Между вороном и ястребом

– Лорд Ангус, сколько лет вы прослужили канцлером при... короле Малксльме?
– Имя родного отца Альс произнес с отвращением.
– И сколько - у короля Кристуса?

– Девятнадцать лет при его величестве Кристусе и двадцать два при его величестве Малкольме, - последовал бесстрастный ответ

– Лучано чуть не охнул Сколько?! Целая жизнь' И после стольких лет безупречной службы грандсиньор бестрепетно готовится ззойти на плаху''! Неужели у Альсэ язык повернется и рука поднимется?!

– Сорок один год - подытожил Аластор - За тяжкие преступления осуждают на двадцать пять лет каторги...

– Лучано промолчал, что <аторга бывает и бессрочной. Хотя даже двадцать пять лет - это просто растянутый во времени смертный приговор, потому что столько на каторге прожить невозможно. Сам не сдохнешь немыслимой милостью богов - охрана поможет, когда придет срок выходить на волю. Каторга - это всегда путешествие в один конец - прямиком в Сэдь Претемной или котлы Баргота Но сейчас речь не об этом. Ему показалось, что он понимает, на что намекает Альс, и сердце пропустило удар в томительно-тревожном и сладком ожидании

– Я видел, как вы работали, - тяжело и мрачно, словно вынося приговор, продолжил Аластор.
– Как рано являлись во дзорец и как поздно его покидали Сколько успезали сделать, жертвуя здоровьем и самоР жизнью. Милорд Ангус, услышав причины, которые толкнули вас на заговор, я не могу и не >очу ссудить вас на смерть, а каторгу вы давно отбыли, причем с такой пользой для Дорвенанта, что мне следует вас награждать, а не наказывать. Я...
– Он запнулся, подбирая слова, ко упрямо заговорил опять: - Я знаю, что должен решить иначе Королевская кровь священна... Но и король должен исполнять святые обязанности, назначенные ему богами v людьми Если самое лучшее и полезное животное заболевает бешенством, его приходится убить, как бы ни было жаль. Если человек преступает законы, его судят и наказывают Но кто может осудить короля⁹ Короля, который забыл о долге вверг подданных в нищету, а земли - в запустение? Человеческого суда для него нет. а божественного еще дождись...

– Он горько усмехнулся, ззял чашку и сжал ее в огромных ладонях, как будто собирался раздавить хрупкий фарфор.

– «Не порезался бы!
– вскинулся Лучано.
– И не отобрать же ..»

– Знаете, милорд.
– так же мучительно тяжело продолжил Альс.
– Когда-то я думал, что короли - особые люди, стоящие выше всего... А потом сам надел корону и понял очень мно-ое И узнал. Про Риккарди. которые продают своих дочерей как залог успешной торговли, и Пьячченцца, которые не гнушаются приворотами и убийствами Про Джанталья которые свели свой род в могилу излишествами и непотребным поведением Про Фрагану, где канделябр за семейным ужином - единственное средство спасти и страну, измученную войной, и принцессу, которую родной отец готов отдать в жены чудовищу. Флоризель. кстати, стал мне другом, и когда я услышал его историю, я его не осудил... А сегодня я узнал многое про Дорвеннов. которым присягал, которых считал если не благодетелями своей родины, то хотя бы мудрыми рачительными хозяевами... И если скажу, что уверен в своей правоте, я совру. Но вот что я понял - иногда полной правоты просто не бывает. И каждый сам решает, на какую правоту он согласен По совести или по закону?

– Он снова смолк, в гостиной стояла завораживающая тишина, и Лучано боялся дышать, чтобы не нарушить ее. Только смотрел на Апастора и снова, уже в который раз. понимал за что любит этого человека, почему присягнул ему и намерен служить всю жизнь, считая это высшим счастьем.

– - Вы. конечно, помните какую шутку я сыграл с приговором егерям - вздохнуз опять заговорил Аластор.
– Дело было серьезное но закончилось... даже весело, пожалуй. Как зыкрутился в истории с Лионелем Саграссом.. Это было не очень просто придумать, но легко и забавно выполнить - как на столбиках плясать во время урока фехтования. Маленькие испытания для того, кто вчера стал королем. Как шаги к чему-то большему. Потом умерла Беатрис, моя жена совершившая немало преступлений. Но я ее любил, а виновны в ее смерти оказались мой лучший друг и. не зраг, но близко к тому. И снова мне пришлось решать и выбирать. Я думал, это был сложный выбор¹ Но боги любят посмеяться над теми, кто считает их уроки слишком тяжелыми Всегда бывает сложнее¹ Вот - этот день настал И я снова не хочу делать выбор, которого требует закон, не хочу слушать свой разум, потому что сердце говорит громче. А оно твердит, что вы были правы! Малкольму Дорвенну следовало помнить, что Дорвенант ему не подарили, как дешевую ярмарочную игрушку, что не жаль сломать или забросить! Дорвенант ему доверили! А этс совсем другой долг... Ему следовало лучше воспитывать сыновей, раз уж сам он не хотел править. Или хотя бы постараться сделать так, чтобы их смогли воспитать другие люди. Я же знал принца Криспина Пусть несколько минут но знал¹ Он показался мне славным... Слишком легким, может быть, но любезным и веселым... Только что толку от зеселости принца крестьянам, у которых в полях мокнет или вымерзает урожай? Или горожанам на Северной окраине, где лошади по брюхо тонут в грязи? Или даже лордам, которые грабят купцов, чтобы заплатить налоги, а кто не платит того не осуждают, но завидуют... Принцы не совершили ничего страшного, ничего непростительного? Это как посмотреть! И я сейчас не про обесчещенных фрейлин или избитых пажей говорю, понимаете? П про то, что им простили бы осс ото, будь они хороши о том. для чего судьба их предназначила - в управлении страной. Да если бы они хоть попытались! Двадцать с лишним лет вы служили Малкольму¹ И пусть он не сразу стал таким, не вы же годами пытались вытащить этого борова из болота пьянства и лености! Просили, умоляпи. уговаривали... Знаете, пока вы рассказывали, у меня мелькнула мысль - а что, если ваш сын когда-нибудь сочтет, что я - слишком плохой король? И что Дорвенанту будет лучше без меня? А потом я подумал, что если позволю себе такое... Если годами стану губить свою страну и подданных, если превращу наследников 8 свое омерзительное подобие... Значит, я заслуж/ любую судьбу которую мне отмерят люди, знающие свой долг И надеюсь, что они этот долг исполнят, как исполнили зы!

