Мертвый мир - Живые люди

Некоторые люди в Холвудс, узнав, что их родственники сейчас на станции у Заказника, изъявили желание поехать с нами, но мест не было. Билл и Вильям решили, что в следующий раз, когда доктор Белчер вернется обратно, мы попытаемся что-то придумать.

Прощание с Дарлин получилось немного скомканным, потому что Билл всех поторапливал, а Робу не терпелось вернуться к Тони, какое-то бешенство скалы снова начало просыпаться. Бросив подруге что-то вроде «Еще увидимся!», я получила странный взгляд от Вэл, сидящей рядом, а после ворота Холвудс открылись, позволяя небольшой машине выехать на территорию, захваченную мертвецами.

Небо начинало темнеть, а каждый думал о чем-то своем. Кто-то о том, что новые знакомые или давно забытые друзья будут чаще встречаться, что отношения между базами скоро совсем наладятся, кто-то о следующем визите в супермаркет, другие же о своих заботах. А Барри думал о наручных часах, которые немного поцарапались.

– Почему ты так заботишься о них? – будто предпринимая последнюю попытку, заранее зная, что мужчина не ответил на этот вопрос, как не отвечал никогда, нарушил молчание Роб. Его широкие плечи заставляли чуть наклоняться в сторону, если ты не хотел получить синяк на очередной кочке.

Барри молчал, почти сливаясь с Лили. В машине места было мало, но это лучше, чем возвращаться пешком, да и багажник наполнен коробками с припасами. Грех жаловаться на такой конец пешей прогулки в Оттаву. Все оказалось не так страшно, как я ожидала. Кажется, самое время облегченно выдохнуть: подруга жива, наша группа не единственная, люди в Холвудс хорошие, а к нам едет врач, чтобы помочь с возможными проблемами. Скоро все будет хорошо.

– Эти часы, для меня они как души близких и родных людей, - неожиданно, когда все уже забыли, уставившись в окно, Барри заговорил, поглаживая ремешок на запястье.- Когда мои предки перебрались в большой город, насобирав денег, чтобы построить дом и открыть местную забегаловку, то первым, на что потратил сбережения мой старик были эти часы. Он отдал за них многое, мать тогда негодовала, не пускала его в свою постель, но он сказал: «Эти часы я отдам Барри, чтобы он знал, что время не властно над чужими мечтами. Если ты сильный человек, если веришь в себя, то исполнение твоей мечты зависит только от твоих решений и поступков. Мы вот смогли переехать сюда, наши родственники смогли, значит и Барри сможет исполнить свои желание. Значит и дети моего сына смогут понять эту вещь».

Часы хранили в себе ту самую тайну, о которой все мечтали узнать. Слова отца для сына, для внуков. Слова напутствия, полные надежды и пожелания счастья.

========== 5.5.Мертвый лёд - Холвудс(Часть2) ==========

Ночное черное небо затянуто такими же черными тучами. В воздухе пахнет озоном, свежестью и страхом. Снаружи слишком темно, но в здании никто не смеет зажечь потрескавшуюся лампу – всё тот же страх запрещает сделать это. Капли дождя падают на землю, пропитывая почву, а в темном небе гремит гром. Стоит выглянуть в окно, как ты ощущаешь чье-то невидимое присутствие. Когда вспышка молнии, появившаяся где-то вдалеке, разрезает небо, ты видишь очертания металлических огромных машин над землей. Они кажутся большим пятном, имеющим свои контуры и углы – именно их присутствие кажется невидимым, но ощутимым.

Мы прячемся на станции уже много месяцев, может, прошли года, я не знаю. Никто не знает, сколько ему лет, мы лишь ложно угадываем начало нового сезона, когда выпадает снег или становится слишком жарко.

Сначала мир поглотило зловоние, сейчас же темнота. И всегда мы живем одним страхом, дрожью под кожей, скорбью. Хотя, знаете, на смерть я теперь реагирую спокойно, я почти не обращаю внимания.

