Мельница Морквина
Шрифт:
На поднявшийся шум явился грозный начальник королевской стражи. Все замерли, ожидая, что будет.
Но вместо скорой расправы, господин Ансгар постоял молча и вышел, о чем-то крепко задумавшись и не сказав ни слова.
Ночами горбун выл тоскливо на невидимую сквозь вечные облака луну, а его собака скулила почти человеческим голосом. Но разве пробьется хоть какой-нибудь звук сквозь такие стены? А если бы и услышал кто стенания горбуна и его собаки, все равно бы в них не поверил…
Совсем не то, что в день, когда в тронном зале – впервые после
А сама принцесса, с игравшим на нежной коже румянцем, снова сидела на своем всегдашнем месте – рядом со счастливыми отцом и матерью.
Это был замечательный день! Уже накрыли столы, в дальних комнатах музыканты настраивали инструменты и, сгрудившиеся возле кухни слуги, лакеи и повара тянули шеи, чтобы не пропустить самое главное.
Все знали, что этим вечером принцесса сделает, наконец, свой выбор и будет объявлено о ее помолвке с одним из женихов, а горбатый лекарь получит обещанную королем награду.
Колдун выглядел усталым. Со времени, как он переступил порог замка, прошло уже два дня и три ночи, и ни разу он не сомкнул глаз.
В первую ночь, когда его впервые поставили перед королем, он сказал:
– Я верну принцессу к жизни. Через три дня она будет здорова.
– Что тебе для этого нужно?– спросил Одел тихо и стиснул подлокотники своего трона.
– Все, о чем бы я не попросил.
– Пусть будет так. Иди и лечи…
И лекаря тотчас отвели в покои принцессы.
Горбун потребовал: жаровню с горящими угольями, талую воду, свою зеленую собаку- поводыря и, чтобы все вышли и не смели появляться, пока он не позволит.
– Именем короля,– сказал он.– Иначе принцесса умрет, и кровь ее падет на вас.
После таких слов никто не решился беспокоить чужеземца.
Оставшись в просторной, хорошо протопленной комнате, Оркмахи первым делом запер изнутри дверь. Развязав свой мешок, разложил на инкрустированном столике у изголовья уже впавшей в беспамятство принцессы, блестящие инструменты, изогнутые стеклянные трубочки, расставил по размеру несколько небольших колб. Вскипятил воду, остудил и влил, помешивая в узкий глиняный кувшин, до этого момента запечатанный густым, как смола, илом.
Горели по стенам светильники. Рядом со спящей принцессой сидел голодный вампир, смотрел, не отрываясь на исхудавшее за время болезни, но все еще прекрасное лицо.
– Красавица,– свистел он.– Таких больше нет.
Оркмахи молчал, склоняясь низко над колбами. Подождав, пока содержимое кувшина растворится в воде, всыпал внутрь горсточку зеленого пепла. Взболтнул, сказал, почти торжественно:
– Это мой час! Месяц летучие мыши прилетали в эту комнату, и пили кровь у спящей принцессы. По одной каждую ночь. И каждое утро, когда сытый нетопырь возвращался – я убивал его, выливал кровь принцессы, высушивал и собирал ее здесь, в этом кувшине.
Так повторялось двадцать восемь раз, между двумя полными лунами. От целой стаи моих лучших нетопырей осталась жалкая связка. Но я здесь, в замке!
Он разлил густо-красное содержимое по двум
колбам, соединил их хитросплетениями изогнутых стеклянных трубок, бросил в жаровню горсть бесцветного порошка, отчего по комнате пополз тонкий сладковатый запах. Перетянул руку девушки кожаным ремешком и, сделав крошечный нарез, вставил в вену узкий конец стеклянной трубки. Булькнув, кровь стала медленно переливаться принцессе.К утру, она чуть порозовела, но так и не пришла в сознание.
Весь следующий день Оркмахи не отходил от ее изголовья, совершал пассы, окуривал ее дымом от многочисленных болотных снадобий, читал заговоры.
На вторую ночь он развел остатки сухой крови и повторил переливание. Утром у принцессы дрогнули дважды густые тяжелые ресницы, но этим дело и ограничилось.
Летучие мыши перестарались. Колдун запаниковал. У него кончилась сухая кровь. Срочно нужна была свежая.
– Сначала создадим,– пробормотал он,– потом боремся…
И вечером второго дня он вышел из комнаты. Тотчас к нему приступил начальник стражи Ансгар, все это время дежуривший у двери с двумя вооруженными стражниками.
– Приведите двенадцать незамужних девиц!– потребовал колдун и, не отвечая на вопросы, вернулся обратно.
Спустя полчаса, девушки кругом стояли у ложа больной. Каждой из них Оркмахи дал по черной горящей свече, приготовленной из воска, черного ила и десятка его волшебных снадобий.
Когда под потолком собралось густое клубящееся облако, а одурманенные девушки застыли, как изваяния, Спилгрим принялся за дело.
Вначале он осторожно отпил несколько капель крови из надреза на руке принцессы.
– Сладенькая,– заклекотал он, судорожно дергая зелеными ноздрями и распахнув, сложенные обычно за спиной, костистые крылья.
– Отойди от девушки!– рявкнул колдун.– Сейчас вся надежда на тебя. Спутаешь кровь, и принцесса умрет. Живыми нам тогда не уйти.
Спилгрим покружил немного по комнате и, успокоившись, двинулся быстро по кругу, по очереди прокусывая каждой девушке вену позади колена, там, где не так заметны будут следы от его зубов.
Синни из Бохерин, румяная полногрудая толстушка, не так давно взятая в замок стряпухой, стояла четвертой. Не в силах больше сдерживаться, мучимый голодными спазмами, вампир прокусил ей вену и, прильнув, принялся взахлеб, с жадностью высасывать кровь.
– Где ты, гаденыш?!– колдун ненадолго потерял Спилгрима из виду. Лицо Синни, еще минуту назад пышущее здоровьем, сделалось бледным, мучнисто-вялым.
В два прыжка колдун оказался рядом. Рывком оттащил обезумевшего от крови вампира. Встряхнул его так, что клацнули длинные клыки. Зарычал, давясь от злобы:
– Ты что творишь, нетопырь болотный?! Погубить нас решил?! Да я с тебя шкуру сдеру, на куски порублю! Лучше я сам тебя съем, чем утром, по твоей милости, нас обоих скормят собакам. Убью!..– Выйдя из себя, колдун принялся колотить вампира.
– Прости, хозяин…– хрипел Спилгрим,– не удержался я, тяжело мне, не могу я без крови…
Колдун выхватил, наконец, из кучи своих инструментов, длинный, острый, как бритва изогнутый крючок и, прижав вампира к полу, стал примериваться, как ловчее содрать с того шкуру.