– Он выдохнул и замер, по-прежнему сжимая в ладонях фарфоровую чашку, расписанную сине-голубыми бегущими лошадьми. Лучано с трудом оторвал взгляд от лица Альса, перевел его на заговорщиков и поразился: три пары глаз сияли, слоено через них наружу рвался огонь, рожденный в сердце. Так. словно этим троим не просто объявили полное помилование, но и наградили чем-то потрясающе желанным¹

– «Они видят, ради чего совершили все э^_о.
– понял Лучано.
– Кого посадили на трон. Человека, который способен понять их! И пойти дальше путем, на который они его направили.

– Пожалуй, даже если бы Аластор велел их казнить, они бы приняли его приговор и умерли... не счастливыми, нет, но спокойными за Дорвенант».

– Зы отбыли свою каторгу заранее \илорд Ангус, - устало закончил Аластор.
– И мне бы стоило наградить вас за верность долгу и стране, но я зряд ли смогу это сделать, уж простите Не потому, что не ценю ваш риск и самоотверженность, а потому что мне слишком больно сейчас. От этого всего...

– Он поставил чашку на стол, не прекращая смотреть прямо в лицо бывшему канцлеру.

– Ваш сын останется на посту Я верю, что он не был посвящен в заговор, но если бь даже знал... Он — Аранвен, а н iсмерь куда лучше иинимаги ми какие Аранвены и чю они знача! дли Дорвеннов. Они - не слуги короны, а ее стражи. Стражам иногда приходится убивать, такая уж у них служба. Я... постараюсь всегда помнить об этом и научить этому своих детей, если боги мне их пошлют Что касается вас. милорд.. Я приказываю вам забыть случившееся Навсегда Не вспоминать об этом и не напоминать мне. Унесите эту тайну в Претемные Сады, когда придет заш срок, и если Благие Семеро пожелают наказать вас... Надеюсь, они сначала призовут на суд короля Малкольма с сыновьями И не обвинителями, а ответчиками!

– Несколько ударов сердца в гостиноР снова было тихо, потом заговорила грандсиньора Аранвен:

– А что вы скажете о моей вине ваше величество? Должна ли я передать должность королевского некроманта кому-то, более достойному доверия?

– Более достойному?
– невесело усмехнулся Альс.
– Я помню, кто накрыл меня щитом, когда принцесса Лоренца бросила проклятие. Вы. ваш сын и ваш ученик. И кого более достойного я могу найти на эту должность? Такого кому смогу доверить не только свою жизнь, но и свой рассудок, и свою семью? К тому же вы сами просили о возможности разделить судьбу супруга. И я совершенно с этим согласен. Его помилование - и ваше помилование тоже. Иначе и быть не может Разумеется, вам также следует молчать об этой истории - пожизненно

– Лучано. который весь разговор был напряжен как арбалетная пружина, выдохнул, радуясь, что до него здесь никому нет дела. Он как служка за сценой, на которой гремит финал трагедии. Падают пронзенные кинжалом герои кого-то милуют, а кого-то казнят, кому-то признаются в любви или отвергают, а его дело - вовремя подавать реквизит и дергать за веревку, опуская и поднимая занавес. И смотреть, слушать, думать... Гореть сердцем вместе с Альсом, пытаясь хоть немного облегчить его ношу и чувствуя его боль, как свою собственную! Ведь ничего еще не кончилось' Альс помиловал только грандсиньоров Аранвеноз...

– Что касается вас. милорд магистр, - повернулся к разумнику Аластор, и Лучано снова подобрался, расслышав холодок в его тоне и оценив этикетное обращение.
– Наказывать вас за участие в заговоре бессмысленно. Вы сказали, что виновны в несчастьях, которые причинил Разлом. Однако вы. как и чета Аранвгнов пытались предотвратить их. Возможно, это следовало сделать иначе. Меньшей кровью, меньшими жертвами. Но я сказал это о лорде Бастельеро и повторю снова: вы делали то, что могли, и не тем. кто ничего не сделал, судить вас.