Между двух имён. Антология обмана. Книга 1

– Прошу, – второй праведник Авелина, польстившийся на претворение тёмных дум в жизнь, указал рукой в чащу, занавешенную плотным покрывалом ночного сумрака. – Если имеешь ты желание нестись сломя голову вслед за дитя, которое наверняка умрёт от голода или найдёт свою погибель, свалившись в канаву, то давай, порывайся и беги, – он повёл указательным пальцем по воздуху и натянул тонкую струну первозданной энергии мира. – Итогом нашего путешествия я доволен. Однако есть одна проблема, набившая мне оскомину.

Лунный свет посеребрил его руку, и пылинки, медленно парящие в воздухе, сверкнули золотом, коснувшись её.

– Какая же? – спросил Гискард и, ощерив зубы в насмешливой улыбке, широтой и фальшивостью своей напоминавшей дикий оскал, резко выбросил покрытую кровавым заревом длань вперёд, закрыв ею лицо.

Зашипели алые капли, сиянием солнца развеялись и заслонили высокую фигуру огромным щитом, режущим глаза ослепительной яркостью.

Гискард не был обделён интеллектом и поразительной способностью предугадывать действия своих оппонентов. Не счесть, сколько раз его пытались обмануть, подставить, убить, а затем похоронить в могиле без имени. Он чувствовал, нутром чуял, как его приятель, некогда пробуждавший в душе исключительное доверие, удерживал силы мироздания, не позволяя им сосредоточиться на исцелении пренеприятного ранения.

– Ах, дражайший, – посмеявшись, эльф, любовавшийся загадочным таинством смерти, что распустилось у его ног алым цветком, смежил веки, нагло подставив лицо теплу и свету, исходящему от золотистой полусферы. – Я восхищаюсь твоей непоколебимостью и преданностью своему делу, – он открыл глаза, позволив жару снизошедшего с небес светоча опалить их гладь, сплошь залитую медью, и занёс руку.

Гискард с завидным упрямством сделал шаг навстречу предателю, уверовав в свою неуязвимость.

Но любой щит был подобен скорлупке. Волшебные средоточия не могли похвастаться долговечностью, отчего сплетённая из них защита раскалывалась по прошествии нескольких минут или часов. Не имело значения, сколько времени занимало противостояние – итог был предсказуем.

– Обе твои руки окровавлены. Второй ты зажимаешь бок, – эльф издевательски усмехнулся, – придётся отнять от раны длань, однако силы твои будут растрачены попусту. Мы хоть и являемся долгожителями, но не бессмертны. Ты об этом позабыл, – размашисто взмахнув рукой, он виртуозно поиграл пальцами, нащупывая нечто невидимое, а после сжал ладонь и рванул кулак к груди.

Пустота расплескалась вдоль горизонта оранжево-жёлтой полосой, которая взорвалась, поползла по небу и клыками впилась в напряжённую руку, застыв в ней длиннющим хлыстом. Он змеился, словно мираж или причудливое порождение сна, и сердца замирали при колыхании оного. Одно мертвело от огненного величия и предвосхищаемого триумфа, другое – от ужаса, ибо не видел Гискард, чтобы кто-то другой из народа Авелин прибегал к такой злостной подлости, как Плеть Хаоса.

– Ты спросил, что за проблема изводит мой дух, – предатель замахнулся, занёс руку назад. – Ты слишком много знаешь.

Рывком выбросив пылающий мириадами жгучих вкраплений хлыст вперёд, он обрушил на эфемерную пластину первый удар, который вскоре обернулся градом таких же, сильных, безжалостных, сокрушающих. К своему дражайшему союзнику не питал он никакого сострадания, умело скрывая истинные намерения за маской приличий, подобострастия и сладкой лжи, многим удобной, многим желанной.

По возвращении в Авелинель Гискард наверняка переполошил бы всё тайное общество, противящееся политике нынешнего короля, поведав об открывшемся его глазам своеволии. Члены Совета запричитали бы, заклокотали, как вороны с перебитыми крыльями, и осудили бы своего названого брата, изрядно перекроившего начальный план.

