Между двух имён. Антология обмана. Книга 1

Противно засвербело под ложечкой, желудок скрутило в бараний рог от напряжения, в одночасье обрушившегося на сморённое дремотой естество. Вальтер сделал пару шагов вперёд, с трудом переставив ослабевшие ноги, широко зевнул, желтоватыми зубами сверкнув в серебряном свете небесного ока, и остановился чуть поодаль от своего дома.

Тропинка, ведущая в лесное чрево, зелёное и наполненное жизнью днём, но зловещее и ледяное впотьмах, неправильно вилась и изгибалась под углами, ранее ей не свойственными. Она разветвлялась на новые, неисхоженные давеча пути и стелилась, словно покрытый налётом язык, уходящий в распахнутую пасть спящего исполина.

Вальтер наморщил нос и почесал затылок, силясь понять, столкнулся он с обманом глаз, замутнённых темнотой, или с происками нечистых тварей, пробудившихся ото сна. Вспомнил он и наважней, пирующих людскими сердцами да потрохами в болотах, и поморок, беснующихся в кругу деревьев, и так страшно стало, боязно, что поджилки невольно затряслись. Думал Вальтер, что ему почудилось, что после самоотверженного обхода можно вернуться в родную избёнку победителем и завалиться почивать на лаврах, сотворённых воображением. Он легко улыбнулся, залихватски поиграл бровями, довольствуясь собой, и отступил назад, подивившись странному предчувствию, которое так и ни во что не вылилось. Рокочущий вздох вырвался из грудной клетки, сдавленной весом тёплого одеяния, однако его грохотание прервала ветка, хрустнувшая под чьей-то ногой. Вальтер взглянул на свои ботинки, заляпанные грязью, мхом и растоптанным сухостоем, помялся на месте, проверяя, не переломил ли ненароком какой-нибудь сучок.

Нет.

Стало быть, в сгустившемся сумраке был кто-то ещё. Кто-то, кого он не видел, но слышал.

Вальтер отпрянул в сторону, притаился в тени раскидистой ели, шумящей пушистыми ветвями, которые бережно расчёсывало промозглое дыхание сонной природы. Опостылевшее, набившее оскомину чувство страха, клокочущее наравне с сердцем, усилилось, когда он, притихнув в объятиях колючего древа, услышал далёкие голоса. Они приближались, вторя неспешному, нарочито медленному шагу. Некто шёл, крадучись, подобно зверю, выслеживающему свою добычу.

Голову пронзило острой болью. Она окольцевала разум дюжиной терновых венцов, разорвала в клочья заурядные мысли, вычленив из них непреодолимое желание убежать, спрятаться, провалиться сквозь землю прямиком в костлявые руки покойных пращуров. Вальтер сгинул бы, задушенный их крепким хватом, и напоследок вдохнул бы прелое, сырое зловоние скорой смерти, ибо то, что было уготовано ему в действительности, было куда страшнее оной, куда омерзительнее вида разлагающихся тел и трупного смрада, исходящего от них. Участь, ввергнувшая бывалого, матёрого охотника в ступор, была тем злосчастна, что и Сесилия, и Джейн должны были разделить её со своим кормильцем.

За ними пришли, и неотвратимость скорой расправы лишала призрачной, самой хрупкой и надуманной надежды. Теперь бежать было некуда: либо пан, либо пропал.

Вальтер скрежетнул зубами, стиснув челюсти до боли в дёснах. Он решил, что ещё побрыкается на этом свете, вдоволь порезвившись хотя бы напоследок. Не ради себя, но ради своей семьи, смысла своей никчёмной жизни, которым он по глупости пренебрегал в течение многих лет.

В изумрудном мраке хвойника, перешёптывающегося голосами тысячи елей, показались блеклые, растушёвыванные тьмой очертания. Незнакомцы, укутанные ночным покрывалом, брели по странной, невесть откуда взявшейся тропе, о чём-то мирно беседуя. Сначала суть их разговора не была ясна, но Вальтер навострил слух, припал спиной к шершавому стволу дерева, позволив охристым иглам царапать свою кожу, и затаился, подпустив таинственные фигуры непозволительно близко к себе.

– Жалкое зрелище, – резюмировал низкий, басовитый голос, смягчённый бархатной хрипотцой. – Милый домик. Вон, свет в окошках теплится. Что это?.. Лучина?

– Спят видать, – подхватил второй, более молодой и звонкий, сдобренный проворной иронией и жеманством. – Или дремлют… Недолго им…

Незнакомец с елейным голоском неразборчиво промурлыкал что-то себе под нос, а первый, по манере общения грубоватый и жёсткий, несдержанно гоготнул.

Вальтер поморщился. Ей богу, всякая ворона кричала приятнее, чем смеялся этот проходимец, уповающий на его нерасторопность и глупость. Встретив поморь, Вальтер предвосхищал столь скверный исход грядущей ночи, однако и помыслить не мог о том, что он всенепременно воплотится в реальность, обернувшись настоящей угрозой. Смертельной опасностью, что в одночасье нависла над его семьёй.