В мире давно уже опасно: ночью опасно, но днем опаснее всего. Потому что, когда кончается дождь и вспышки молний, теперь завсегдатаи гости ночи, становится светло и невыносимо жарко, что жажда убивает тебя. Когда приходит утро, а полоса солнца, красная от содержания чего-то инородного в воздухе, меняющего погоду, тянется на горизонте, они видят нас, наблюдают.

– Кевин, куда ты идешь? – Блэр почти шипит на темноволосого парня, что уверенно шагает вперед, обливаясь потом. В голове у меня звучит только «Идиот», и появляется желание посоветовать подруге забить на все это: если он хочет, пусть идет, его же выбор.

В лесу еще не так жарко, в лесу будто сохранились прежние законы природы – здесь пахнет зеленью и сосной.

– Нам нужно вернуться обратно! – игнорируя правило о тихом поведении, а лучше, молчании, Кевин вскрикивает, почти размахивая руками. Я наблюдаю за всем этим немного безразлично, потому что плевать я хотела на этого парня, его внешность меня бесит.

– Мы не успеем, рассвет уже начался, дождь заканчивается, - подходя ближе, снова просит его остановиться Блэр. Она каждый раз пытается что-то донести, как-то достучаться, но Форд давно перестал слушать. Он стал совсем тупым. – Сейчас мы скрыты кронами, а там они нас заметят.

После слов подруги неосознанно поворачиваешь голову в сторону светлеющего неба, на облака, пронизанные лучами красного солнца. Там висит эта непонятная штука, появившаяся, кажется, очень давно. Хотя, дни теперь идут по-другому: спишь при солнце над головой, бодрствуешь ночью.

Кевин тоже смотрит в небо, мы все теперь часто смотрим в небо – так говорит порой Блэр, вспоминая что-то, заставляющее ее лицо перекоситься от ужаса. Я знаю, о чем она вспоминает, что мелькает у нее в голове, но я стремительно забросила эти моменты в ящик памяти, откуда они вряд ли когда-то выберутся:

Сначала пришла жара, не было дождя, только солнце над головой, а потом началась затяжная ночь, продлившаяся около трех дней. Ливень все лил, размягчал почву, началась гроза. Стоило выглянуть в окно, а там уже висело это “что-то” .

Темноволосый парень, рвущийся обратно на станцию, до которой нужно перемахнуть поле, лишь слабо кивнул головой, соглашаясь, все же не желая стать мертвым. В лесу мы под крышей из веток, на поле же – как на ладони.

Ножи отсекают тонкие ветки с мокрыми от ночного дождя листьями, сомнительно сухие палки создают каркас для временного убежища. В рюкзаках есть старая одежда, чаще это трикотаж, которую разрезают на тонкие полоски, после используя как веревочки, скручивая и связывая ветки между собой. Все это в полном молчании, потому что тишина – главное правило.

Когда из сучьев, палок и веток создается что-то похожее на «лысый» шалаш, способный рухнуть от одной лишь атаки, всё накрывают листьями и еловыми лапами, засыпая сверху землей – так всё выглядит более реалистично и незаметно.

Я никогда не думала, что подобный шалаш смогу когда-нибудь построить, но сейчас это не приносит радости – всё принимается как факт, как правило, которому нужно следовать, чтобы выжить. И я буду следовать, не обращая внимания на таких как Кевин, который, если верить Блэр, когда-то был веселым и радостным.

Теперь мы сидим в шалаше, через щелки которого проникает дневной свет, становящийся всё ярче и жгучее – снова эта жара, заставляющая задыхаться от примесей в атмосфере. Мы пятеро сидим, чувствуя ложную безопасность и спокойствие, уверяя самих себя в надежде. Сидим и прижимаемся друг к другу, хотя температура тела давно превысила норму, но страх заставляет делать многое.

– Мне надоело так жить. – Кевин снова ноет, заводит тот разговор, который заводит каждый раз, стоит слушателям появиться. Зачем он пошел с нами, зачем вышел со станции, зачем вообще продолжает двигаться, если похож на жидкое дерьмо. Бесит.