мария?
– Антонио, мне срочно нужно это знать – сколько в одном часе километров?
– Ну, это же даже дети знают – шестьдесят… Что? Мария, ты что, дура? Откуда в часе километры?
– Как же, помнишь, тебя оштрафовали за то, что ты ехал со скоростью 120 км в час. Значит в часе в этот момент было 120 километров.
– Да, ты права, Мария. С другой стороны, от нашего дома до дачи 70 километров,
а мы по пробкам доезжаем до нее за час. Значит, в часе бывает еще 70 километров. Н-да… но одно я знаю твердо: в миле полтора километра.– А тогда сколько в миле часов?
– Смотря каких – настенных или наручных… Короче говоря, все в мире относительно. Ты же сама была продавщицей и знаешь, что в килограмме бывает то 900, то 800 граммов. Это все придумал Эйнштейн в своей теории относительности.
– Вот, негодяй, лучше бы придумал клюкву в сахаре!
– Но ее же уже придумали.
– Ну и что? Ее же все равно всегда не хватает. Так что ее можно было бы придумать и второй, и третий раз.
– Ладно, спи, Мария, и пусть тебе приснится, сколько в миле граммов.
121.
– Мария, Мария!
– Что с тобой, Антонио, почему ты такой встревоженный?
– Я только что слышал ужасную вещь. В Мексике появились ядовитые кактусы. Их укус смертелен!
– Какой ужас, Антонио! Подожди, кактусы же не кусаются.
– Ну, да!… Да? Вообще-то не кусаются, но если уж укусят, то пиши пропало.
– Написала. А в середине «а» или «о»?
– Что?
– Ты же сказал «пиши «пропало». Я написала, только я не знаю, через «о» или через «а».
– Мы столько лет вместе, Мария, но есть в тебе что-то, чему я не перестаю удивляться. Короче, я записался в отряд по уничтожению кактусов. Дай мне тридцать песо, и я пойду.
– А почему так много?
– Потому что много не мало. Это вступительный взнос. На него мне выдадут каску, шинель, сапоги и две бутылки противоядия. Может быть даже хватит на три, правда, тогда не останется на закуску.
– Антонио, а это не будет как в прошлый раз, когда ты отправился ловить прикроватные тумбочки, которые охотились за людьми, и потом мне звонили в три часа ночи из больницы?
– Мария, не путай разные вещи. Тогда у меня начиналась белая горячка, а сейчас я просто хочу выпить… в смысле, принести пользу своей стране. И вообще, не смей меня подозревать, я порядочный человек, заруби это себе на носу!… Мария, что ты делаешь?… положи мачете… господи, какой кошмар! Разрубила нос пополам. Мария, когда придешь в сознание, иди к врачу, слышишь. А меня ждет Национальная Армия спасения Мексики от тумбочек… от кактусов.
122.
– Ан…т…нио… Ант…о…о…
– Мария, что с тобой? Что ты делаешь?
– Ан…т…нио… Ант…о…о…
– Мария, прекрати размахивать руками. И вообще, посмотри на себя – посинела, выпучила глаза. Фу!
– Ан…т…нио… Ант…о…о…
– Хватит гавкать, как собака… А, я догадался, ты изображаешь ту женщину в сериале, которая подавилась сливой. Похоже!
– Ан…т…нио… Ант…о…о…
– Так, это уже не смешно. Что ты валишься на меня? Встань немедленно. Я тебя сейчас ударю сковородкой, слышишь?