Заявившись в условленное время на место, ставшее отправной точкой их кровопролитного, дурно пахнущего трупной кислинкой пути, эльфы преследовали цели, разительно отличавшиеся друг от друга: один грезил кончиной невинной, ничего не понимающей девочки, чью кровь попортило наследие отца; другой намеревался свести личные счёты с её матерью, из корысти, личного уязвления и затаённой ненависти уничтожив всё, что было ей дорого. Конечно, он бы не поскупился и прикончил бы маленькое недоразумение, перетасовавшее карты в счастливой колоде своим рождением, но передумал, так как нужды в этом больше не было: Сесилия зачахла столь же быстро, сколь и расцвела, благоухая потрясающим ароматом неугасаемой юности.

Он не видел смысла в погоне. Понимал, что искать низкий и худосочный силуэт в тенях величественных елей равноценно такому бессмысленному занятую, как искать иглу в стоге сена. Конечно, поджог суховатых колосьев облегчил бы поставленную задачу, раскалённая игла обнаружила бы себя белёсым сиянием, однако сомнения в том, что он смог бы испепелить спасённые ливнем лесные просторы, раздирали утомлённого жнеца изнутри. Он дорожил прелестью своего смертного обличья, красовался, разглядывая себя в зеркалах, и ходил с высоко поднятой головой как в прямом, так и в переносном смысле, лишь бы осанка была прямой, твёрдой и несгибаемой. Подобно воле, держащейся на непомерном самолюбии и горделивости. Эти столпы, присущие истинному солипсисту, как нельзя лучше определяли его мотивы, желания и мечты. Все они зиждились на ублажении его персоны, претворении его замыслов, несомненно великолепных и единственно верных, в жизнь. Решив прикончить кого-либо, он не отступился бы от задуманного ни на шаг. Этот случай не должен был стать исключением.

– Твоя непоколебимая приверженность кровной чистоте потомков Авелин неоценима.

И вновь хлыст обдал огнём лучезарное светило, заслонившее слабеющего, изнемогающего эльфа. Будто бы ожившая плеть выбивала искры из золотисто-белой пластины, резкими ударами разрезая ткань самого мира, его нити, соединявшие частички хрупкого витражного полотна в единое калейдоскопическое колесо, которое раскручивалось и, начиная с дикой скоростью вращаться, проецировало на область тьмы отрывистые, пестрящие вульгарным многоцветием сюжеты. Трагедия, заклеймившая позором и людей, и эльфов Авелин, была одним из таких сюжетов.

Плеть тысячи светил, несущая хаос и разрушения, была одним из многих магических воплощений, подвластных воле Изначального Народа. Казнь, заключавшаяся в разрубании провинившихся эльфов, будь то отъявленные преступники, краснобаи, алчные обольстители или лжецы, оклеветавшие достопочтенных господ, надвое. Такие зверства были достаточно распространены во времена Озарения, когда правители, уверенные в своей безнаказанности, изводили деспотией жителей прекрасных столиц. Страшной напасти, бросившей тень позора на увлекательные сказания о существах, сотворённых волей Вселенских Сынов, подверглись обе столицы: и в Авелинеле, и в Хар’ог’зшане порой шептались о тиранах, оставивших свой грязный след в многовековой истории.

С наступлением новой эпохи, избавленной от безумств и кровавых зрелищ, среди эльфов Авелин на призыв хлыста, пылающего мириадами крошечных солнц, был наложен строжайший запрет. Чародеи и чародейки, помогавшие выходцам из золочённого небесным светом народа развить врождённые способности, боле не приоткрывали завесу тайны, не обучали искусству владения обжигающей плетью. Но были в сложившемся обществе новых порядков не только послушные агнцы, бредущие вслед за своим пастухом прямиком в голодное жерло, но и инакомыслящие, те, кто хотел возродить былое величие и не чурался любых, порой самых противоправных методов достижения этой цели.

Хлыст, огненной стихией наносящий ужасные, зачастую не совместимые с жизнью увечья, отнюдь не был единственным заклинанием, применение которого ныне возбранялось. Их было множество, великое множество, однако знания об одних были безвозвратно утеряны, существование других же напрямую зависело от правдивости слагаемых легенд. Иные сказания не подвергались однозначной трактовке, оттого не удавалось определить, были ли события, описанные в них, явью или чьей-то фантазией. Без доказательных источников, содержащих информацию о местах силы и божествах, чьи имена либо стёрлись, либо затерялись в летах, заклятье поддавалось изучению с огромной сложностью или вовсе отказывалось подчиняться чужой воле, убивая зазнавшегося чародея своей энергией.