Он заскользил руками по дулу ружья, попытавшись унять предательскую дрожь в локтях. Подгибались колени, поперёк горла словно встала игла, своим острым концом впившаяся во влажную стенку гортани. И охотник, привыкший властвовать над чужими жизнями, почувствовал себя жертвой. Зверем, зажатым меж пропастью и дулом. Оленем, отчаянно наставившим рога на злостного недруга в попытке защитить самое дорогое, что было у его животного сердца, судорожно колотящегося в могучей груди.

Скрипнуло нагретое ложе. Сесилия поднялась на ноги, скользнула ладонью по тёплому одеялу, разглаживая волночки складок, напоследок коснулась пальцами бледно-розовой щеки Джейн. Девочка причмокнула во сне и нахмурила брови: в этом её выражении недовольства Сесилия видела себя. Она тоже сводила брови высоко над переносицей, выразительно выгибала их и хмурилась. В такие моменты её лик приобретал обворожительную холодность и стойкую, непоколебимую твёрдость черт.

Она подошла к окну: ветер сокрушал деревянную раму снаружи, зябкой прохладой просачиваясь сквозь небольшие щели. Огонёк, танцующий на обуглившемся конце лучины, обдал лицо Сесилии масляным светом, замарал жёлто-оранжевыми тонами снизу, изящно подчеркнув подбородок пламенной охрой.

– Странно, – полушёпотом заключила Сесилия, рассуждая вслух. Она отодвинула занавеску, ладонью сжав её расшитый край, и всмотрелась в непроглядную темноту. – Куда он направился в столь поздний час?

Вопреки своим словам и волнению, Сесилия не собиралась идти вслед за мужем. Унижение, нанесённое ей пощёчиной и гневными речами, было сильно. Оно разъедало цепи терпимости, и Сесилия держала обузданную ярость на коротком поводке, намереваясь освободить её при любом удобном случае. Например, если Вальтер вновь вознамерился бы поднять на неё руку. Отныне она была готова: знала, что супруг был способен на такую низость, такую неимоверную подлость, что во рту противно горчило только от одного воспоминания о ней.

Застывший мрак, ночами поглощающий краски лесного пейзажа, неожиданно пришёл в движение. Он поплыл и закружился крошечными водоворотами, запятнал смолью оконце, брызнув на него снаружи. Сесилия ахнула, отпрянув, и зажала рот ладонью. С надеждой оглянулась она на Йенифер, лежащую в постели. К счастью, та не проснулась.

Сесилия простёрла дрожащую руку к окну, ладонью не коснувшись заиндевевшего стекла, и прикрыла глаза, жаром своей души обнажив порочную природу диковинных видений: из сердцевины её длани вырвался поток света, сплетённого из мириады золотых канителей, вытянутых в тонкие, мелодично позвякивающие струны. Благословенная музыка наполнила остроконечные уши праведным звоном, похожим на колокольный, и светила всех созданных когда-либо миров пели, приоткрывая чародейке завесу тайны.

Тени, что мелькали среди древ, показали своё уродство, сокрытое мглой: то были люди. Полчище людей, во главе которых стояли две фигуры. Эти силуэты обладали исключительной силой, и свет, доступный только взору Сесилии, не смел прикоснуться к ним, боязливо обходя стороной.

Она напряглась. Её поджилки затряслись, в горле пересохло, а низ живота обвили прилипчивые путы страха.

Неужто им вновь придётся бежать? А удастся ли?

Сесилия сжала ладонь в кулак и впилась в её середину ногтями, оцарапав нежную кожу до крови. Хуже чудовищ в людских обличьях, обступающих их обитель, был Вальтер, на которого тоже упал солнечный луч. Он прятался в ветвях ели, видя только двух незваных гостей. Ему не было доступно то страшное, что открылось взору Сесилии. Она боязливо отступила назад, поняв намерения своего мужа. Он собирался расправиться с зачинщиками нападения, не зная, что вокруг них вилось средоточие поразительных сил.

И эта магия показалась Сесилии знакомой. Она заглушила свой всхлип и отвела раскрытую руку в сторону, отвязав сияние от своих пальцев. И оно понеслось вперёд, сорвавшись с простёртой руки. Мутное стекло всколыхнулось, задребезжало в старой раме. Заскрежетали снаружи резные наличники да пошли трещинами, осыпаясь древесной трухой. Солнечный блик, привлечённый Сесилией, вытягивал из неё силу. С непривычки чародейка, позабывшая обо всех тонкостях, вложила в спасение, дарованное огненной стихией, запредельно много жизненных сил. Тонкий поток света приобрёл очертания, разгорелся и огненным клубком покатился по жухлой траве, разматывая золотую нить.