Место третьего
Шрифт:
Мы с Рицкой просто сидим, скажем, за просмотром фильма, вдруг он застывает, глаза останавливаются в одной произвольной точке на минуту, а затем он вздрагивает, как будто просыпаясь, мотает головой и просит поведать, что сейчас происходило на экране. Не могу сказать, что меня это не напрягает, но хотя бы не как тогда… когда я впервые увидел весь этот кошмар. Рицка и сам уже почти смирился с провалами, поэтому подсознательно и я начинаю верить в то, что Сяхоу действительно раз и навсегда поможет этой проблеме исчезнуть, чем бы она ни была.
Однажды я даже пустился во все тяжкие и позвонил Томо, чей номер
Мой собственный день рождения подкрадывается быстро и незаметно, как вор к припозднившемуся прохожему. Я этот день, по правде сказать, не люблю. В детстве наверняка радовался — подаркам, но с момента отъезда в Гоуру четырнадцатое ноября меня просто раздражает и выматывает. Во-первых, на шаг ближе к могиле, на голову выше ответственности и на килограмм больше знаний, которые должны были появиться в минувший год. То есть опять я кому-то что-то должен. Ну и во-вторых, эти утомительные звонки…
Сначала, конечно, звонила мама, и непременно с самого раннего утра, когда я либо стоял одной ногой в ботинке, собираясь на занятия, либо как раз подходил к аудитории, либо, как было в прошлом году, посреди самого урока, когда в класс засунулась голова младшеклассника и сообщила, что Аояги-семпая срочно зовут на телефонный узел. После обеда — тоже, разумеется, в самый удачный момент — звонил папа, и мне вновь приходилось топать в другой корпус. Как будто нельзя вместе собраться и позвонить! Под вечер я всегда уже сам находил у кого-нибудь нелегальный телефон, звонил домой и, попросив позвать Рицку, иронично предлагал меня поздравлять.
Ну и многие, кто в это время отлавливал мои пробежки до телефонного узла и обратно, тоже начинали сыпать поздравлениями, от которых я уворачивался как мог. Не люблю я всё это, просто не люблю.
Так было в Гоуре, а теперь можно хотя бы родительских звонков не опасаться. Зато за два дня до этой «великой» даты выясняется, что нарваться я могу на нечто куда более страшное, чем телефонные разговоры. Потому что за ужином мама предлагает мне… «позвать всех друзей и весело отметить юбилей»… А потом обещает заказать торт, что добивает меня окончательно.
Вначале я пытаюсь как-то отшутиться, мол, не такая уж и важная дата, и вообще, вот когда пятьдесят стукнет — тогда и отмечу с размахом, и приглашать мне никого не хочется, это же для тебя, мама, будет так хлопотно, будний день всё-таки, да и Рицку как раз в Кимори везти… Но она почему-то продолжает так напористо стоять на своём, словно от этого моя жизнь зависит, и безопасные аргументы у меня вскоре заканчиваются.
Как
ни странно, выручает папа. Опустив край своей извечной газеты, он устало произносит:— Мисаки, Сэймею исполняется пятнадцать, а не пять, а это не подходящий возраст для домашних вечеринок с чипсами и газировкой. Ему наверняка хочется отметить день рождения не под присмотром родителей, а с друзьями где-нибудь в кафе. Оставь его в покое.
Это немного охлаждает мамин пыл. А после ужина отец зовёт меня в свой кабинет и вручает пятитысячную купюру с напутствием: «Развлекайтесь». Я говорю: «Спасибо», — и я на самом деле ему благодарен за заступничество, иначе мы с мамой попросту поругались бы.
Деньги я, конечно, взял, но вот развлекаться на них с кем-то не планировал. Я вообще не хотел сообщать никому в школе о своём дне рождения. Но Амида-кун и его друзья, конечно же, уже в курсе. Когда я прихожу на занятия следующим утром, они обступают меня, стараясь выпытать, как я собираюсь провести завтрашний день. Отвечаю им то же, что пытался сказать маме: не хочу ничего отмечать, не люблю, и вообще — не нужно. Но они слишком настойчивы, а обижать их резким отказом нельзя. Поэтому в итоге мы сходимся на нейтральном варианте: посидим в каком-нибудь кафе впятером после уроков. Рафу-кун говорит, что раз в библиотеке время проводим, то можно сделать то же самое, только вне школы и с едой — разница невелика. Мне остаётся лишь согласиться.
Мы с Соби стоим на маленьком островке земли среди бесконечной черноты Системы, отливающей фиолетовым. С разных сторон на нас летят вспышки заклинаний, огненные лучи и поблёскивающие ограничители, как будто противников сразу несколько, но ни одного не заметно. Соби удаётся отражать каждую атаку короткими щелчками пальцев, не произнося ни слова. Я озираюсь, силясь разглядеть хоть одну пару, но, похоже, мы здесь действительно одни — атакует сама Система.
Вдруг всё резко прекращается, в наступившей тишине отчётливо слышно тяжёлое дыхание Соби и чьи-то медленные звонкие шаги. Соби поворачивается на звук и отводит руку в сторону, заслоняя меня.
— Вот он — наш враг, Соби, — шепчу я. — Всё это было просто иллюзией, мороком. Уничтожь его немедленно, пока снова не начались атаки!
— Слушаюсь, — Соби поднимает ладонь. — Мизерикордия!
Я с ухмылкой смотрю, как материализовавшийся в две мерцающие полоски электрический разряд летит к соперникам, лиц которых до сих пор не видно. Одна из фигур вдруг бесстрашно шагает навстречу заклинанию, выходя из тени… и я вижу, что это Рицка.
— Остановись!
Я бросаюсь к Соби, повисаю у него на руке, но в уши вдруг врезается противное жужжание, как будто рядом со мной запустили сразу с десяток электропил.
— Он наш враг, Сэймей, — отвечает Соби с полным равнодушием.
— Рицка!..
Жужжание становится ещё громче, заклинание ускоряется… и меня подбрасывает в кровати.
Волосы липнут к мокрому лицу, пижама тоже пропиталась потом. До звонка будильника всего десять минут, а телефон надрывно жужжит, неторопливо скользя по столу. Тяжело дыша, открываю крышку только для того, чтобы сбросить звонок — это всего лишь Соби. Не знаю, что ему понадобилось от меня в такую рань, но что бы ни было — подождёт.